Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата Страница 34

Вавилонская табличка со словом ṭubbû, лицевая сторона

Вавилонская табличка со словом ṭubbû оборотная сторона

Согласная t в слове tēvāh отличается от согласной ṭ в слове ṭubbû; поэтому ṭubbû, существительное мужского рода с неизвестной этимологией, и ēvāh, существительное женского рода тоже неизвестной этимологии, не могут быть этимологически родственными словами. Я думаю, что иудеи, встретив в истории о Ковчеге аккадское слово ṭubbû совместно с другими аккадскими словами, обозначающими Ковчег, гебраизировали его в tēvāh. При этом точная передача согласных была менее важна, чем идея передать иностранное слово, поскольку оно употреблено в Библии всего два раза: в рассказе о Ное и в рассказе о рождении Моисея. Эти два слова не родственны, и ни одно из них не является заимствованием другого; аккадскому слову просто придан еврейский «вид». Это похоже на то, как в Книге пророка Иеремии имя Набу-шарруссу-укин евнуха Навуходоносора передано как Набусарсеким. Таким образом, следует предположить, что в рассказе о Потопе в каком-то не дошедшем до нас вавилонском источнике первого тысячелетия до Р. Х. для обозначения Ковчега Утнапишти вместо обычного слова eleppu (судно) было использовано редкое слово ṭubbû.

Другая возможность состоит в том, что еврейское слово tēvāh представляет собой «бродячее слово» (Wanderwort), одно из тех главных слов неизвестного происхождения и неясной этимологии, которые живут вечно и распространяются через все континенты (хороший пример – слово «чай», tea). В таком случае мы имеем здесь дело с каким-то древним несемитским словом, обозначавшим простейший тип речного судна; это слово в аккадский пришло как ṭubbû, в древнееврейском появилось как tevah, и можно даже предположить, что английское tub (бадья, бочка) – того же древнего происхождения [75]. Это простое слово для простого судна могло сколь угодно долго использоваться вдоль судоходных рек на разных континентах. Если такое судно перевернуть кверху дном и ударить по нему кулаком, оно издаст глухое «даб»[82]. Замечательно, что по-английски слово tub, как и слово ark (ковчег), может также означать «короб», «ящик» и «судно». И еще надо отметить, что слово ṭubbû – такое же редкое в вавилонских клинописных текстах, как и tēvāh в древнееврейских текстах; собственно, до сих пор оно было обнаружено лишь в двух местах на одной и той же процитированной выше табличке, и больше пока нигде[83].

Каждая из этих версий может служить объяснением появления в библейском тексте редкого слова для обозначения Ковчега: либо иудеи встретили на какой-то табличке слово ṭubbû в смысле «ковчег» и гебраизировали его, превратив в tēvāh; либо они назвали Ковчег словом tēvāh потому, что в их представлении он походил на некий древний тип судна, называвшийся по-древнееврейски tevah, а на вавилонском аккадском ṭubbû.

Но вернемся к вопросу о форме.

Среди традиционных типов иракских речных судов когда-то встречались суда, по форме и пропорциям весьма напоминающие описание Ковчега в Книге Бытия. Подполковник Чесни в своем отчете для британского правительства пишет, что в 1850-е годы он сам видел, как строились и использовались такие суда [76]:

Удивительные суда строят в Тикрите и в маршах Ламлума, но более всего близ битумных источников Хита. В этих местах изготовление судов – каждодневное и чрезвычайно простое дело. Самоучки-корабелы, конечно, лишены преимуществ удобного дока и даже стапелей, и тем не менее они могут за очень короткое время построить судно, работая только топорами и пилами; кроме того, они пользуются широким металлическим ковшом, из которого льют расплавленный битум, и деревянным катком для его выравнивания. На первом этапе этого примитивного судостроения выбирается ровный участок земли подходящего размера, расположенный достаточно близко от берега. На нем прочерчивают периметр дна будущего судна, без математической точности, но все же пользуясь веревкой и следуя некоторой системе. Основание или днище будущего судна – это первое, что будет сделано.

Описанная здесь процедура в точности соответствует уже знакомой нам инструкции в Табличке Ковчега, когда Энки объясняет Атрахасису, как вычертить план этого судна. Вернемся к отчету Чесни:

На очерченную таким образом поверхность выкладываются неошкуренные ветки, параллельными линиями на расстоянии примерно фута[84] друг от друга; другие ветки выкладываются поперек них с тем же шагом и переплетаются с ними. Промежутки заполняются плетением из тростника и соломы. В результате образуется грубо сработанная платформа, через которую из конца в конец для большей прочности протягиваются более крепкие ветки, на расстоянии от восьми до двенадцати дюймов друг от друга. Когда днище сплетено, начинают изготавливать борта; для этого в край днища втыкают вертикальные колышки нужной высоты, а затем заполняют их таким же плетением, как описано выше. Вся конструкция дополнительно укрепляется грубыми деревянными брусьями, которые выкладываются от планширя до планширя[85] на расстоянии примерно четырех футов друг от друга.

Описав в деталях конструкцию строящегося судна, Чесни переходит затем к последнему этапу, тоже знакомому нам по Табличке Ковчега, – гидроизоляции:

Все части судна затем покрываются горячим битумом, который плавят в яме рядом с местом работ и добавляют в него песок и глину для достижения нужной консистенции. Полученный таким образом «битумный цемент» распределяется по всем плетеным поверхностям и тщательно разглаживается деревянным катком как с внутренней, так и с внешней стороны. После недолгого остывания получается прочная и долговечная водонепроницаемая конструкция, хорошо приспособленная для речного плавания. Большинство судов этого типа по форме похожи на гроб, на одном конце более широкий и закругленный; но встречаются и экземпляры более отточенной формы. Такое судно длиной 44 фута, шириной 11 футов 6 дюймов и высотой бортов 4 фута[86], с осадкой 1 фут 10 дюймов при полном грузе и всего 6 дюймов порожнем, может быть сооружено в Хите всего за один день…

Чесни сразу увидел, что по форме и пропорциям эти суда сильно напоминают библейское описание Ковчега, и привел достаточно убедительные доводы в пользу того, что Ной вполне мог построить судно того же типа:

Ковчег, как мы все хорошо знаем, был длиной в триста локтей, шириной в пятьдесят локтей и высотой борта в тридцать локтей. При самой маленькой длине локтя это дает длину в 450 футов, ширину в 75 футов и высоту борта в 45 футов[87]. Грузоподъемность этой огромной конструкции, учитывая допуск на бимсы[88], которыми она была скреплена, и на опоры, более 40 000 тонн. Из приведенного выше описания процесса постройки судов в Хите можно заключить, что ничто не препятствовало жителям города или окрестной страны построить это огромное судно; просто для набора корпуса нужны были более крупные элементы. Нижний отсек, предназначенный для четвероногих, надо было, конечно, разделить на клети перегородками, и эти перегородки могли служить опорой второму ярусу, предназначенному для людей. Аналогично, перегородки второго яруса поддерживали верхний ярус, предназначенный для птиц. Вся конструкция была трехъярусной и имела крышу, а внутренние перегородки и опоры придавали ей необходимую жесткость. Таким образом опровергаются утверждения о якобы чрезмерной сложности такой работы, в особенности если помнить, что ковчег предназначался не для перемещений, а для того, чтобы оставаться на воде примерно в одном и том же месте.

До нас, к счастью, дошли несколько фотографий, которые сделал в 1888 году археолог Джон Паннетт Питерс (John Punnett Peters). На них видны несколько судов описываемого типа, одни в процессе постройки, другие уже в использовании. Глядя на эти суда, Питерс тоже вспомнил о Ноевом ковчеге.

Вторая из серии фотографий, сделанных Дж. П. Питерсом; он назвал ее «Корабельный док Ноя в Хите на Евфрате»

Итак, у нас имеется реальная и вполне функциональная кандидатура на роль Ковчега; она отличается и от длинных и узких судов шумерского типа, и от круглого судна Атрахасиса, и от квадратной модели Утнапишти, но удивительно точно следует описанию продолговатого судна, данному в Книге Бытия. Разумно будет предположить, что описание в еврейской Библии соответствовало именно такому типу продолговатых судов, имевших наряду с кораклами широкое распространение в древней Месопотамии, где их и увидели еврейские авторы. К сожалению, ни Чесни, ни Питерс не сообщили нам, как по-арабски в XIX веке назывались эти суда, но из всего вышеизложенного можно предположить, что именно такие суда назывались по-аккадски ṭubbû, а по-древнееврейски tēvāh…