Меир Шалев - Впервые в Библии Страница 15

Праща — оружие сильное и точное. Мне помнятся рассказы моей матери о ребятах из мошава Нахалаль[31], которые научились пользоваться ею у мазарибов, соседнего бедуинского племени, и потом удивляли всех своей меткостью. Со временем, когда отец начал учить меня Библии по своему методу, то есть с помощью походов в те места, где происходили события, и чтения там соответствующих библейских рассказов, он попросил одного из этих ребят, Эйби Нива, пойти с нами в долину а-Эла со своей пращой и сумкой.

Когда мы пришли туда, отец прочел главу о Голиафе, и Эйби — я хорошо помню его, тогда это был уже не молодой парень, а сильный и симпатичный мужчина с рано засеребрившимися кудрями — разыскал в ручье несколько гладких камней и метнул их один за другим с поразительной точностью. Чтобы продемонстрировать силу удара, он швырнул один камень в старую железную бочку, стоявшую на краю поля. После удара в металлической стенке появилось изрядное углубление. Я понял, что библейское описание меткости и силы пращника Давида («поразил Филистимлянина в лоб») не уступает в точности самой праще.

Праща позволила Давиду поразить противника, но у нее было еще одно преимущество — она давала ему возможность держаться на безопасном расстоянии от Голиафа. Давид знал, что у него нет шансов победить огромного и опытного филистимлянина в единоборстве на копьях или мечах. Именно поэтому он выбрал пращу, в пользовании которой имел опыт и важное преимущество которой составляет большое расстояние броска, намного большее, чем у копья Голиафа, не говоря уже о его мече.

Имея в запасе пять камней, Давил мог предпринять не одну, а несколько попыток поразить противника, сохраняя при этом свободу передвижения. Традиционный комментарий утверждает, что эти пять камней были по весу эквивалентны пяти книгам Торы, но я позволю себе предположить, что Давид не ограничился этим утешительным сознанием. Библия не случайно подчеркивает, что он именно «выбрал» их, а не просто взял первые попавшиеся, и тот факт, что он спустился к ручью выбрать гладкие речные камни, а не взял камни из лежавших в поле, тоже свидетельствует о его опытности и тщательности подготовки. В отличие от обычных камней, речные камни симметричны, гладки и обладают хорошей аэродинамикой, а кроме того, Давид положил их, как мы помним, «в пастушью торбу и в сумку». Казалось бы, речь идет об одном и том же, но слово «торба» (на иврите кли) в Библии означает также одежду. А это значит, что Давид продумал каждую деталь и вполне намеренно поделил свои боеприпасы между карманом и сумкой, потому что из кармана их можно было быстро извлечь, позволяя одновременно кружить вокруг грозного противника.

И вот так, вооруженный одной пращой, одной палкой, пятью речными камнями и шестью своими замечательными качествами — я позволю себе заимствовать их из предыдущего рассказа о его помазании и игре перед царем, — вышел Давид на бой с Голиафом. На бой, в котором он победит, к победе, которая изменит его жизнь и историю Израиля.

«Пращею и камнем»

«Выступил и Филистимлянин, идя и приближаясь к Давиду, и оруженосец шел впереди него», — говорится в 17–й главе 1-й книги Царств. Голиаф явно хочет сократить расстояние, дабы воспользоваться своим копьем и мечом — оружием, предназначенным для борьбы лицом к лицу, на относительно близком расстоянии. И теперь читатель понимает, зачем Давиду палка. Голиаф не видел ни камней в его кармане и сумке, ни пращи, сложенной в его ладони. Он увидел только юношу с палкой, страшно оскорбился и исполнился злобы и презрения. «И сказал Филистимлянин Давиду: что ты идешь на меня с палкою? разве я собака? И поносил Филистимлянин Давида и его Бога[32]. И сказал Филистимлянин Давиду: подойди ко мне, и я отдам тело твое птицам небесным и зверям полевым».

Эти слова: «Подойди ко мне» — тоже свидетельствуют, что Голиафу нужно заставить Давида подойти поближе. Он для того и провоцирует молодого пастуха, понося его Бога, чтобы заставить юношу разгневаться, потерять осторожность и броситься вперед, тем самым дав возможность великану применить свое оружие — вначале копье, а потом и меч, как принято в единоборстве. Но Давид держится далеко — и от Голиафа, и от принятого порядка боя. С безопасного расстояния он произносит короткую и вдохновенную речь, выражая в ней свое полное доверие к Богу Израиля: «Ты идешь против меня с мечом и копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил». Формулировка эта явно предназначена не столько ушам соперника, сколько прежде всего израильтянам, начиная с тех, что прислушивались к его словам тогда, на поле, и кончая теми, которые читают об этом сейчас. Давид сказал им и нам, что не простой пастух вышел здесь на поединок, а будущий вождь.

Каждое его слово продуманно. Он просит помощи Бога, но сначала обращается к сопернику, придерживаясь первого лица единственного числа: «Ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным», — и лишь после этого снова упоминает Бога: «И узнает вся земля, что есть Бог в Израиле».

Это не просто обычное самоподбадривание перед схваткой — это продолжение линии, заявленной Давидом с момента выхода на поле боя, линии будущего царя. Приходит в голову мысль — не потому ли он так говорит, что уже в предыдущей главе помазан Самуилом на царство? Но, как я уже говорил, рассказ о победе над Голиафом и рассказ о помазании и игре перед Саулом отделены друг от друга, и я еще вернусь к этому вскоре.

И вот, пока разгневанный филистимлянин приближается, Давид бежит ему навстречу, поддерживая в нем надежду на рукопашную, но затем, еще на безопасном расстоянии, вынимает вдруг камень «из одежды», то есть из кармана[33], раскручивает пращу, выпускает камень и попадает Голиафу в лоб: «…камень вонзился в лоб его, и он упал лицем на землю. Так одолел Давид Филистимлянина пращею и камнем, и поразил Филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида. Тогда Давид подбежал и, наступив на Филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его, и отсек им голову его; Филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали».

Тот факт, что Давид вытащил меч Голиафа из ножен, означает, что Голиаф даже не взял свой меч в руку. Из этого читателю понятно, с какого большого расстояния Давид метнул свой камень, — Голиаф еще и не думал вытаскивать меч из ножен. Но эта деталь свидетельствует также об особом литературном методе автора рассказа, который не объясняет читателю каждую деталь, а позволяет, более того — требует, чтобы тот сам понимал и извлекал одно из другого.

Этот писательский талант выражается и в другой тонкой детали. Обратите внимание на только что приведенную цитату: «Так одолел Давид Филистимлянина пращею и камнем, и поразил Филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида» (1 Цар. 17, 50). Это предложение — явно часть песни. Легко увидеть некий особый стиль и размер, которые сильно отличают эту фразу от ее повествовательного окружения. Возможно, это часть песни, которую пели в те дни о войне Давида и Голиафа, — может быть, отдельная строфа, стоявшая в этой песне близко к фразе: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!» — которую мы услышим чуть позже в том же отрывке (1 Цар. 18, 7); там прямо сказано, что так пели в хороводах женщины «из всех городов Израильских». Я осмелюсь предположить, что именно это заимствование одной строфы из целой песни свидетельствует о том, что бой между Давидом и Голиафом действительно имел место. Если бы автор выдумал этот бой, он заодно придумал бы и вставил сюда всю победную песню, подобно тому, как вставлена в рассказ о переходе через Красное море вся победная песнь Моисея. Но автор рассказа о Давиде не придумывает ничего, он просто приводит цитату — отрывок из песни, сложенной позднее народом.

В скобках хочу отметить, что тот же прием повторяется и при описании войны объединенной армии израильтян с коленом Вениамина, которую мы упоминали раньше, после истории с наложницей в Гиве. Посреди сухого описания и там появляется строка, видимо взятая из песни, увековечившей этот бой и, очевидно, утерянной: «Окружили Вениамина, гнали его до Менухи, теснили за Гиву, нападали с востока от солнца»[34] (Суд. 20, 43). А потом автор возвращается к своему обычному прозаическому стилю: «И пало из сынов Вениамина восемнадцать тысяч человек».

Вернемся к нашей теме. С тех давних пор и поныне многие поколения читают описание этого боя, и все понимают его в одном и том же смысле: маленький победил большого. Слабый победил сильного. Поклоняющийся Богу победил поклоняющегося идолам. Но на мой взгляд, эту историю стоит читать иначе: умный победил глупого. Неординарная мысль победила мысль рутинную. Импровизация победила концепцию, изобретательность победила застывшую формулу.