Игнатий Лойола - Рассказ паломника о своей жизни Страница 18

II. «Автобиография» в контексте других сочинений св. Игнатия

Кое-какие вещи, которые он наблюдал в своей душе и находил полезными, смогут, как ему казалось, принести пользу и другим, и тогда он их записывал…

(«Автобиография», § 99)

Обычно св. Игнатию принято отказывать в литературных способностях. Не был он ни писателем, ни литератором (по крайней мере, в общепринятом смысле этого слова): таково преобладающее мнение по этому вопросу. Не согласных с таким мнением — считанные единицы.

Одно здесь бесспорно: никаких амбиций литератора у св. Игнатия не было. А в остальном — пусть о его литературных дарованиях (или об отсутствии таковых) судят сами читатели. Для начала же небесполезно будет перечислить все известные сочинения и документы, вышедшие из-под пера этого человека.

1.Ещё до своего обращения, находясь на службе у Хуана Веласкеса де Куэльяра (то есть, скорее всего, до 1517 г.), Иньиго сочинил стихотворение или поэму в честь св. Петра. Это произведение было бесследно утрачено.

2. В Лойоле, уже после ранения и обращения (то есть осенью — зимой 1522 г.), «он принялся с изрядным тщанием делать выписки в книгу: слова Христа — красными чернилами, а слова Богоматери

— голубыми» («Автобиография», § 11). Известно, что это были цитаты из Жизни Христа Рудольфа Саксонского и Золотой легенды Якова Bopагинoro. Иньиго заполнил этими выписками тетрадь объёмом в 300 страниц, которая также была утрачена.

3. Диего Лаинес сообщает, что Иньиго, «будучи человеком простым и умея читать и писать лишь на народном языке (т. е. по испански)», взялся сочинять (т. е., во всяком случае, начал это делать) книгу о Пресвятой Троице (MI, FN, I, р. 82). Этот трактат, о котором более ничего не известно, тоже утрачен.

4. Духовные упражнения в первоначальной редакции (начиная с пребывания Иньиго в Манресе в 1522 г.) и, возможно, часть их первого латинского перевода (Рим, 1541 г.).

5. Находясь в Палестине (04–22.09.1523 г.), св. Игнатий написал гноим знакомым в Барселону рассказ о своём паломничестве. Он не сохранился.

6. Два кратких Руководства (Directorios) к Духовным упражнениям(. Рим, 1553?-1556 гг.).

7. Рассказ св. Игнатия о его избрании Генеральным Настоятелем Общества и о первом принесении торжественных обетов в Соборе св. Павла 22.04. 1541 г.

8. Размышление о бедности для третьего рода выбора (Рим, 1544 г.).

9. Духовный дневник. Хотя св. Игнатий вёл его на протяжении многих лет, осталась от него лишь малая толика, охватывающая чуть больше года (с 02. 02. 1544 г. по 27.02. 1545 г.). Всё остальное было уничтожено самим святым.

10. Конституции Общества Иисуса. Начаты они были в 1541 г., наиболее интенсивная работа над ними шла в 1547–1550 гг. Св. Игнатий совершенствовал их в течение всей оставшейся ему жизни.

Сюда же относятся разнообразные документы, так или иначе связанные с Конституциями'. Формула института, Размышления первых отцов и т. д.

11. Различные Правила.

12. Большое количество писем, указаний и инструкций, написанных в разное время и по разным поводам. Собрано их около 7000, но было их, несомненно, гораздо больше.

13. И, наконец, рассказ св. Игнатия о некоторых событиях его жизни, продиктованный Луису-Гонсалесу да Камаре в 1553 и 1555 гг.

Последний текст, переведённый в настоящем издании, чаще всего принято называть «Автобиографией» св. Игнатия [246], хотя изначально он вообще никак озаглавлен не был. Это заглавие, конечно, во многом отвечает сути данного текста, и в ходе дальнейшего изложения ему будет отдано предпочтение — просто из соображений удобства. Тем не менее оно способно ввести в некоторое заблуждение. Дело в том, что св. Игнатий был начисто лишён «авто-био-графомании». Совершенно невозможно представить его исписывающим сотни страниц и надежде «перемемуарить» всех современников и потомков. Уже в предисловии да Камары ясно и недвусмысленно говорится о том, каких усилий стоило ему лично и другим иезуитам вытянуть из святого хоть, какие-то сведения о его жизни. Поэтому название «Автобиография», предполагающее исходящий «изнутри» импульс самоописания, не слишком то сюда подходит.

Видимо, сходными соображениями руководствовались переводчики и издатели, предпосылавшие этому тексту иное заглавие. Вероятно, самым ранним из таких заглавий следует считать слово Деяния (Acta). Так, уже о. Надаль собственноручно написал на своём экземпляре такое латинское заглавие: Деяния о. Игнатия, как их впервые записал о. Людовик Гонсалес, выслушав из уст самого отца [247] . Примерно так же поступили и болландисты (речь о них ещё пойдёт ниже). Они предпослали латинскому изданию заглавие: Древнейшие деяния (Acta antiquissima) отца нашего Игнатия. Видимо, именно такой вариант заглавия и следует считать наиболее подобающим имении для латинского перевода рассказа св. Игнатия.

Смерть св. Игнатия 31 июля 1556 г.

Отпевание св. Игнатия 1 августа 1556 г. в церкви Санта-Мария-делла-Страда

В других, более поздних изданиях обнаруживается значительное разнообразие в заглавиях. Так, текст получает название «Завещания» [248], «Исповеди» или «Признания» [249], а также «Воспоминаний» [250]. И, наконец, предлагался ещё один вариант: «Рассказ паломника» [251] . Он-то и сочтён наиболее подходящим для русского издания. В Пользу такого решения говорят несколько немаловажных соображений.

Прежде всего, знаменательным кажется тот факт, что повествование в «Автобиографии» ведётся от третьего лица, причём сам рассказчик неизменно называет себя «паломником» (el peregrino) [252]. Вряд ли это можно объяснить случайностью или недосмотром: хотя в Последние годы своей жизни св. Игнатий практически не покидал Рима, он, по-видимому, считал, что его паломничество продолжается — пусть и не в пространственном смысле. Поэтому ошибочным кажется метод, принятый, например, в одном из переводов «Автобиографии» на современный испанский язык [253], где всё повествование ведётся от первого лица, а маргиналии Иеронима Надаля включены в основной текст. Такое решение, пожалуй, противоречит самому духу рассказа паломника из Лойолы.

Что же касается русского читателя, то заглавие Рассказ паломника почти неизбежно вызовет у него воспоминание о другой, весьма знаменитой книге: Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. Что ж: параллель между двумя этими «рассказами» представляется вполне оправданной. Несмотря на все различия, они обнаруживают и глубокое сходство в чём-то самом важном и существенном. Порой это сходство простирается настолько далеко, что отдельные эпизоды двух этих «рассказов» можно рас сматривать как своего рода проявления одного и того же «инварианта». Это легко показать хотя бы на таком примере:

Рассказ паломника о своей жизни

«…подчас всё казалось ему настолько пресным, что он не находил вкуса ни в чтении Мессы, ни.

в её слушании, ни в какой-либо иной совершаемой им молитве. А иногда с ним происходило не что совершенно противоположное, причём так внезапно, что казалось, будто он скинул <с себя> печаль и отчаяние, как скидывают с плеч плащ.» (§ 21)

Откровенные рассказы своей жизни странника

«Не знаю, угодна ли Богу моя грешная молитва, ибо, помолясь иногда чувствую великую радость. и, сам не знаю отчего, лёгкость и весёлое успокоение, а иногда тягость, скуку и уныние. Но при всём том до смерти всегда молил. ся всё хочется.» (Рассказ пятый)

Разумеется, этим сходства отнюдь не исчерпываются. Можно кратко указать и на другие мотивы: так, странник не владеет од ной рукой, и как-то раз у него отнимаются ноги — у паломники повреждена нога; странника безвинно сажают в кутузку — то же самое (и не раз!) происходит с паломником; странник многократно упоминает сухари в своей котомке — их же берёт с собой паломник в морское путешествие; странник стремится в Иерусалим — паломник, даже побывав там, испытывает то же самое стремление… Этот перечень, очевидно, можно и продолжить. Но здесь, к сожалению, не место развивать эту интересную тему. Ясно одно: путь безвестного странника, взыскующего Молитвы Иисусовой в России XIX века, во многом напоминает путь паломника-баска, который в XVI в. прошёл от Энеко через Иньиго до св. Игнатия Лойолы. Это глубинное родство двух различных духовных путей может немало поведать тому, кто всерьёз задумывается о нераздельных основах общехристианского опыта [254].

III. История текста и проблемы, с нею связанные

Я старался не вставлять ни единого слова кроме тех, что услышал от отца.