Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата Страница 22

С тобой отныне человек

Свою судьбу связал навек,

С тобою легче дышит грудь.

История о всемирном потопе, разрушившем мир, и о герое, построившем судно, на котором человек и животные спаслись от полного уничтожения, присутствует почти повсеместно в мировой сокровищнице традиционных культур. Центральная идея этой истории – непрочность человеческого существования и неопределенность божественного замысла о нем – наверняка будет изложена в любой марсианской хронике земного человечества и породит множество глубоких марсианских истолкований. Образ всемирного потопа вдохновлял многих мыслителей, писателей и художников. Этот сюжет вышел далеко за рамки Священного Писания; на его основе созданы многие литературные произведения, фильмы и даже оперы.

Было много попыток составить общую классификацию всех «историй о Потопе», или, в более общем смысле, «историй о Катастрофе» (поскольку не всякая катастрофа – это потоп) [32]. Документально подтверждено существование подобных сюжетов в традициях Месопотамии, Египта, Греции, Сирии, Европы, Индии, Восточной Азии, Новой Гвинеи, Центральной Америки, Северной Америки, Меланезии, Микронезии, Австралии и Южной Америки. Количество таких сюжетов со всеми их вариантами доходит до трехсот; обширная научная литература дает возможность изучать их по отдельности и сравнивать между собой. Некоторые из этих рассказов состоят всего из пары фраз, другие представлены литературными произведениями, исполненными мощного драматизма; внимательное их рассмотрение лишь подтверждает ту мысль, что культур, в которых ни в какой форме не присутствует сюжет о потопе, на самом деле очень мало.

Собирание и сравнение различных традиций – вообще очень увлекательное занятие; создание и оформление генеалогического древа рассказов о Потопе, вероятно, так же увлекательно, как и любой другой подобный проект. При этом намного важнее раскрыть широту охвата и разнообразие рассматриваемого типа сюжетов, чем выявить их фундаментальное сходство между собою. В конце концов, человек бессилен перед грозными природными явлениями – как связанными с водой (реками, дождем, морем), так и любыми другими (землетрясениями, ураганами, огнем, извержениями вулканов), и рассказы о таких явлениях занимают важное место в любой традиционной культуре; но только в рассказах о потопе, даже самом катастрофическом, некоторые люди обязательно спасаются, причем обычно с помощью судна. Нет нужды восстанавливать в самых широких масштабах всю сложную сеть, образуемую первоначальными источниками сюжетов, их распространением и зависимостью друг от друга; не следует лишь забывать о том, что «естественное» развитие этих сюжетов, до поры до времени не замутненное чужеродными влияниями, в какой-то момент может тем или иным образом прерваться – например, в результате деятельности миссионеров, распространяющих их библейскую версию.

История о Потопе и Ноевом ковчеге в библейской книге Бытия несомненно занимает в этой коллекции сюжетов уникальное место; пути заимствований и влияний прослеживаются в данном случае со всей очевидностью, образуя непрерывную последовательность и предоставляя сравнительному религиоведению важную тему для изучения. Из еврейской Библии рассказ о Потопе перекочевал в греческую христианскую, а затем и в арабский Коран, причем во всех трех священных писаниях он трактуется как наказание, наложенное Богом на людей за их грехи, и принятое по отношению к ним решение типа «бросить это дело и начать все сначала». Открытие Джорджа Смита, сделанное еще в викторианскую эпоху, показало нам, что еврейский рассказ о Потопе в свою очередь происходит из намного более древнего и более подробного вавилонского клинописного источника, от которого он начинает свое бесконечно долгое путешествие. Наша книга в основном посвящена первому этапу этого путешествия; мы рассматриваем различные месопотамские версии истории о Потопе, сохранившиеся на клинописных табличках, и исследуем вопрос, каким образом она столь прочно вошла в наш собственный мир.

Такая постановка задачи полностью избавляет нас от необходимости исследовать вопрос «был ли вообще когда-нибудь Потоп». Этот вопрос с давних пор занимал умы, и много усилий было истрачено на поиски подтверждающих доказательств. Я думаю, всякий настоящий археолог, занимающийся Месопотамией, всегда держит в уме историю о Потопе – а вдруг что-нибудь найдется? В 1928–1929 гг. в Ираке были сделаны важные открытия, сразу же истолкованные как доказательство реальности библейского Потопа [33]. В частности, в Уре в при глубоких раскопках под Царским захоронением обнаружили десятифутовый слой пустого ила, под которым опять появились следы более древнего человеческого поселения. Аналогичное открытие примерно в то же время сделали Лэнгдон и Вателен на раскопках в Кише (Северный Ирак). Обе группы археологов были уверены, что их открытие свидетельствует не просто о древнем наводнении, но о том самом библейском Потопе. Распространению и укреплению этой идеи много способствовал сэр Леонард Вулли своими блестящими лекциями и столь же блестящими статьями [34].

Похожие отложения пустой породы были затем обнаружены и в других местах археологических раскопок; со временем возник вопрос – действительно ли все обнаруженные пустые слои относятся к одному и тому же археологическому периоду, а кроме того, действительно ли все они представляют собой речные наносы. В последнее время этот тип как будто бы убедительных доказательств вообще перестал рассматриваться. Несомненно, слои пустого ила свидетельствуют о том, что жизнь человека в древней Месопотамии всегда подвергалась опасности разрушительных наводнений, и они очень важны для лучшего понимания того, насколько хрупкой она была; но мало кто сегодня решится утверждать, что эти открытия относятся к Потопу, описанному в Книге Бытия. Лекции сэра Леонарда Вулли обладали, конечно, непревзойденной убедительностью; Лэмберт как-то раз доверительно рассказал мне, что еще школьником, сидя на лекции Вулли в одном из бирмингемских кинотеатров и слушая его рассказ об археологических находках в Месопотамии, он твердо решил сам стать ассириологом.

В последнее время целенаправленные поиски «потопных» археологических слоев вышли из моды; и надо сказать, что дальнейшие подобные открытия могут быть получены лишь в результате очень глубоких и обширных раскопок, производить которые сегодня весьма затруднительно. Археологические поиски доказательств Потопа уступили место геологическим исследованиям – поискам данных о землетрясениях, катастрофических приливных волнах или таянии ледников в древности; но эта тема увела бы нас слишком далеко [35].

Месопотамские версии повествования о потопе

Психологически совсем не удивительно, что миф о Потопе так глубоко укоренился в сознании жителей Месопотамии: сама эта местность связана с ним и в нем отражается. Зависимость людей от воды Тигра и Евфрата была полной и безусловной, но пугающая пустота высокого неба над ними, неожиданность бурь и непосредственно ощущаемое могущество древних богов Солнца, Луны и Бури поддерживали даже в самых глубокомысленных и утонченных личностях ощущение реальности сил природы. Потоп – неуправляемая сила, подобно сегодняшнему цунами сметающая на своем пути города и цивилизации, – был для них отнюдь не детской страшилкой, но поднимающимся из глубин коллективной памяти ужасом самой большой катастрофы. Возможно, какая-то версия рассказа о нем пересказывалась в течение нескольких тысячелетий.

В месопотамской культуре Потоп воспринимался как некий временной горизонт, деливший все главнейшие события на те, что были «до», и те, что были «после». Великие Мудрецы[44] жили «до Потопа», и все важнейшие элементы цивилизации пришли к человечеству из допотопной эпохи. Изредка в клинописной литературе выражение «до Потопа» применяется в качестве языкового штампа со смыслом, слегка напоминающим наше «еще до Великой войны»[45].

Всемирный Потоп – это «новая метла, которая чисто метет», весьма эффективный метод для богов начать все с чистого листа, с пустого мира, в котором можно создавать все и всех заново. Один только умный, веселый, непокорный бог Энки понял, к чему привело бы выполнение этого плана, и ужаснулся. Он решил спасти человеческий род и жизнь на земле с помощью одного-единственного человека и выбрал самого подходящего. История о Потопе, таким образом, – типичный образец устного рассказа. Ее главная тема должна была волновать каждого слушателя. Всякий знал, что если боги захотят, то все люди погибнут, причем это может произойти как оттого, что дающие жизнь воды Тигра и Евфрата вдруг остановят свое течение, так и оттого, что они вдруг вспучатся и станут всепоглощающими, сметающими все на своем пути водами первобытного хаоса. История о Потопе полна драматизма, ужасов, человеческой борьбы – со счастливым концом на последней минуте, как в голливудских фильмах.