Роберт Смит - История психологии Страница 87

Размышляя о поражении, которое Франции нанесла Пруссия, — что повлекло за собой восстание вДТариже и Коммуну, друг и коллега Дюркгейма Эмиль Бутми (Emile Boutmy, 1835–1906) говорил, что 'в войнах, которые вела Пруссия, «победу одержал Берлинский университет». Он имел в виду, что Пруссию сделала сильнее ее новая система высшего образования (см. главу 2). Будущее Франции поэтому напрямую зависело от образования ее народа: надо было «вернуть людям их головы» [цит. по: 85, с. 45]. Для Тэна образцом была Британия: в книге об интеллекте (1870 г.) он дал изложение британской эмпирической психологии. Вместе с Бутми он основал школу политических наук как институт, который, по примеру Джона Стюарта Милля и Спенсера, будет обосновывать политику знаниями о природе человека. Эти и другие исследователи были убеждены в том, что для современной массовой политики крайне важно систематическое изучение как рационального действия, когда человек действует как индивид, или отдельная личность, так и иррационального действия, /согдя личность поглощена толпой.

В Италии также существовала литература, посвященная толпе, хотя авторы вроде Сципиона Сигеле (Scipio Sighele, 1868–1913) в политике придерживались скорее либерально-радикальных, чем либерально-консервативных взглядов. Ломброзо, Энрико Ферри (Enrico Ferri, 1856–1929) и другие врачи и адвокаты, стремившиеся модернизировать Италию после ее объединения в 1870 г., были убеждены, что для этого необходимо изучить биологические и материальные условия жизни итальянцев и, тем самым, предпосылки возникновения их проблем. Когда появилась книга Ломброзо «Преступный человек» (L’uomo delinquente, 1876), эта группа, сосредоточенная на юридических факультетах Турина и Болоньи, выступала за правовую реформу на научной основе. Адвокаты и ученые утверждали, что государство должно заменить карательное правосудие наукой о преступном типе личности, который надо рассматривать как биологическую, а не моральную проблему. Ломброзо и психологи — теоретики толпы, однако, разделились: Ломброзо придерживался натуралистического детерминизма, тогда как теоретики толпы объясняли преступление положением индивида в обществе. В «Преступной толпе» (La folia delinquente, 1891) Сигеле, ученик Ферри, утверждал: попадая в толпу, индивид становится преступным типом, а толпа может стать криминальной общностью, хотя это и не обязательно. В прошлом был опыт крестьянских восстаний и забастовок рабочих, и итальянские адвокаты (в отличие от французских теоретиков) упоминали в суде толпу как смягчающее вину бунтовщиков обстоятельство: индивид как член толпы, утверждали они, ответственен в меньшей степени. Затем авторы, работы которых относятся скорее к социальным наукам, чем к юриспруденции, предприняли более систематическое сравнение разных социальных групп, и, помимо опасных, изучали и те группы, которые можно было считать благополучным проявлением коллективной жизни людей.

Французские и итальянские авторы исходили из того, что ключ к познанию социальных потрясений — таких, как преступления, забастовки или политические перевороты — кроется в индивиде, отдельной личности. Утверждалось, что, когда люди собираются вместе, они скорее склонны действовать так же, как другие, чем делать самостоятельный выбор; это создает видимость существования группового сознания, или сознания толпы. Авторы четко разделяли два вида действия, ставя индивидуальный нравственный поступок выше коллективного поведения. Два французских автора, Лебон и Тард, в 1890-е гг. расширили психологическое содержа — ние этого анализа — Лебон в довольно популярной книге «Психология толпы» (Psychologie des foules, 1895), а Тард, более академично, — в «Законах подражания» (Les lois de l’imitation, 1890). На Лебона и Тарда оказали влияние споры по поводу гипноза между парижской школой Шарко и школой Нанси в 1880-е гг. В результате этих дебатов все узнали о внушении, или суггестии, — предполагаемой способности внешних сил или людей влиять на действия человека так, что он этого не осознает. Иногда так называемая внушаемость становилась ключевой темой при обсуждении жизни в большом городе — этом сумасшедшем доме, где человек — марионетка в руках могущественных внешних сил. Справедливости ради отметим, что в это же время — в 1890-е гг. — Дюркгейм, в отличие от Лебона и Тарда, развивал социологический анализ, исключив индивидуально-психологический подход и рассматривая коллективную жизнь как социальную реальность саму по себе, не сводимую к сумме реальностей индивидуальных.

Эгоцентричный и эксцентричный женоненавистник, в политике фанатично отстаивавший интересы элиты, Гюстав Лебон (Gustave Le Bon, 1841–1931) был при этом одним из самых значительных популяризаторов науки во Франции. Хотя его работы и не отличались особой оригинальностью, его концепция психологии толпы получила наибольшую известность. Для Лебона толпа представляет собой все низшее в современном мире. «Следует отметить, — пишет он, — что среди специфических характеристик толпы есть несколько таких — импульсивность, возбудимость, неспособность к разумным суждениям, отсутствие здравого смысла и критического духа, чрезмерная эмоциональность и прочие, которые почти всегда наблюдаются у существ, находящихся на низших ступенях эволюции, — к примеру, у женщин, дикарей и детей». На Лебона повлияли труды Тэна, Сигеле и французского психолога Рибо, писавшего об эволюционном прогрессе и деградации; отразилось в его работах и характерное для того времени увлечение гипнозом. В результате он охарактеризовал индивида в толпе как человека аномально внушаемого. Личность en masse, утверждал Лебон, теряет свою способность к выбору. «Все зависит от природы внушения, которому подвергается толпа» [цит. по: 85, с. 130–131]. Толпа, говорил он, похожа на женщину: примитивно устроена и легко ведома. Этим объясняется власть лидеров и непостоянство толпы — точно так же, как и власть мужчин над женщинами. Выдающийся лидер может управлять толпой. Политики того времени с интересом отмечали, что толпа, с воодушевлением взывавшая к генералу Буланже, чтобы он принял власть в середине 1880-х гг., не подозревала о том, что вывела его на сцену маленькая группа богатых тактиков. Парижская газета «Фигаро» писала: «Инстинктивно толпа бурно приветствует человека, в котором чувствует сильную волю» [цит. по: 85, с. 153]. Наблюдатели также отмечали, что радикально настроенные первомайские толпы, которые в начале 1890-х гг. приводили в ужас консерваторов, несколько лет спустя травили либеральных дрейфусаров — сторонников Дрейфуса. Наблюдатели предполагали, что в демонстрациях участвовали одни и те же пролетарии, которые лишь следовали тому, что им внушали в этот раз. Историки, однако, сомневаются, что все происходило именно так.

Основываясь отчасти на таких наблюдениях, отчасти на предвзятых мнениях, Лебон создал свою психологию толпы, которая, как он считал, даст возможность умному лидеру организовать массовую поддержку своих действий. Страх элиты перед политикой масс — «народ правит, волна варварства растет» — он превратил в возможность: поскольку индивидуальные качества в толпе ослабевают, то высший человек, стоящий вне толпы, может ею управлять [цит. по: 85, с. 179]. Его работы были переведены на румынский, шведский, турецкий, японский и другие языки; он переписывался с политической элитой и сам приобрел большой вес. После того, как в 1922 г. в Италии Муссолини привел фашистов к власти, Лебон послал ему надписанные экземпляры своих работ, и дуче сообщил, что уже читал их. Еще до 1914 г. Адольф Гитлер, когда он был беден, жил в Вене и собирался стать художником, вероятно, впитал идеи Лебона. Лебон помог изменить представление о толпе: вместо неуправляемой кучи она стала восприниматься как дисциплинированная масса. В Париже начала века, при почти полном пренебрежении со стороны академических кругов, Лебон принимал на широкую ногу гостей в своем салоне и добился внимания командного состава французской армии: офицеры высшего эшелона искали средства поддержания порядка и эффективности массовой армии. В Российской империи многие тоже были озабочены проблемами массовой психологии. Иван Алексеевич Сикорский (1845–1918), профессор психиатрии из Киева, писал о слабости воли в русском характере (как у Обломова), связывал это с опасностью вырождения (показателем которого для него был рост числа преступлений и самоубийств) и выражал тревогу по поводу того, что слабохарактерные люди будут поглощены толпой. Но в революцию 1905–1907 гг. либеральная интеллигенция видела в толпе оппозицию правительству, что не позволяло изображать толпы только как иррациональную силу.

Начав с характеристики толпы на парижских улицах, Лебон распространил свои идеи на все виды собраний, включая парламент. Как только люди пытаются принять коллективные решения, считал он, качество рационального интеллекта ухудшается. Он смотрел на социализм как на нечто фундаментально несовместимое с естественными условиями разумного принятия решений, и ядовито высказывался по поводу него в печати. Габриэль Тард (Gabriel