Глеб Ястребов - Кем был Иисус из Назарета? Страница 39

Хотя эта притча содержится лишь в одном позднем источнике (Евангелие от Луки), она явно принадлежит Иисусу. Сюжет её в отличие от двух вышеперечисленных прост и понятен. (Не исключено, кстати, что он не выдуман Иисусом, а взят из реальной жизни.) Один из двух сыновей потребовал свою часть наследства ещё при жизни отца: в подтексте стоит, что отец ему только мешает (дескать, «ты зажился»), что он желает отцу смерти. Такое поведение даже по нашим меркам ни в какие ворота не лезет, а в патриархальном иудейском обществе I века оно воспринималось как ужасный грех, вопиющее попрание базовых моральных устоев и заповеди о почтении к родителям. Затем, усугубляя свою вину, младший сын покидает родину и отправляется на языческую чужбину, где живёт подобно язычникам, причём худшим из язычников (транжирит имущество с проститутками). Его постигает заслуженная расплата, которая, впрочем, делает его вину ещё более глубокой: денег больше нет, и ему приходится работать у язычников нищим свинопасом. (Свинья — самое презираемое животное для израильтян. Свиноводство было запрещено в Иудее, но культивировалось в Греции и Риме.) Вконец отчаявшись и даже раскаявшись («придя в себя»), он набирается смелости вернуться домой, рассчитывая быть принятым хотя бы на правах раба. Он добредает до дому, но отец кидается ему навстречу и даже не даёт договорить до конца заготовленную мольбу о прощении: блудного сына ждёт богатая одежда и роскошный ужин. Тем временем возвращается старший сын. Он возмущён и обижен: неужели его послушание ничего не стоило, что отец оказывает невиданные почести другому сыну, столь сильно его оскорбившему? Он не хочет даже войти в дом, и отец, выйдя, уговаривает его принять участие в радостном пиршестве о спасении сына...

Эта притча бессчётное число раз использовалась в христианской, да и не только христианской, проповеди. Зададимся, однако, вопросом: зачем её рассказал Иисус? Ясно, что подобные сюжеты не могут быть сведены к однозначным расшифровкам, но всё же: кого Иисус имел в виду в первую очередь под старшим и младшим братом? (Отец в притче, конечно, изображает самого Бога.) Контекст Луки и переклички с другими материалами традиции, видимо, позволяют дать ответ на этот вопрос. Проповедь Иисуса была обращена в первую очередь не к праведникам Израиля, которые соблюдали заповеди Торы, а к грешникам: людям, которые, подобно блудному сыну в притче, нарушали простейшие заповеди (не почитали родителей, пьянствовали, ходили к проституткам, распутничали и т. д.). Именно эти люди вызывали у него наибольшую боль и тревогу. Именно с ними он старался больше всего общаться, рассчитывая привести их к покаянию. Это вызывало непонимание и даже неприязнь у таких чистоплюев, как фарисеи, которые считали делом ниже своего достоинства якшаться с сомнительными личностями. Вот типичный случай:

Книжники и фарисеи, увидев, что он ест с мытарями и грешниками, говорили его ученикам: «Как это он ест и пьёт с мытарями и грешниками?» Услышав, Иисус говорит им: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Я пришёл призвать не праведников, но грешников к покаянию».

Евангельские инвективы в адрес грешной части фарисейства способствовали в последующем христианстве популярному представлению о фарисеях как о людях, погрязших в разного рода грехах, чуть ли не худших, чем мытарей и проституток. Поэтому значительная часть пафоса Мк 2:16–17 проходит мимо внимания многих читателей. Отнюдь не считая, что все фарисеи суть «лицедеи», Иисус принимает как само собой разумеющееся, что лучшей части фарисейства многие его поучения не нужны. Скажем, он призывал людей не гневаться — а многие фарисеи и сами пытались подражать великому учителю Гиллелю в долготерпении и кротости (см. выше главу 7). Он призывал людей следить за чистотой сердца в вопросах сексуальной морали, а фарисеи и сами боялись подобных грехов пуще огня. Он призывал руководствоваться в этике «золотым правилом»: «Во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф 7:12/Лк 6:31), — но в разных формулировках «золотое правило» утверждалось и Гиллелем, и другими учителями иудаизма... Притча о блудном сыне прежде всего обращена к фарисеям и вообще людям, соблюдающим заповеди Торы. Иисус предлагает им не хулить его за небрезгливость, но самим преисполниться жалости к тем, кто вот-вот погибнет при наступлении апокалиптического Суда, — к «погибшим овцам дома Израилева» (Мф 10:6).

Сразу оговоримся: не надо думать, что подобная логика была чужда иудаизму. В главе 7 мы уже цитировали призывы к милосердию и прощению в еврейских текстах. Находим мы (правда, чуть в более поздний период) даже раввинистическую притчу, напоминающую притчу о блудном сыне. Она принадлежит рабби Меиру, который с её помощью изъяснял библейский стих Втор 4:30 («когда ты будешь в скорби, и когда всё это постигнет тебя в последствие времени, то обратишься к Господу, Богу твоему»). Притча такая: «С чем это можно сравнить? С тем, как один царский сын ступил на путь нечестия. Царь послал наставника его просить, чтобы тот вернулся домой. Сын ответил, что чувствует себя недостойным и глубоко смущённым, а потому вернуться не может. Но тогда педагог передал следующую весть: “Сын мой! Может ли сын стыдиться возвращения к отцу своему? И если ты возвращаешься, то не к отцу ли возвращаешься?”» (Деварим Рабба 2:3). Как и в притче Иисуса, отец здесь обозначает Бога, а сын со своими блужданиями — грешного человека.

Ещё одна короткая притча Иисуса развивает тему милости к грешникам следующим образом:

Фарисеи и книжники роптали, говоря: «Он принимает грешников и ест с ними!» Но он сказал им в ответ следующую притчу: «Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдёт за пропавшей, пока не найдёт её? А найдя, возьмёт её на плечи свои с радостью и, придя домой, созовёт друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною; я нашёл мою пропавшую овцу...»

Помимо всего прочего, эта притча комментирует тот факт, который, видимо, всё больше и больше отличал миссию Иисуса от миссии Иоанна Крестителя. Хотя оба они призывали народ к покаянию, создаётся впечатление, что суровый аскет Иоанн, ожидавший «Сильнейшего» со дня на день, не ставил себе задачу положить все силы на спасение худших из соотечественников. Иисус же, который глубоко уверовал в милосердие Творца (см. выше главу 7), считал, что это милосердие ныне адресовано в первую очередь тем, кто дальше всех отошёл от Бога. Поэтому он предпочитал компании видных богословов и аскетов компанию («оставил 99 овец...»), пожалуй, менее приятную: проституток, коммерсантов и налоговых инспекторов. У фарисеев же такая стратегия вызывала некоторую ревность. Заметим, что они явно относились к Иисусу с уважением: философия «почему он ест с ними, а не с нами» понятна лишь в том случае, если они хотели видеть его членом своей компании (и Иисус далеко не всегда отказывал: Лк 7:36–49). По-видимому, он далеко не всегда критиковал сотрапезников, но вообще был незаносчивым и доброжелательным собеседником. Его притча-совет вести себя скромнее на трапезах (Лк 14:7–11; основана на Притч 25:6–7) отражает его собственное поведение.

Впрочем, был у этой проблемы ещё один аспект, который затрагивает притча о мытаре и фарисее:

Два человека вошли в Храм помолиться: один фарисей, а другой — мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: «Боже! Благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди — грабители, обидчики, прелюбодеи или как этот мытарь. Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо, но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!». Сказываю вам, что этот пошёл оправданным в свой дом более, чем тот. Ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится.

Некоторые исследователи сомневаются в аутентичности этой притчи: по их мнению, Иисус ничего такого не говорил, а перед нами лишь отражение раннехристианской полемики с раввинистическим движением. Аргументы такие: здесь использовано понятие из богословия и лексикона апостола Павла («оправдание»), которым Иисус не пользовался; есть намёк на то, что для спасения достаточно веры, а не дел (опять же тема Павлова богословия).

Возможно, притча действительно дошла до нас в несколько отредактированном виде: скажем, Иисус мог не упоминать об «оправдании» (а сказать просто «...был более прав перед Богом»). Однако оснований сомневаться в принадлежности ему общего сюжета недостаточно. Притча хорошо вписывается в призывы Иисуса быть скромнее, не требовать для себя первых мест и вообще не быть о себе высокого мнения.