Антон Данненберг - Религия на Кубе. Философско-религиоведческий анализ Страница 36

Свою первую речь на Кубе понтифик произнес сразу же после прилета, в гаванском аэропорту. Поприветствовав собравшихся, он выразил благодарность Богу, давшему ему возможность посетить остров, на котором уже более пятисот лет стоит «крест Христа». Уже в своем первом выступлении папа не ограничился лишь уверением, что прибыл на Кубу для того, чтобы укрепить жителей острова в их вере, надежде и любви. Он сразу же обозначил свою позицию, которая была озвучена им в несколько завуалированной форме: «Мои наилучшие пожелания объединяются с молитвой о том, что эта земля может предложить каждому климат свободы, взаимного доверия, социальной справедливости и прочного мира. Может быть, Куба, со всем ее прекрасным потенциалом, откроет себя миру, и может быть мир откроет себя Кубе, чтобы люди, которые работают ради прогресса и которые жаждут согласия и мира, могли смотреть в будущее с надеждой»[428].

Недвусмысленность посыла понтифика явно говорила о том, что сам он видел своей миссией продолжение так называемой восточной политики Ватикана. Расплывчатость формулировки тем не менее вполне определенно демонстрировала истинную цель визита – консолидировать общество вокруг идеи «открытости», поставив ее на христианскую платформу. Памятуя, как развивалась ситуация в Восточной Европе после апостольской деятельности папы, можно говорить о том, что миссия Ватикана в этом направлении активно продолжалась.

Как отмечал Дж. Вейгел, «ни один герой польской истории: ни король Ян III Собеский, ни Тадеуш Костюшко, ни Юзеф Пилсудский – не въезжал в Варшаву так торжественно, как это сделал 2 июня 1979 г. Иоанн Павел II»[429]. Сам факт избрания впервые за 455 лет папой римским поляка имел во многом символический характер. По мнению Е. Гергея, «Колоссальной неожиданностью было то, что новый папа – не итальянец, а поляк, следовательно, славянин, из восточной и к тому же социалистической страны» [430].

Вейгел указывал, что после смерти Иоанна Павла I, чей понтификат продлился меньше месяца, курия была в шоке. Но, разумеется, отнюдь не этот шок стал причиной избрания представителя социалистической Польши: «Войтыла был сильной личностью с задатками публичного политика, и это нельзя было сбрасывать со счетов, если вспомнить положительную реакцию общественности на короткое папство Иоанна Павла L И наконец, Восточная политика Павла VI. Ее дипломатические успехи были очень и очень призрачны, а архиепископ Краковский вообще сомневался в правильности выбранной стратегии. И все же именно «Восточная политика», лишив Святой Престол его главного оружия – солидарности с Западом, что было характерной чертой всего послевоенного устройства, сделала возможным избрание папы из-за «железного занавеса»[431].

Следует отметить, что принципиально новая политика на восточном направлении стала проводиться Ватиканом после 1964 года. Ее автором и творцом стал архиепископ Казароли, а главным вопросом этой политики было участие Католической церкви в ослаблении международной напряженности. В 1966 году папа Павел VI впервые в истории принял советского министра иностранных дел А. Громыко (повторно – в 1967 году), в 1967 году – Н. Подгорного. Результатом второй встречи с А. Громыко стал визит в СССР архиепископа Казароли, в период между 24 февраля и 1 марта 1971 года. Свидетельством нормализации отношений явился очередной визит в Ватикан в 1974 году А. Громыко.

Данная двусторонняя открытость имела своими причинами, конечно, не взаимные симпатии. Каждая из сторон преследовала свои цели. И для Советского Союза избрание Войтылы папой стало неприятным сюрпризом, тем более что, как отмечал Дж. Вейгел, «он, уроженец Восточной Европы, знакомый с местными языками и культурой, как никто представлял себе положение Церкви за «железным занавесом». Для него также не было тайной коренное отличие коммунистических режимов от демократически устроенных государств – отличие, которое не в полной мере приняли во внимание ватиканские дипломаты, формировавшие и осуществлявшие Восточную политику Павла VI. Любое государство время от времени совершает преступные деяния, коммунистические же режимы являются преступными по своей природе»[432].

Показательно, что сам Иоанн Павел II дипломатично обходил вопросы политического противостояния в мире, нивелируя их до проблематики духовного единства и разобщенности. Таким образом, ему удавалось абстрагироваться (номинально) от политической проблематики и говорить как бы с позиций чистого гуманизма. Так, в своей речи в Гнезнинском Соборе в Польше Ъ июня 1979 года он вопрошал: «Не в том ли желание Христа, не в том ли воля Святого Духа, чтобы этот папа поляк, папа славянин явил ныне духовное единство христианской Европы?» [433].

Именно духовными методами Войтыла, как истинный папа, достигал политических целей. В 1980 году появляется энциклика «За беспримерное подвижничество», в которой святые Кирилл и Мефодий провозглашались сопокровителями Европы, что как бы стирало еще один барьер между западным и восточным христианством. Что же касается Кубы, то как отмечала «Нью-Йорк Таймс» в дни визита папы на остров, «до сих пор Иоанн Павел II избегал любой конфронтации с правительством Кастро, предпочитая распространить свое влияние более тонкими методами»[434].

Несмотря на попытки биографов Иоанна Павла II поставить этого Папу вне политики, очевидно, что именно политика, при этом политика на восточном направлении (говоря шире – по отношению к соцстранам) была его основным приоритетом. Показательно, что в 2004 году, на вручении награды «Медаль свободы имени Рональда Рейгана» в Вашингтоне бывший лидер польской «Солидарности» и экс-президент Польши Лех Валенса заявил, что «в разрушении коммунизма значительную роль сыграл не только Рональд Рейган, но и папа римский Иоанн Павел II и польская “Солидарность”» [435].

Позже, в 2012 году, в интервью «Радио Свобода», рассуждая о событиях в Польше, Валенса вновь вспомнил о папе римском. При этом, что крайне показательно, именно в контексте ситуации на Кубе. Говоря о падении социалистического режима в Польше, Л. Валенса отмечал: «Папа Римский ускорил эти процессы и предотвратил кровопролитие. Так что пятьдесят процентов нашего успеха заслуженно полагается святому отцу-поляку. Только не стоит подменять понятий: не он делал революцию. Он пригласил нас к молитве, а политическая оппозиция тогдашнего режима смогла подхватить свой пробужденный народ и повести к победе. Но если взглянуть, к примеру, на Кубу, там папа римский во время паломничества собрал почти весь народ, но не оказалось оппозиции, способной повести за собой этих людей. И коммунизм там жив до сих пор»[436].

В начале 2000-х годов стали всплывать и нелицеприятные для папского престола периода Иоанна Павла II факты, касающиеся практической деятельности на Востоке Европы совместно с США. Так, свидетельница по делу Слободана Милошевича Добрила Гайич Глисич заявила в Международном трибунале для бывшей Югославии (МТБЮ), что еще в начале 80-х годов президент США Рональд Рейган и Папа Римский Иоанн Павел II обсуждали между собой раздел Югославии[437].

По мнению Б. С. Милошевича, Ватикан «несет ответственность за разрушение всех Югославий – Королевства Югославии, СФРЮ, СРЮ, Государственного содружества Сербии и Черногории. Ватикан бесцеремонно вмешивался и в дела Сербской православной церкви, яркий пример тому – признание Ватиканом автокефалии Македонской православной церкви»[438]. Рассматривая политическую историю того периода, Б. С. Милошевич резюмирует: «Все, что произошло в Восточной Европе в 80-х – в начале 90-х годов, не было возможным без участия папы Иоанна Павла II (К. Войтылы)»[439].

Как отмечает Тай Флэтли (Университет Род-Айленда), первая встреча Папы с Рейганом в 1982 году была продиктована вполне очевидными целями: Папа хотел восстановления демократии в Польше, Рейган – развала Советского Союза[440].

Согласно Войцечу Адемицки, члену «Солидарности», роль Ватикана в изменении режима в Польше была «открыта лишь наполовину, а наполовину – секретна. Ее открытая сторона выражалась в предоставлении гуманитарной помощи: еда, деньги, медицина, консультации врачей, проводимые в церквях. Тайная же сторона заключалась в поддержке политической деятельности: предоставление печатных машинок всех видов, предоставление нам мест для тайных собраний, организации специальных демонстраций»[441].

Разумеется, руководство Кубы прекрасно было осведомлено о деятельности Католической церкви в период холодной войны. Точно так же, как оно было осведомлено и о ее деятельности по отношению к социалистическим режимам в самой Латинской Америке. Так, известно, что католицизм в Латинской Америке имеет свои специфические особенности, связанные, в первую очередь, с независимой, в ряде случаев, позицией по отношению к целому ряду вопросов. Так было, например, во время событий 1970 года в Чили. И. Григулевич отмечал по этому поводу: «Особо следует сказать о позиции Католической церкви к правительству Альенде. Как известно, после Второго Ватиканского собора (1962–1965) в ориентации Католической церкви, особенно в Латинской Америке, произошли серьезные изменения. Из противника социальных перемен Католическая церковь, в лице господствующего в ней течения обновленцев, превратилась в их поборника. В Церкви даже образовалось крыло, требующее радикальных перемен. На выборах 1970 года, в отличие от предыдущих, церковная иерархия, возглавляемая кардиналом Раулем Сильвой Энрикесом, заняла позицию невмешательства, а с приходом к власти блока «Народное единство» стала проводить политику сотрудничества с правительством Альенде»[442].