Евгения Фролова - История средневековой арабо-исламской философии Страница 31

7. Концепция знания в «фалсафе»

Анализ статуса знания в средневековой арабо-исламской культуре снова обращает нас к идейному базису этой культуры – к исламу.

Исламская религия возникла, о чем говорилось ранее, как в существенной степени социально-политическая доктрина. Поэтому, провозгласив теократию, она, по сути дела, создала основы также и светской государственности, а следовательно и светской культуры. Учение Мухаммада дало основные ориентиры устройства новой общности, и теология складывалась уже в структуре общества, которое было вовсе неадекватно доктрине, только еще утверждавшейся в обществе и не всесильной. Благодаря этому теоретическое знание обрело в исламской культуре высокий статус, а античная наука почти беспрепятственно вошла в плоть науки арабов. Это обстоятельство – не противостояние греческой мудрости, а ее усвоение – благоприятствовало развитию наук и даже стимулировало его.

Если обратиться к содержанию обучения, которое имело место в исламское средневековье, то представленное мечетями и медресе оно сводилось к преподаванию богословия, фикха. Но здесь же, в мечетях, шли жаркие споры вокруг богословских проблем, и они нередко выводили за пределы богословия. Вместе с тем существовало и домашнее образование. Большую роль в культуре играли «дома науки» с обширными библиотеками, включавшими книги по разным областям знания. Интерес к знанию можно было удовлетворить, купив почти любую книгу в лавке на базаре (на книжном базаре Бухары IX в. насчитывалось более 100 таких лавок). И наконец, имелось множество кружков, собиравшихся вокруг того или иного муаллима, передававшего свои знания ученикам. «Жизнеописание», составленное Ибн Синой, наглядно рисует характер образования, которое мог получить юноша.

Такое «сожительство» религиозного и светского начал зафиксировалось в классификации наук. Она отражает две существовавшие тогда тенденции – 1) утвердить в чистоте «свою», исламскую традицию и 2) ввести в качестве законной «чужую», иноземную «науку древних», совместив ее по мере надобности с религиозным законом.

Первую тенденцию можно проиллюстрировать «Ключами наук» – своеобразным справочником для образованных людей, написанным Абу Абдаллахом ал-Хваризми. Ее же представляет и капитальный труд Ибн ан-Надима (ум. около 990 г.) «Фихрист», в котором систематизирован и описан большой объем книг. Труд делится на 10 частей, из которых 6 представляют «свое» знание (арабский язык, священные книги, Коран и коранические науки: грамматика, литература, поэзия, калам и фикх). Седьмая часть под общим понятием «философия» и «древние науки» содержит описание наук «чужих»: физика, логика, геометрия, арифметика, астрология, механика, медицина. В девятой части дается описание религиозных верований индийцев, персов, китайцев. Восьмая и десятая части освещают «древние искусства», такие как магия, волшебство, алхимия, ремесла и т.п.

В трудах большинства «улема», ученых богословов, вообще отсутствует упоминание о греческой науке. Но наряду с этим, и даже во времени опережая подобные классификации, была предложена иная систематизация знания. Аль-Кинди в «Трактате о количестве книг Аристотеля», правда, лишь перелагает, с незначительными изменениями, Аристотеля. Но аль-Фараби в «Классификации наук» излагает единую систему знания, в которой фикх и калам как дисциплины мусульманской учености дополняют философское знание, имеющее приоритетное значение. К такому же совмещению религиозных и философских наук стремились и «Братья чистоты». Здесь и те и другие пока еще объединяются одним понятием науки, знания (илм), но и в таком объединении видно стремление дать всем им рациональные основания. «Слово „знание“, – отмечает аль-Фараби, – является общим именем и для знатока физики и для священнослужителя», но «священнослужитель не обладает знанием природы возможного (т.е. единичных вещей – Прим. автора); этим знанием обладает только знаток физики», являющейся практической частью философии. «Поэтому знания того и другого являются противоположностями»[169]. Легализация светского знания, унаследованного в огромной мере от античности, явилась благоприятной базой для развития науки, не только для осмысления специфики отдельных наук, но и для разработки понятия науки в целом. При этом важным было следование античной идее деления знания на практическое и теоретическое. Первое относилось к деятельности человека, связывалось с ним, с достижением блага; второе связывалось с постижением сущности вещей, в своем бытии независимых от человека, его деятельности, и целью его ставилась истина.

Интересно в этом отношении проследить изменение понятий «искусство» (синаа) и «наука» (илм), обратившись к текстам аль-Фараби. Хотя позиция аль-Фараби и не отражает в полном объеме реальную культурную ситуацию, тем не менее она фиксирует происходившие в общественном сознании сдвиги.

При беглом знакомстве с текстами может сложиться впечатление, что Второй учитель, как называли аль-Фараби, недостаточно различает эти понятия. Так в одном месте он говорит о «науке логики» («О происхождении наук»), в другом же («Вводный трактат в логику») – об «искусстве логики». В трактате «О происхождении наук» он также пишет о «музыкальной науке», «науке поэтики» и т.д. Однако более внимательное чтение позволяет увидеть, что аль-Фараби неслучайно производит замену понятий, что он не путает их, а описывает различие того и другого и возможное их перекрещивание.

Ведь если мы обозначим место и роль логики в различных течениях и школах, то увидим, что в одних случаях она используется как искусство (которое аль-Фараби во «Вводном трактате в логику» называет «силлогистическим искусством» в противоположность «несиллогистическим», таким, как медицина, земледелие, строительство и др.) т.е. как набор известных правил, которыми нужно овладеть для практических дел – судебных разбирательств, диспутов и т.п. В других же случаях логика рассматривается как свод законов мышления, хотя и имеющих практическое применение, но представляющих в то же время (и это главное) теоретическую самоценность.

Достаточно типичным отношение к знаниям как искусствам, или ремеслам, рисуется в поучающем произведении XI в. «Кабус-намэ». Автор его Кей-Кавус прямо говорит о том, что он смотрит на всякое знание как на ремесло: «Под ремеслами я разумею не только содержание лавки и мастерской, ибо всякое дело, которым человек занимается, – это ремесло. И нужно, чтобы дело это он знал хорошо, дабы смог извлечь из него выгоду». Люди без умения, наставляет он, остаются без выгоды. Наилучшее искусство – красноречие, оно необходимо в каждом деле. Надо знать и правила покупки рабов, земель, коня, как воспитать детей и т.д. Но лучшая из наук – наука духовная, богословие, ибо, овладев ею, человек может «получить и этот мир и мир будущий».

В трактате «О классификации наук» аль-Фараби рассуждает, в частности, о науке о языке, понимая под ней знание законов, управляющих словами. Тут же он поясняет: «Законы в каждом искусстве суть универсальные, то есть всеобъемлющие суждения». Пользование законами, владение ими – искусство, но сами законы в полном объеме составляют уже содержание науки о языке, которая выступает как объект изучения, как описание ее сущности.

Далее аль-Фараби выражает свою мысль еще определеннее, вводя понятие «науки об искусных приемах», которые «указывают способы познания мер и методов, чтобы с помощью искусства реализовать и актуализировать их в естественных и чувственно воспринимаемых телах». Сюда он относит приемы измерения площадей, создание астрономических приборов, музыкальных и других инструментов, изготовление зеркал и т.д. И, конечно, совсем другую задачу ставит Абу Наср, когда описывает Вселенную, небесные сферы, движение Земли, Луны, Солнца, принципы физики, органы тела человека и животного, их функции и потенции, суть музыкальной гармонии. Особое место в ряду наук занимает философия, которая в качестве «науки наук» выражает суть понимания науки как таковой в ее отличии от искусства.

Процесс различения предметов этих понятий выразился также в уточнении представлений о знании, дифференциации его и в разработке научного метода. Правда, о сознательно вычлененной области методологии применительно к средневековью вряд ли можно говорить, но фактически, в реальной деятельности философов и ученых выработка метода исследования, поиска истинного знания и критериев его достоверности уже шла.

В арабо-исламской культуре имеется два основных понятия, обозначающих знание: «илм» и «маарифа». Как показал в своей блестящей книге «Торжество знания» Франц Роузентал, «илм» исторически восходит к понятию «вехи», а возможно, и обозначающие племя, «знаки, хранимые как его символ. То есть с самого начала знание – „илм“ – есть нечто объективированное, внеположенное человеку. Таким оно остается и впоследствии. Наоборот, „маарифа“ выражает знание, связанное со всем существом человека, оно не существует вне и без человека. Вероятно, поэтому оно становится обозначением познания, познавания и знания как личностного постижения и связывается прежде всего с концепцией знания в суфизме, в исламской мистике. И поэтому же именно „илм“ становится обозначением знания как науки и знаний как наук, т.е. того, что человек получает от кого-то извне, от кого-то другого, чему научается и что передает другим.