Эми Минделл - Альтернатива терапии. Творческий курс лекций по процессуальной работе Страница 4

В особенности меня вдохновляли сеансы разбора случаев, которые Арни проводил в течение последних двадцати лет во многих странах по всему миру, и в которых нередко принимали участие от тридцати до ста терапевтов. На этих сеансах всегда царила стимулирующая атмосфера, где все говорили одновременно, вместе думали, вместе медитировали, разыгрывали те или иные вещи, и где в центре внимания всегда было развитие терапевта и восприятие клиента в качестве части этого терапевта[5].

На этих сеансах я начинала понимать, как важно развивать большую тонкость в моей работе. Широкий спектр клиентов, о работе с которыми шла речь, и уникальность каждой ситуации «клиент – терапевт» требовали гораздо большего усовершенствования моих методов и моего понимания себя как терапевта. Начав изучать эти тонкости, я выявила ряд ключевых принципов, лежащих в основе работы. В «Альтернативе терапии» я пытаюсь разъяснять эти принципы. Выдуманные типичные примеры, которые я создала в данной книге, были извлечены из этих исследований.

Работа по разбору случаев и процесс сновидения

В сегодняшних школах психотерапии существует много разных подходов к разбору и контролю случаев работы с клиентами. Хотя эта книга и не о контроле случаев как таковом, мне представляется, что для понимания происхождения основных принципов, о которых я в ней рассказываю, полезно взглянуть на эволюцию нашего процессуально-ориентированного подхода к разбору случаев.

Когда Арни в конце 1970-х гг. впервые начал проводить занятия по разбору случаев, будучи обучающим аналитиком в Институте Юнга в Цюрихе, каждого терапевта, которому предстояло описывать ситуацию своей работы с клиентом, сперва просили представить информацию в письменном виде. Затем на занятии терапевт читал эти записи, а Арни и другие члены группы высказывали свое мнение, чтобы помочь терапевту достичь большего понимания.

Со временем акцент Арни несколько менялся. Хотя прием информации от клиента («содержание») оставался важным, Арни начал сосредоточивать основное внимание и на выявлении подробностей («процесса») взаимодействия клиента и терапевта. Арни мог просить терапевта «разыгрывать» типичные взаимодействия с клиентом. Это поведенческое разыгрывание нередко открывало новые, живые части информации о ситуации, которые до этого ускользали от внимания.

Добавляя к «картине» эту поведенческую информацию, Арни показывал, что можно связывать представление клиентом словесной информации и его сновидений и ситуаций отношений с текущим коммуникационным обменом между ним и терапевтом. Вместо того, чтобы строить предположения о сновидении или содержании прошлых переживаний клиента, можно было с помощью чувственных сигналов, наподобие тона голоса, жестов, позы и ритма речи открывать, как эта информация возникает в текущий момент. Арни часто говорил, что никогда не бывает уверен в своей интерпретации сновидения или в понимании той или иной ситуации терапии, не имея возможности видеть, как сновидение проявляется в текущий момент. Это направление внимания создавало живую и стимулирующую ситуацию обучения.

Обращение Арни к сбору поведенческой информации о клиентах основывалось на его открытии Сновидящего тела – зеркала, существующего между телесными переживаниями и образами сновидения. Он обнаружил, что сновидения случаются не только ночью, когда мы спим, но и проявляются в течение дня в наших спонтанных движениях, телесных ощущениях, в наших проблемах взаимоотношений и взаимодействиях с внешним миром. Процесс сновидения проявляется в любое время, опровергая представление о том, что представляют собой «материя» и «психика». Вместо того, чтобы полагаться исключительно на ночные сновидения или на словесную информацию, Арни начал наблюдать течение процесса сновидения и его проявления через различные чувственные каналы (слух, зрение, ощущение, движение и отношение).

Модель процессуальной работы имеет тройную основу, характеризующуюся научной и эмпирической, равно как и глубоко мистической природой. Практикующие процессуальную работу сосредоточиваются на сигналах, которые можно видеть и измерять, в то же время, зная, что они исходят от глубинного и невидимого процесса сновидения. Подобно «Несказанному Дао», этот процесс сновидения представляет собой источник всего сущего. Мы не можем видеть его непосредственно, но замечаем его отзвуки в его проявлениях в нашей повседневной жизни. По существу, процессуальная работа – это феноменологический поход, делающий акцент на восприятии потока событий и уважительном отношении к нему, а также на убеждении, что даже самая трудная проблема содержит в себе зародыш ее решения. Следовательно, терапевт действует как помощник осознания, который замечает, что происходит, содействует осознанию клиента и старается как можно лучше следовать природе.

Благодаря акценту на теории сигналов и каналов, в процессуальной работе используется набор нейтральных терминов, не зависящих от конкретной культуры. Это позволяет работать с широким спектром людей – от маленьких детей, еще не умеющих говорить, до людей из других стран, людей в крайних состояниях сознания (например, находящихся на пороге смерти) и до групп людей или организаций. Теория процессуальной работы не отдает предпочтения какой-то одной точке зрения на действительность перед другой, и вместо этого сосредоточивается на отношении между нашими различными частями и процессами. Она следует переживаниями, а не придерживается каких бы то ни было стандартов, определяемых культурой.

Открытия в ходе изучения разбора случаев

С годами эта процессуально-ориентированная форма разбора случаев позволила сделать ряд открытий, которые занимали центральное место в моих исследованиях. Одно из них состоит в том, что обычно существует несоответствие между словесным описанием терапевтом проблем своего клиента и действительными поведенческими сигналами клиента. Иногда, когда терапевт действовал как его клиент, этот клиент выглядел очень непохожим на человека, которого он перед этим описывал! Это несоответствие чаще всего было результатом того, что терапевт оказывался поставленным в тупик ситуацией клиента и потому был неспособен его ясно видеть. Разыгрывание роли клиента нередко выводило на поверхность ощутимую информацию, которую терапевт еще не осознал.

Еще одно открытие, сделанное при изучении такого типа разбора случаев – это то, что иногда, описывая своего клиента, терапевт описывает не того человека, а самого себя и свои собственные проблемы! На самом деле, бывают моменты, когда клиент кажется вполне благополучным по сравнению с внутренней борьбой терапевта! В таких ситуациях разбор случаев нередко смещается в направлении внутренней работы терапевта.

Разбор случаев несет с собой многие сложные задачи. Одна из них касается обнаружения процесса сновидения – фундаментальной структуры, которая лежит за словесной и поведенческой информацией, связывая их воедино. Методы и предложения для того, как действовать в любой данной терапевтической ситуации, должны быть подходящими для индивидуального клиента, конкретного стиля терапевта и особого момента во времени. Чрезвычайно важно наличие у терапевта метанавыков. Без правильного чувства-отношения, в особенности, доброты и сочувствия к тем, с кем мы работаем, даже самый лучший метод потерпит крах, подобно дырявой лодке в море.

Где пребывает тайна?

Большая часть процессуальной работы основывается на следовании с открытым сердцем и умом таинственному, вечно меняющемуся Дао – не обязательно понимая его заранее. Меня беспокоило, не может ли описание подробностей этой работы лишить ее части тайны и прелести. Я боялась, что оно будет создавать «Дао, выразимое словами» и, следовательно, не настоящее Дао! Не уничтожат ли написанное слово и подробное объяснение какую-то часть красоты ее природы? Не будут ли они создавать в умах людей строгие, линейные и негибкие мнения, вместо того, чтобы поощрять основной даосский подход процессуальной работы, которая открыта к моменту и его учению? Не будут ли методы становиться более важными, чем сами люди? Неизбежно ли все, чего я опасаюсь?

Конечно, до некоторой степени, на эти вопросы следует ответить – «да». В то же время я понимала: то, что происходит в любом данном терапевтическом сеансе – это частица волшебства и тайны, проанализировать или нарушить которые не способен никто. Никакая книга или письменное слово не могут описать красоту и многообразие, которые мы находим в самой природе. Хотя существуют паттерны, которые можно видеть и изучать, а также полезные методы, однако то, как именно развертывается процесс – это волшебство. Глубоко личное взаимодействие между клиентом и терапевтом можно как изучать, так и до некоторой степени понимать; в то же самое время оно остается в высшей степени священным и непредсказуемым. И, как говорил Юнг, методы терапевта необходимо снова и снова приспосабливать, всякий раз заново, к текущей ситуации. Мы должны учиться плавать, прежде чем отважно бросаться в воду. Есть надежда, что явно определенные методы и техники отходят на задний план, когда мы осознаем свое погружение в реку жизни.