Андрей Десницкий - Сорок библейских портретов Страница 28

Примерно то же самое мы видим и в Псалтири, которую привычно связывают с именем царя Давида. Но вот псалом о том, как израильтяне тоскуют на реках вавилонских, сочинил явно не он: при нем еще не был построен Храм, о разрушении которого скорбел автор псалма. Очевидно, что перед нами целая поэтическая традиция, и Давид – самый яркий в ней поэт, как и Соломон – главный мудрец среди прочих мудрецов Ветхого Завета. Нечто подобное можно сказать и об Исайе как о самом главном пророке.

Но авторитетность этим книгам придает вовсе не чье-то личное авторство. Их читают и почитают не потому, что они были написаны какими-то особыми людьми, ведь великие герои веры Ной или Авраам не оставили нам никаких книг, а автор или авторы книг Руфи и Царств – своего имени. До нас дошли книги, которые были отобраны общиной верующих, и именно эта община признала их своим Священным Писанием, сохранила и передала нам. Имена в заглавиях этих книг – не обязательно указание на авторство в современном смысле слова, а, скорее, напоминание о тех великих людях, чьи жизни стали эпизодами Священной Истории, чьи слова легли в основу Священного Писания.

17. Иоиль, Аввакум, Наум, Иона: пророки разрушения

Иоиль, очевидец нашествия

Пророки долго и упорно предупреждали израильтян: если не измените свой образ жизни, вас ждут самые настоящие бедствия. Но тогда, как, впрочем, и сегодня, людям совсем не хотелось думать о неприятном, а еще меньше хотелось отказываться от привычного образа жизни и связанных с ним удовольствий. Может быть, как-нибудь проскочим?

Не получилось, и в речах других пророков зазвучали уже иные мотивы. На оба царства, Израильское и Иудейское, нападали враги, народ страдал от природных катастроф – но это была не бессмысленная жестокость врага, не слепая мощь природы. За всем этим стоял замысел Божий, и если люди готовы были услышать его и принять, они могли прекратить постигшее их бедствие. И более того, даже в самый мрачный час Господь не оставлял Свой народ, Он напоминал, что новое начало всегда возможно.

Одним из таких «пророков разрушения» был Иоиль. Никто точно не знает, когда он жил и проповедовал. Мы даже толком не понимаем, о чем именно он говорил: то ли о нашествии саранчи, которая сожрала все посевы, то ли о вторжении безжалостных врагов, погубивших страну хуже саранчи… А может быть, о том и другом сразу? И если о врагах, что это были за враги: ассирийцы, вавилоняне или кто-нибудь еще?

Зато мы знаем, где звучала его проповедь, – в Иудее, причем в те времена, когда в ней стоял Храм. Правда, и тут мы не уверены: тот ли Храм, который был построен Соломоном, или же второй, восстановленный после возвращения израильтян из вавилонского плена? Точно не известно, ведь история, увы, имеет свойство повторяться, и повторяется, как правило, не самое радостное и светлое в ней. «На землю Мою вторгся народ могучий, неисчислимый, зубы у него, как у льва, клыки у него, как у львицы. Лозу Мою он опустошил, смоковницу Мою ободрал, донага ее обнажил и бросил, ветви ее побелели. Рыдай, как одетая в рубище дева рыдает о юном женихе! Прекратились в доме Господнем хлебные приношения и возлияния, в трауре священники, служители Господа».

Этот народ захватчиков так могуч, что пророк даже как будто любуется им: «Распространился, как заря по вершинам, народ многочисленный и мощный, какого не бывало издревле и уже не будет впредь… Перед ним земля – как Эдемский сад, позади – разоренная пустыня, и ничто не укроется от него… Бегут они, как богатыри, как воины, всходят на стены, каждый идет своей дорогой, не сбиваясь с пути». Мы привычно воспринимаем любое бедствие как нечто черное и страшное, не видим в нем ничего такого, чем можно любоваться… Но оказывается, своя красота, свой порядок, свой смысл есть и в разрушении. И в чем же может заключаться этот смысл?

«Но и теперь не поздно – пророчество Господа! – Обратитесь ко Мне от всего сердца с постом, и с плачем, и с рыданием. Разрывайте свои сердца, а не свои одежды, обратитесь к Господу, вашему Богу, ибо Он благ и милосерд, Его гнев медлит, а милость велика, и о бедствии Он сожалеет». Отчего пророк не звал сограждан к оружию (если это вражеское войско), или на борьбу с вредителями (если все-таки саранча)? Можно дать простой ответ: при нашествии ассирийцев, вавилонян или саранчи бороться бесполезно, можно только стараться что-то укрыть от жадного полчища. Но напрашивается тут и другой вывод: все эти разорители действуют не сами по себе, они – своего рода орудие Божьего гнева, и только Бог может их остановить.

Это вообще основной принцип пророческой проповеди: что бы ни происходило с тобой и твоим народом, все это происходит между тобой и Богом. Именно поэтому даже те пророки, которые долго и подробно говорят о разрушении, находят и слова надежды, обещают возрождение и процветание. Иоиль говорит о них как уже о чем-то состоявшемся. Полчища действительно ушли? Или это его яркая вера в то, что однажды так оно обязательно и произойдет, и потому он говорит о желанном как о состоявшемся? «Возревновал Господь о Своей земле, пожалел Свой народ… Не бойся, земля, ликуй и веселись: великое совершил Господь! Не бойтесь, звери полевые: зеленеют пастбища в степи, приносят плоды деревья – смоковница и виноград дают свою силу. Ликуйте и радуйтесь, сыны Сиона, о Господе, вашем Боге, – Он дарует вам Учителя Праведности, ниспошлет на вас дожди, и осенние, и весенние, как прежде. Переполнятся тогда гумна зерном, потекут в давильнях через край сок лозы и масло оливы».

Как в пророчествах Исайи и у многих других пророков, здесь звучат намеки на некоего совершенно особенного человека, которого Бог пошлет к Своему народу, чтобы вернуть его Себе. И потому Иоиль предсказывает не просто примирение Бога со своим народом, но, по сути, дарование пророческого призвания каждому человеку из этого народа: «И будет после того: изолью Мой Дух на всякую плоть, будут пророчествовать ваши сыны и дочери, ваши старцы увидят вещие сны, ваши юноши – видения». И в самом деле, зачем нужны пророки? Чтобы показать людям то, чего они сами по каким-то причинам не замечают. А когда они прозреют – пророком станет, по сути, каждый, это и есть нормальное состояние для верующего человека. Только мы этой нормальности еще не достигли.

Аввакум, дозорный на башне

О жизни пророка Аввакума мы тоже не знаем практически ничего, – его книга не сообщает нам никаких биографических деталей и не содержит никаких отсылок к конкретным историческим эпизодам. Есть нечто удивительное, но вместе с тем и значимое в том, что пророчества-предупреждения датируются куда легче, чем пророчества, говорящие о наступившем бедствии. Казалось бы, должно быть наоборот: предостережения всегда актуальны, а вот всякое новое вражеское нашествие неповторимо. Почему же те, кто сохранил книги этих пророков и донес их до наших дней, не указали, что же произошло?

Может быть, дело в том, что для пророческого слова, в отличие от исторической летописи, важно не передать конкретику событий, а указать на их духовный смысл? И если бы пророки точно указывали, куда именно двинулись войска врагов и под чьим предводительством, какие города захватили, какие потери при этом понесли их соплеменники, – все это оттеснило бы на задний план главное, ради чего и писались их книги. И потому, оставляя летописцам детали, пророки говорят о сути.

Впрочем, одну деталь из книги Аввакума мы знаем точно: он описывает нашествие халдеев, то есть вавилонян. Господь через него объявляет: «Вот, я поднимаю халдеев – народ суровый и упорный, который пройдет по всей земле, отнимая чужие дома. Страшен он, ужасен, сам себе он – и власть, и суд. Быстрее барсов его кони, проворней ночной волчьей стаи; скачут всадники, издалека налетают, как орел, настигают свою добычу». Собственно, в этом и есть основное различие между Израилем и язычниками: есть ли над ними Царь и Судия, или кто силен, тот и господин.

А кто же тогда пророк? Аввакум называет себя дозорным, который стоит на башне и напряженно вглядывается вдаль… Что это за облако пыли, что за дымы там, вдали? Не вражеское ли нашествие? Он должен первым все заметить и предупредить свой народ… Он должен подняться над повседневной суетой, чтобы разглядеть вдали то, чего не хотят или не могут увидеть другие. И самое главное – он должен уловить сигнал от Того, Кто только и решает судьбу этого народа.

«Я заступил на стражу, стою на башне, смотрю, что будет. Что Он скажет мне? Как на мою жалобу ответит? Ответил мне Господь и сказал: “Запиши свое видение, ясно изложи на табличках, чтобы мог их гонец доставить. Это видение – для своего часа, сбудется до конца, без ошибки. Если медлит оно, подожди – сбудется, не запоздает”».

Но у пророка есть одно очень важное отличие от дозорного: дозорный не жалуется на то, что видит. Он просто наблюдает и сообщает остальным, что увидел. Пророк же вступает с Богом в диалог, даже в спор – позднее мы услышим такой спор в книге Иеремии. Но у Аввакума он тоже есть: «Доколе, Господи, я буду взывать, а Ты – не слышать? Я кричу о насилии, а Ты не спасаешь. Для чего же мне видеть зло, смотреть на несчастье? Предо мной – грабеж, насилие, растут раздор и вражда».