Кристофер Хитченс - Бог не любовь: Как религия все отравляет Страница 20

Нам кое-что известно о цивилизациях Центральной Америки, но до недавнего времени мы даже не догадывались о многолюдных городах и путях сообщения, что некогда покрывали бассейн Амазонки и некоторые районы Анд. Мы только приступаем к серьезному изучению величественных цивилизаций, процветавших в то же время, когда зарождалось почитание Моисея, Авраама, Иисуса, Мухаммеда и Будды, но не принимавших никакого участия в этом религиогенезе и не попавших в бухгалтерские книги новоиспеченных монотеистов. Нет никакого сомнения, что и у тех людей были свои мифы о сотворении мира и свои никчемные божественные откровения. Но их страдания, их торжество, их гибель никогда не фигурировали в «наших» молитвах. Они вымерли в горькой уверенности, что никто не вспомнит, как они жили, да и жили ли вообще. Их «земли обетованные», их пророчества, их сокровенные предания и церемонии для нас все равно что с другой планеты. У человеческой истории нет никакого плана.

Мало кто теперь сомневается, что первых американцев извели не только европейские пришельцы, но также микроорганизмы, о которых даже не подозревали ни они сами, ни их завоеватели. И неважно, были ли то местные микробы или завезенные пришельцами, — конец одинаков. В который раз перед нами как на ладони вся пропасть человеческого невежества, породившая библейскую историю о сотворении мира. Как доказать одним абзацем, что Библию написал не бог, а темные люди? Человеку сказано «властвовать» над всеми тварями земными, птицами и рыбами. Ни динозавры, ни плезиозавры, ни птеродактили не упоминаются, поскольку авторы не знали об их существовании, не говоря уже об их, как нам говорят, особом и единовременном творении. Не упомянуты и сумчатые, поскольку Австралии (следующего после Центральной Америки кандидата на звание «Эдема») еще не было на картах. Что еще более показательо, человеку не сказано властвовать над микробами и бактериями. Никто еще не имел ни малейшего понятия о существовании этих незаменимых, но опасных маленьких тварей. Если бы о них было известно, очень скоро стало бы ясно, что эти формы жизни «властвуют» над нами, и власть их будет безраздельна, пока на пути у медицины стоят священники. Исход битвы между видом homo sapiens и «невидимой армией» микробов, как называл ее Луи Пастер, не решен до сих пор, но открытие ДНК, по крайней мере, позволило нам прочитать генетический код такого смертельного врага, как вирус птичьего гриппа, и выяснить, что у нас общего.

Мы — в какой-то степени разумные животные со слишком большими надпочечниками и слишком маленькими лобными долями. Пожалуй, наиболее сложная задача, стоящая перед нами, — осознать свое истинное значение в порядке вещей. Наше место в космосе настолько ничтожно, что мы, с нашей жалкой порцией мозгового вещества, не в силах даже как следует его себе представить. Ничуть не легче нам дается понимание того, что наше появление на Земле могло быть чистой случайностью. Да, мы осознали свое место на космической шкале, мы научились продлевать свои жизни, лечить свои болезни, уважать и получать выгоду от других племен и животных, ускорять общение при помощи ракет и спутников. Но в понимании того, что наша смерть неизбежна, и что за ней последует гибель нашего вида и тепловая смерть вселенной, мало утешительного. И все же мы находимся в выгодном положении по сравнению с теми, кто умер, не рассказав о своей жизни, и с теми, кто умирает прямо сейчас, не пережив ничего, кроме нескольких минут крика, боли и животного страха.

В 1909 году в Канадских Скалистых горах, на границе Британской Колумбии, произошло событие неимоверной важности: были обнаружены так называемые «сланцы Бёрджесс». Эту естественную формацию, лишенную магических свойств, вполне можно сравнить с машиной времени или дверью в прошлое. Очень далекое прошлое: местные залежи известняка сформировались около 570 миллионов лет назад и запечатлели то, что палеонтологи называют «кембрийским взрывом». Эволюция знавала не только великие вымирания, но и периоды возрождения, когда жизнь внезапно становилась обильной и разнообразной. (Разумный «создатель», пожалуй, мог бы обойтись без хаотичной игры в «густо-пусто».)

Предки большинства современных животных появились в период кембрийского расцвета, однако до 1909 года мы ровным счетом ничего не знали об их первоначальной среде обитания. Нам приходилось довольствоваться преимущественно костями и раковинами, тогда как сланцы Бёрджесс содержат немало окаменелых останков мягких тканей, включая содержимое пищеварительных систем. С точки зрения расшифровки ископаемой жизни эта находка сравнима с Розеттским камнем.

Наш нарциссизм, часто облеченный в форму диаграммы или комикса, обычно изображает эволюцию в виде лестницы или прогрессии. Сначала мы видим рыбу, разевающую рот на берегу, потом ряд согбенных фигур с огромными челюстями и, наконец, перед нами постепенно выпрямляется мужчина в костюме, размахивающий зонтиком и кричащий «Такси!» Даже те, кто видел зубчатую кривую возникновения, уничтожения, повторного возникновения и повторного уничтожения, кто описал грядущую гибель вселенной, склонны думать, что в природе существует неуклонная тенденция к восходящей прогрессии. В этом нет ничего удивительного: неприспособленные твари либо вымрут сами, либо их уничтожат более приспособленные. Но прогресс не отменяет случайности. Осматривая сланцы Бёрджесс, выдающийся палеонтолог Стивен Джей Гулд пришел к чрезвычайно неутешительному выводу. После тщательного изучения окаменелостей и их развития он понял: если бы это дерево посадили заново, если бы этот бульон снова поставили на огонь, вышло бы, скорее всего, совсем не то, что нам «известно».

Стоит отметить, что этот вывод был столь же противен Гулду, как и нам с вами: в молодости он увлекался марксизмом, и понятие «прогресса» был для него реальностью. Но принципиальность ученого не позволила ему отрицать столь очевидные доказательства. Хотя некоторые исследователи эволюции склонны думать, что ее безжалостная черепашья поступь «вела» к разумной жизни в нашем лице, Гулд открещивался от таких представлений. Согласно его выводам, если бы бесчисленные варианты эволюции кембрийского периода можно было записать и, так сказать, «перемотать» обратно, а потом проиграть запись с начала, нет никакой гарантии, что результат был бы таким же. Несколько ветвей на дереве эволюции (аналогия с веточками очень густого куста была бы точней) оказались тупиковыми, но, получив еще один шанс, они могли бы расцвести, а те, что расцвели, вполне могли бы засохнуть и погибнуть. Ни для кого не секрет, что наличие позвоночника — краеугольный камень нашей природы и нашего существования. Первое известное позвоночное (или «хоровое») животное, найденное в сланцах Бёр-джесс, — изящное создание длиной в два дюйма по имени pikaia gracilens (этим названием оно обязано вершине по соседству, а также собственной форме и красоте). Поначалу его ошибочно относили к червям (не стоит забывать, как недавно мы приобрели почти все свои знания), но его сегментарное устройство, мускулистость и гибкость спинного стержня выдают в нем нашего предка — необходимого, но не требующего никакого почитания. Миллионы других видов канули в небытие еще до конца кембрийского периода, но этот маленький прототип выжил. Вот что пишет об этом Гулд:

Перемотайте кассету времени обратно до формирования Бёрджесс и проиграйте сначала. Если pikaia на этот раз не выживет, от нас в будущей истории не останется и следа — от всех нас, включая акул, малиновок и орангутангов. При этом сдается мне, что ни один букмекер, ознакомившись с информацией, собранной в Бёрджесс, не посоветовал бы ставить на выживание pikaia.

А если так, то важный элемент ответа на вечный вопрос (в той его части, которой вообще может заниматься наука) — «Почему существуют люди?» — вот в чем: потому что pikaia не вымерла вместе со всеми видами из Бёрджесс. Этот ответ не содержит никаких законов природы; он не описывает никаких предсказуемых эволюционных путей, никаких вероятностных выкладок на основе общих законов анатомии или экологии. Выживание pikaia является «просто историческим фактом». Не думаю, что может быть найден ответ какого-либо «высшего порядка», да и не моту представить себе более захватывающего решения проблемы. Мы отпрыски истории и должны сами проложить свой путь в этой разнообразнейшей, интереснейшей из вообразимых вселенных — во вселенной, равнодушной к нашим страданиям и потому дающей нам максимальную свободу процветать или погибнуть, как нам заблагорассудится.

Стоит добавить: «заблагорассудится» в строго определенных рамках. Так, без лишних эмоций, говорит настоящий ученый и гуманист. Мы и раньше смутно догадывались о чем-то подобном. Теория хаоса приучила нас к мысли, что незапланированное трепыхание бабочки, поднимающее легчайший зефир, может кончиться свирепым тайфуном. Как метко подметил Оги Марч у Сола Беллоу, «стоит затронуть что-то одно, как затрагивается и то, что с этим связано». Книга Гул-да о сланцах Бёрджесс — шок и откровение под одной обложкой — называется «Чудесная жизнь». В ее названии слышно эхо самого любимого в Америке сентиментального кино. В ключевых эпизодах этого занимательного, но все же кошмарного фильма Джимми Стюарт проклинает день своего появления на свет, пока подоспевший ангел не показывает ему, каким был бы мир без него. Так нетребовательной публике преподносится наглядная демонстрация принципа неопределенности Гейзенберга: любая попытка что-либо измерить неуловимо меняет объект измерения. Лишь совсем недавно мы установили, что кит — более близкий родственник коровы, чем лошадь. Без сомнения, нас ждут и другие удивительные открытия. Если наше существование, в нашем нынешнем виде, действительно плод случайных обстоятельств, то мы, по крайней мере, вправе рассчитывать на продолжение эволюции наших слабеньких мозгов, а также на головокружительный прогресс в медицине и продление жизни в результате исследований стволовых клеток и клеток крови из пуповины.