Глеб Ястребов - Кем был Иисус из Назарета? Страница 23

Остаётся, однако, пункт (1), который оспорить очень сложно. Именно этот пункт придаёт силу всей конструкции Эллисона и силу остальным его доводам. Это голос здравого смысла: если Иоанн был апокалиптическим пророком и если первохристиане придерживались апокалиптических взглядов, то не разумнее ли считать, что Иисус был таким же? Ведь в альтернативном случае мы должны предположить, что сначала Иисус резко порвал со взглядами учителя, а потом ученики Иисуса изменили его учению и вернулись ко взглядам Крестителя, продолжая при этом считать, что верны Иисусу. Не абсурдно ли это? Это было бы не абсурдно только в том случае, если бы в наших источниках Иисусу не было приписано столько апокалиптических высказываний.

Признавая силу довода (1) (а отчасти и остальных доводов, с ним взаимосвязанных), сторонники неапокалиптического Иисуса, однако, не сдаются. Один возможный ответ состоит в том, что, хотя общие соображения указывают на апокалиптизм Иисуса, анализ конкретных речений показывает, что общие соображения обманчивы. (О такой возможности мы поговорим чуть ниже.) Вторая возможность состоит в том, чтобы разбить преемственность: например, показать, что Иоанн Креститель не придерживался апокалиптических воззрений (но по этой линии всё практически безнадёжно), либо показать, что первохристианство было-таки неапокалиптическим. Основные усилия североамериканской школы ушли именно в последнем направлении (Доминик Кроссан, Стивен Паттерсон, Бертон Мэк, Стивен Дэвис). Они оперируют двумя основными аргументами.

• Евангелие от Фомы. Этот текст предполагает неапокалиптического Иисуса и понятие о неапокалиптическом Царстве. В «семинаре по Иисусу» многие считают, что хотя в нынешнем своём виде этот текст достаточно поздний, всё же его первая редакция относится к 50–60-м годам первого века и отражает независимое от синоптических Евангелий предание.

• Источник Q. Как мы уже сказали, Q — это (гипотетический) источник высказываний Иисуса, который независимо друг от друга использовали Матфей и Лука. До наших дней он не сохранился, но, как думают многие учёные, его можно реконструировать по общему материалу Матфея и Луки. В Q, каким он предстаёт после этой реконструкции, есть целый ряд апокалиптических речений (см. ниже в данной главе). Однако в «семинаре по Иисусу» ряд исследователей попытались доказать, что существовала более ранняя форма Q, которая не содержала упования на скорый конец века сего.

Это неплохие аргументы, но, к сожалению, лишены достаточной убедительности. Не будем сейчас останавливаться на крайне сложных узкоспециальных аргументах, а отметим одно общее обстоятельство: как ни крути, у нас нет ни одного раннего источника, который предполагал бы неэсхатологическое христианство или неэсхатологического Иисуса. В неапокалиптическую сторону указывают либо источники поздние (даже «семинар по Иисусу») согласен, что в нынешней своей форме Евангелие от Фомы возникло в начале II века), либо гипотетические (гипотетическая ранняя редакция гипотетического источника Q). Напротив, существующие ранние источники наполнены апокалиптическими мотивами: послания Павла, синоптические Евангелия, даже Евангелие от Иоанна. Более того, что касается Евангелия от Фомы, то при любом раскладе апокалиптизма там быть не могло: в отличие от канонических Евангелий оно оформилось в ту пору, когда стало ясно, что первое поколение христиан не дождалось конца света. Вызывает также недоумение, что «семинар по Иисусу» настолько доверяет свидетельству Евангелия от Фомы о неапокалиптическом Иисусе, хотя сам же признаёт, что оно не только являет собой текст поздний, но и подавляющее большинство материалов в нём недостоверны. (По выводам семинара, недостоверны 73% высказываний в Евангелии от Луки и 89% в Евангелии от Фомы.) Далее — единственный гипотетический источник, который можно воссоздать более-менее с уверенностью (Q), также пронизан апокалиптикой. Поэтому выкладки «семинара по Иисусу» здесь построены если и не на песке, то на довольно шатком основании.

Существует, впрочем, ещё и третья возможность, весьма остроумная, использовать силу довода (1) как аргумент в пользу (!) неапокалиптического Иисуса. Его сторонником был, в частности, Роберт Фанк (1926–2005), председатель «семинара по Иисусу». Фанк с лёгкостью признавал, что Иоанн Креститель и первохристианство были апокалиптически настроенными. Он также признавал, что иудаизм Второго Храма был проникнут апокалиптическими чаяниями. Аргумент же его звучит так: если все были такими апокалиптиками, то откуда взялись некоторые антиапокалиптические речения в древнейших преданиях об Иисусе? Можно предположить, что они представляют собой аутентичный голос Иисуса, не понятого своими учениками и последователями. По мнению Фанка, Иисус, разочаровавшись в Иоанне Крестителе, в апокалиптических воззрениях и вообще магистральном иудаизме своего времени, реализовался как крайне незаурядный поэт и смутьян. «Царство Божие» он переосмыслил как поэтически описанную реальность настоящего — реальность, в которую можно войти, увидев красоту божественного мира, или через акты гуманизма, любви и щедрости, отказа от религиозных предрассудков, сегрегации и неравенства. Ученики восхищались Иисусом, ходили за ним по пятам, повторяли его антиклерикальные остроты и каламбуры, но, в сущности, так ничего и не поняли, а когда он умер, вернулись к привычным эсхатологическим концепциям, представив самого Учителя как Мессию. Как выражается о дальнейшей судьбе Иисуса в истории Фанк, «иконоборец стал иконой».

Концепция Фанка имела определённое влияние в научных кругах (хотя в североамериканской школе её пытались соединить со взглядами его коллег по семинару: см. теории о Фоме и Q) и заслуживает самого пристального внимания. Следует с сожалением отметить, что тот же Эллисон, увлечённый полемикой относительно Фомы и Q, не уделил должного внимания концепциям Фанка. Эти концепции, впрочем, хотя и интересны, но далеко не безупречны. Основная их слабость состоит в том, что Фанку необходимо доказать наличие в традиции не только неапокалиптических учений (т. е. учений, не завязанных на близость Конца), но и учений антиапокалиптических (т. е. учений, прямо отрицающих близость Конца). Далее мы рассмотрим эти попытки Фанка и его сторонников в главе, посвящённой притчам Иисуса, но пока лишь скажем, что здесь он стоит на крайне шаткой почве. Ему не удалось найти никаких антиапокалиптических материалов, кроме притч о горчичном зерне и о закваске, причём даже их он толкует далеко не самоочевидным и в чём-то вычурным образом. В целом можно сказать, что соображения общего порядка, особенно приводимый Эллисоном довод (1), указывают на апокалиптического Иисуса. Подобно Иоанну Крестителю и первохристианским авторам, Иисус проповедовал скорую развязку исторической драмы. Он верил в скорый конец истории.

3. Царство Божие как будущая реальность

Ограничиваться общими соображениями ни в коем случае нельзя. Требуется рассмотреть евангельские речения, касающиеся грядущего Царства. Аутентичны ли они? Т. е. действительно ли они принадлежат Иисусу? И какую эсхатологическую концепцию они предполагают?

Начнём с прошений в молитве Господней (в нашей стране она обычно известна под названием «Отче наш»). Эта молитва дошла до нас в двух версиях, пространной (Мф 6:9–13) и краткой (Лк 11:2–4). Поскольку краткая версия, видимо, является более древней, а пространная отражает литургическое творчество ранней Церкви, остановимся именно на ней.

Отче!Да святится имя Твоё!Да придёт Царство Твоё!Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день!И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему.И не введи нас в искушение.

В первую очередь остановимся на прошении о Царстве. Оснований сомневаться в его аутентичности нет (даже «семинар по Иисусу» признал его принадлежность Иисусу, хотя и сомневается, что молитва Господня целиком восходит к Иисусу). В частности, если бы это прошение было выдумано ранними христианами, оно бы в большей степени отражало христианскую специфику: как мы видим, в центре его стоит приход именно Царства Божьего, а не второе пришествие Иисуса.

Значит, неэсхатологического Иисуса здесь можно получить только в одном случае: приписать данному прошению неэсхатологический смысл. Однако это крайне сомнительно. Во-первых, молитва Господня хотя и достаточно самобытна, но имеет ярко выраженные параллели со знаменитыми эсхатологическими молитвами иудаизма. Возьмём для сравнения синагогальную арамейскую молитву «Каддиш», которая наверняка была известна Иисусу с юности: