Жан-Мишель Кинодо - Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе Страница 6

К вопросу проработки эдипальной ситуации

При детальном рассмотрении симптома засыпания в случае Оливии мы пришли к пониманию того, что, по мере развития в анализе, значение сепарационных фантазий изменилось, постепенно продвигаясь от прегенитального к генитальному уровню организации и приближаясь к проработке эдипальной ситуации.

В начале анализа симптом засыпания преимущественно служил защитой от боли восприятия меня как другого и автономного от нее. Позднее, под влиянием регулярного ритма перерывов сессий, содержание фантазий раскрыло ситуации инфантильной брошенности, эти ситуации сначала повторялись, так сказать, в несколько сыром виде. На более поздних стадиях анализа фантазийные и аффективные содержания симптома засыпаний стали более определенными и всесторонними, и Оливия начала выражать их словами в отношениях со мной, возвращая симптом к его истокам и выдвигая на первый план проработку эмоциональных аспектов переноса. Оливия демонстрировала большую толерантность к фрустрации, тревоге, персекуторным и депрессивным переживаниям. Постепенно изменялось и значение моего отсутствия, приобретая все более сексуализированную окраску, близкую к генитальности, по мере того, как я представал в качестве более дифференцированного субъекта определенного пола. Расставания в начале анализа преимущественно переживались как оставление в контексте отношений мать-дитя, но постепенно перешли в эдипальный регистр, в котором сначала зависть, потом ревность выражались в отношении пары, состоящей из отца и матери. На этом этапе я мог по-другому интерпретировать симптом засыпания, преимущественно в соответствии с выражением Оливией чувства исключенности из интимного союза родителей или проявлением ее желания спать со мной, как с отцом, в контексте постэдипальной интроективной идентификации с матерью.

Безусловно, это развитие не было линейным, а состояло из успешных достижений и провалов, из прогрессивных продвижений и отступлений. Тем не менее мы смогли распознать всеобъемлющую тенденцию к снижению интенсивности проявлений сепарационной тревоги и защит от нее, сопровождавшуюся поступательным приближением к проработке эдипова комплекса. В это время, в отсутствие аналитика, Оливия не столько страдала от отсутствия объекта, исполняющего желания, сколько от отсутствия объекта, создающего иллюзию желания.

Связующее звено между любовью и ненавистью при амбивалентности

Неотъемлемой частью сепарационной тревоги является стадия, на которой любовь и ненависть сцеплены друг с другом, но в то же время разъединены, и, на мой взгляд, важно идентифицировать и рекомбинировать их через интерпретации. По мере укрепления аналитических отношений Оливия все реже прибегала к примитивным защитам, таким, как расщепление Эго и объектов, проективная идентификация и идеализация, позволяя существовать амбивалентным чувствам любви-ненависти, с растущим осознанием реальности и тревоги, связанной с расставаниями. Оливия лучше справлялась с аффектами ярости и враждебности в отношении меня и своим чувством вины. В ней стало пробуждаться чувство искренней признательности и благодарности, несмотря на печаль и боль из-за перерывов в наших встречах. Незадолго до моего отпуска на протяжении серии бурных сессий Оливия буквально вопила от ненависти ко мне и от своего отчаяния, но однажды интенсивность ее гнева уменьшилась, и она выразила острое ощущение моего присутствия и его важности для нее в следующих словах:

«Хотя у меня был очень сильный соблазн не приходить, я все же пришла сегодня. Обычно я думаю, что в моих приходах нет никакого смысла, поскольку я не могу удержать вас или сделать что-либо, чтобы вы не уходили. Сначала я думала, что вы уходите, потому что совсем не заботитесь обо мне, и тогда мне казалось, что я не в силах вынести ваших уходов… Я не могла этого выдерживать: если я не могу этого терпеть, мне не следует приходить. Позже, когда я пришла сегодня и взглянула на ваше лицо, по вашему взгляду я поняла, что я действительно важна для вас, по-настоящему важна. Мне так хочется удержать вас, когда мы расстаемся, потому что когда вас нет, не только мир становится пустым, но и себя я чувствую опустошенной. Но иногда, как сегодня, я смотрю на вас и говорю себе, что жить стоит».

Оливия выразила чувства, присущие депрессивной позиции, в которой любовь и ненависть сцеплены с генитальностью.

Возвращение сепарационной тревоги при приближении к окончанию анализа

С приближением окончания анализа Оливия временами снова впадала в состояние тревоги, прибегая к массивной проективной идентификации как защите от сепарационной тревоги, на этот раз, главным образом, связанной с окончанием анализа. Привожу пример, сопровождаемый моей интерпретацией.

В то время, когда был очевиден быстрый прогресс Оливии, я заметил в ней резкое изменение отношения ко мне: она начала обвинять меня не только в пренебрежении, но, хуже того, в том, что я использую интерпретации, чтобы обвинять, осуждать и порицать ее. Кроме этого, она говорила о том, что я утрирую мой метод, что я больше не способен как следует выполнять свою работу и повинен в профессиональных ошибках. Несколько мгновений я пребывал в сомнениях, пытаясь понять, в каких же профессиональных ошибках я мог быть виноват. Однако вскоре мне удалось высвободиться из атмосферы преследования (или персекуторной атмосферы – эта формулировка точнее передает атмосферу данного этапа анализа) и подумать о том, что реальной причиной разжигания тревоги, возможно, явился недавний прогресс Оливии, поскольку я уже имел возможность заметить, что каждый новый шаг вперед вызывал в ней тревогу, связанную с приближением окончания анализа. Думаю, что Оливия, обвиняя меня в профессиональной несостоятельности, осуждала меня в том, что я веду ее к более высокому уровню дифференциации, предвещающему окончательную сепарацию от меня.

Напрасно я пытался объяснить различные аспекты ситуации с помощью интерпретаций, обращаясь к Оливии, как к человеку, способному понять меня. Ее поведение становилось все более агрессивным и презрительным, она буквально забрасывала меня оскорблениями во время сессий. Ситуация становилась невыносимой, и мне больше не удавалось добраться до здорового Эго Оливии, поскольку она сходила с ума от тревоги. Осознав, что Оливия не слушает меня, я изменил тактику. Я решил озвучить исходящие от нее чувства, которые она спроецировала на меня через проективную идентификацию: «Я боюсь, что мой аналитик совершил профессиональную ошибку, так как я сильно изменилась и совсем по-другому вижу его…».

Едва я успел закончить это предложение, как Оливия пришла в себя. Она была в минутном замешательстве, неуверенная в том, она ли говорила со мной или я говорил с ней. Затем Оливия взяла себя в руки и сказала, что не знает, почему обвиняла меня, что она очень боялась, что не сможет продолжать свой анализ: она совершила профессиональную ошибку, которая может стоить ей работы, и тогда она не сможет платить за анализ. Таким образом, Оливия подтверждала, что ее прогресс послужил причиной возникновения интенсивной тревоги, связанной с мыслью об окончании анализа. Сепарационная тревога выразилась в обращении к чрезмерной проективной идентификации, которая была повернута вспять посредством «интерпретации в проекции», подробно описанной Даниэль Кинодо (1989).

Что означает оставаться собой и выносить одиночество

На более продвинутых стадиях анализа Оливия постепенно приходила к осознанию всей сложности чувств, которые она испытывала в отношениях со мной. Однажды, как раз в тот момент, когда ей удалось избавиться от трудных переживаний, она очень тонко объяснила, какими были ее чувства, пока она боролась с сепарационной тревогой и прибегала к чрезмерной проективной идентификации:

«Я поняла, что если я утрачиваю части себя, то я теряю не только себя, но и вас… поскольку, если я забираю обратно часть себя, вложенную в вас, я буду чувствовать себя отделенной от вас, так как мы больше не будем связаны друг с другом, но тогда я боюсь потерять вас».

Трудно себе представить лучшее обобщение перехода от нарциссической позиции к объектным отношениям.

Приобретя ощущение целостности и новое чувство ответственности, Оливия начала осознавать свою уникальность и свое одиночество, и свое отличие от других, особенно от меня. Как говорил Марсель Спира: «Чем больше становишься собой, тем более одиноким себя чувствуешь». Однако боль «одиночества» значительно отличается от страданий «брошенности».

Последствия этих новых чувств стали понятными для Оливии, и она следующим образом выразила их мне:

«Теперь я сама принимаю решение приходить на сессии; в прошлом у меня не было чувства ответственности, потому что мне не нужно было принимать решение – приходить или не приходить: я обычно возвращалась на сессии потому, что мне нужно было вновь открывать собственные части, оставленные с вами. Сейчас, когда я чувствую себя целостной, я прихожу снова, потому что оставила вас и нахожу вас здесь таким, каким вы есть: тем человеком, который ждет меня и к которому я очень привязана».