Георгий Старчиков - ХРИСТИАНСТВО И ЦЕРКОВЬ ГЛАЗАМИ УЧЕНОГО-АТЕИСТА Страница 14

Этот период новой смуты со всей очевидностью выявил еще и антипатриотизм РПЦ. Если в период принятия православия церковь в какой-то мере способствовала становлению единого государства (хотя в ряде случаев поддерживали феодальные усобицы), то в годы смуты она поддержала сепаратистские устремления националистов. После Февральской революции 1917 г. на территории бывшей Российской империи самопровозгласилось 5 независимых государств, а после Октябрьской революции их численность превысила 20. Все они получили поддержку стран Запада (особенно, участников Антанты), белого движения (некоторые царские генералы сами инициировали провозглашение независимых образований) и религиозных иерархов (православных, католических и исламских). Величайшей заслугой Ленина и его правительства явилось то, что ему удалось, используя политику, идеологию и вооруженные силы, сначала остановить процесс распада, а затем и восстановить единство государства (полностью восстановить территорию бывшей Российской империи не удалось и И. В. Сталину). Таким образом, РПЦ, отказавшись от первоначальных принципов соборности, выступила за распад Российского государства.

В условиях резко возросших антирелигиозных настроений и антицерковных акций населения патриарх Тихон стал медленно менять отношение к советской власти, совершая против нее лишь отдельные выпады. В 1919 г. он впервые отказался благословлять белое движение, а затем запретил священнослужителям и мирянам бороться против советской власти. К 1920 г., казалось, РПЦ отошла от такой борьбы. Однако два новых обстоятельства вновь активизировали антисоветскую борьбу и, соответственно, антирелигиозные акции населения.

Во-первых, экономику страны, пострадавшую от Первой мировой войны, интервенции 14 государств и гражданской войны, постигло новое несчастье: в результате неурожая 1921–1922 гг. в советской республике возник голод, начавший косить людей. Государственная казна, истощенная военными расходами и ограбленная бежавшими за рубеж белогвардейцами и церковниками, была пуста. Молодое государство, выдержавшее военное испытание на прочность, попало под молох продовольственного кризиса. Среди контрреволюционеров, особенно российских эмигрантов, появилась надежда на скорое падение советской власти.

В этом, казалось, безвыходном положении советское правительство принимает решение о продаже части церковного имущества (к подобной мере ранее прибегали русские цари – Петр I и Екатерина II). Однако это решение вызвало резко отрицательную реакцию РПЦ. Священнослужители стали оказывать сопротивление реквизиции, а в небольшом городке Шуе они даже смогли поднять минивосстание прихожан. Другими словами, когда встал вопрос: жизнь граждан, включая православных, или мошна церкви, последняя схватилась за мошну. Такая позиция клира, кстати, противоречила наставлению Христа, который говорил: “Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим” (Мф., 19:21). Занятая РПЦ позиция вызвала новую антицерковную волну, а слово “поп” снова зазвучало, как символ бессердечия, алчности и предательства.

Несмотря на сопротивление некоторых священнослужителей, часть церковного имущества была изъята, продана (некоторые драгоценные изделия до сих пор хранятся в музеях), на вырученные деньги закуплено продовольствие и тысячи россиян были спасены от голодной смерти. Действия советской власти вполне вписываются даже в понятия Нового завета, где утверждается, что “корень всех зол есть сребролюбие” (1 Тим., 6:10). В том числе сребролюбие церковников. А насилия, как известно, не чужд был и сам Христос: “И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех.., и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул” (Ин., 2:15).

Другое новое обострение отношений с Советами носило не объективный, а субъективный характер, поскольку патриарх Тихон возжелал наладить отношения с бежавшими за границу клириками. В 1922 г. в Югославии белое духовенство организовало Карловацкий церковный собор, на котором оно провозгласило себя “Русской зарубежной церковью” и потребовало восстановления царской власти, для чего призвало мировую общественность осуществить крестовый поход против большевизма. А Тихон, вместо того, чтобы осудить раскольников или хотя бы отмежеваться от участников собора, направил им свое благословение, что фактически вновь выводило РПЦ на открытую конфронтацию с советской властью.

Такой враждебный вызов послужил основанием для ареста властями наиболее одиозных фигур в РПЦ. Правда, большинство из них были вскоре освобождено.

Видимо, патриарх Тихон в конечном итоге стал понимать, в какое тяжелое положение он поставил церковь и прихожан. Поэтому в 1925 г. он призвал “всех чад богохранимой Церкви Российской в сие ответственное время строительства общественного благосостояния народа слиться с нами в горячей молитве Всевышнему о ниспослании помощи рабоче-крестьянской власти в ее трудах для общенародного блага”. Тогда же он дал свою оценку личности скончавшегося В. И. Ленина: “Идейно мы с Владимиром Ильичем Лениным, конечно, расходились, но я имею сведения о нем, как о человеке добрейшей и поистине христианской души”. Оба эти заявления, ставшие его завещанием, упорно замалчивают нынешние иерархи РПЦ, включая Алексия II.

Линию патриарха Тихона, направленную на перевод церкви и клира с враждебности к лояльности по отношению к советской власти, продолжил митрополит (впоследствии – патриарх) Сергий (Страгородский). В 1927 г. он подписал декларацию, которая утверждала, что православный человек может и должен быть лояльным к советской власти, гражданам своей Родины, радости и горести которой являются одновременно радостями и горестями церкви. Религиозные антисоветчики не смирились, но затаились (в 90-х гг. они вышли из тени и поносили период лояльности к социалистическому государству, называя его “сергиевщиной”). Запоздалая и малоэффективная декларация уже не могла существенно изменить, мягко говоря, напряженные отношения советского правительства и РПЦ. Фактически клир оставался единственной враждебной организацией вплоть до начала Великой Отечественной войны.

В этот период на западе СССР стали консолидироваться агрессивные силы и внешний фактор, как и во время интервенции 14 государств, стал играть важную роль. Как раз в 20-х гг. в Италии и 30-х гг. – в Германии западная цивилизация породила фашизм. Идеология фашизма – воинствующий антикоммунизм, расизм, насилие, тотальная власть фюрера, милитаризация экономики и общества, агрессия – все это получило поддержку сначала католической, а затем и протестантской церквей. Западноевропейские церкви поддержали намерение Гитлера и Муссолини покорить неарийские народы и поставить их на службу фашистам. Они благословили агрессию “стран оси” против СССР (на бляхах немецких солдат красовалась надпись “Gott mit uns” (“Бог с нами”).

“Русская православная церковь за границей” также поддержала вторжение фашистских войск в СССР, рассчитывая на возвращение утраченных приходов. Да и среди советских священнослужителей оставалось немало врагов социалистического государства (некоторые из них открыли церкви на оккупированных немцами территориях). Поэтому превентивная борьба с “пятой колонной” не без основания послужила одной из важнейших причин сталинских репрессий, “пик” которых пришелся на 1937–1938 годы. А Библия и на этот случай предусматривала оправдание: “Да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения” (Евр., 9:22).

Основанием для ареста служили, как правило, доносы, которые с петровских реформ практиковала РПЦ. В 30-е гг. они распространились не только среди священнослужителей, но и среди мирян. Анонимки, нередко необоснованные, использовались судебными органами для вынесения порой слишком сурового наказания. Доносительство подверглось резкому осуждению в 90-е гг. Однако весной 2001 г. Верховный Суд РФ подтвердил, что рассмотрение анонимных сообщений не противоречит российскому законодательству и в настоящее время.

Аресты и высылки в 30-х годах наиболее одиозных церковников нередко вызывали недовольство среди некоторой части населения. Так, всемирно известный ученый И. П. Павлов в письме председателю советского правительства В. М. Молотову писал: “По моему глубокому убеждению, гонение нашим Правительством религии и покровительство воинствующему атеизму есть большая и вредная последствиями государственная ошибка. Я сознательный атеист-рационалист и поэтому не могу быть заподозрен в каком бы то ни было профессиональном пристрастии” (“Новый безбожник” М., 2001, №2, с. 28). Однако преследования велись не столько по религиозным, сколько по политическим причинам.

Нельзя не отметить, что “демократические” реставраторы буржуазного государства, чтобы скрыть собственные преступления, в десятки раз преувеличивают число жертв репрессий советского периода. Одни называют 50 млн. чел., другие – 100 млн., а крайне правая организация “Мемориал”, откапывая все новые захоронения “невинно убиенных жертв коммунизма”, запугивают население цифрой в 150 млн. чел. Фантастические цифры фигурируют и в “Черной книге коммунизма”, переведенной на русский язык, изданной на деньги олигархов и бесплатно распространяемой (даже в школах!) Союзом правых сил (Б. Е. Немцовым, Е. Т. Гайдаром и другими виновниками нынешней трагедии России). И хотя более половины заключенных Гулага были уголовниками, все они вдруг стали считаться “жертвами политических репрессий НКВД”. Патриархат также заявил об истреблении 0,5 млн. служителей церкви.