Иосиф Крывелев - История религий. Том 2 Страница 41

Особенно активную деятельность на службе самодержавия развернули исламские священнослужители в период революции 1905 г. и в последовавший за ней период реакции. В разгар революционных событий 1905–1907 гг. были проведены два всероссийских мусульманских съезда, в решениях которых недвусмысленно проявилась реакционно-монархическая позиция мусульманской церкви. Ходатайствуя перед министром внутренних дел о разрешении на созыв третьего съезда, группа инициаторов писала: «Мы, мусульмане России, будучи самыми верными российскому самодержавию и боясь распространения… панисламизма и идей, разрушающих жизнь народа, социализма и анархизма и вследствие противности этих идей основам нашего ислама, — решили законным путем бороться с этими вещами. Мы, российские мусульмане, чисты от всяких новых идей… пришедших из разных других государств. Мы будем служить нашему белому царю и его трону так же верно, как служили ему наши деды, а потому распространение идей этих: социализма, анархизма и панисламизма, заставляет с челобитием просить вас, ваше высокопревосходительство, разрешить нам устроить собрание…» 68 Упоминания о панисламизме должны были еще раз заверить царское правительство в том, что мусульмане России не собираются предпочесть русскому самодержавию господство султанской Турции. Что же касается «социализма и анархизма», то исламские идеологи действительно активно защищали интересы буржуазнопомещичьего строя и самодержавия. Общее содержание всей той пропаганды, которую вели богословы против революционного движения, сформулировано в одной статье клерикально-исламской газеты «В мире мусульманства»: «Идите… не с «Капиталом» Маркса, а прежде всего с кораном и шариатом…» 69

Царский манифест 17 октября 1905 г. исламские идеологи встретили восторженно. Оренбургский муфтий М. Султанов разослал его в татарском переводе всему духовенству с инструкцией прочесть манифест в мечети после намаза, точно разъяснить его населению прихода и молиться о здравии «его величества царя и его уважаемой семьи» 70. На каждом этапе революции 1905 г. руководители исламского духовенства выступали с воззваниями, увещаниями, угрозами, обещаниями, направленными к тому, чтобы оторвать мусульманских трудящихся от революционной борьбы и поставить их на службу реакции и черной сотне.

Самодержавие использовало мусульманское духовенство и в своей практике разжигания национальной вражды в целях подавления революции. На Кавказе было спровоцировано столкновение между армянами-христианами и азербайджанцами-мусульманами. Большевистский публицист и политический деятель В. В. Боровский писал, что, когда после бакинской резни февраля 1905 г. борьба охватила все Закавказье, к усилиям царских чиновников присоединилась еще и деятельность духовенства: «Место полицейского провокатора занял мусульманский агитатор в священной зеленой чалме» 71.

Мусульманское духовенство организовало черносотенные партии и вдохновляло их деятельность религиозными лозунгами. Такова, например, была партия «Сират-и мустаким» — «Истинный путь», созданная и руководимая петербургским муллой С. Баязитовым 72; не исключено, что работа этой партии финансировалась властями.

Используя с одинаковой эффективностью основные исламские вероисповедания — суннизм и шиизм, царское правительство старалось, однако, поддерживать раскол в исламе, да и вообще содействовать процессам, разделяющим, а не объединяющим мусульманское население России. Тенденции к объединению сказывались и в экономической жизни этих народов, и в их общении на почве вероисповедной. Газета «В мире мусульманства» писала, что разделение мусульман на шиитов и суннитов есть «безумие нашего века», ибо «шииты — такие же мусульмане, как и сунниты, и, следовательно, все мы братья» 73. Общность религии татар, казахов, узбеков, киргизов, азербайджанцев наряду с близостью их языков создавала почву и для этнического сближения. Царское правительство такая перспектива не устраивала. Один из чиновников, занимавшийся делами ислама и мусульманских народов, В. П. Череванский, писал в 1906 г. в своей Записке в высшие правительственные инстанции: «Хорошей помощью для местных государственных властей служит разноплеменность русского мусульманства… всякое объединение в ближайшем времени разноплеменных мусульманских групп в одну религиозно-татарскую общину было бы актом величайшего неблагоразумия…» 74 И хотя мусульманское духовенство было заинтересовано в племенном объединении на религиозной почве, оно покорно следовало и в этом отношении предначертаниям царского правительства.

Чем более открыто исламские священнослужители выступали в качестве прислужников самодержавия, тем более верующие массы теряли к ним доверие. Они их рассматривали как чиновников, поставленных правительством; В. Череванский писал в одной из своих статей о «крайнем нерасположении» мусульманских обществ к своим же верослужителям, «утвержденным в этом звании русской властью». При этом он ссылался на заявление, сделанное «от имени своих заверителей» одним из ахундов Симбирской губернии, что в учрежденном правительством Особом совещании по вопросам и делам мусульманского вероучения не должны участвовать столичные ахунды и оренбургский муфтий, к «которым мусульманское население провинций, да, пожалуй, и столиц, совершенно не питает доверия, как к ставленникам администрации»75. Аналогичные сведения имелись и по другим губерниям страны.

Недовольство мусульманских масс духовенством содействовало развитию внемечетских форм религиозности, в частности возникновению новых сект, хотя в силу ряда обстоятельств сектантское движение не получило сильного развития. В районах распространения ислама бродили странники, дервиши, проповедники, предсказывавшие скорое наступление страшного суда, объявлявшие о пришествии махди. В 80-х и 90-х годах XIX в. сюда доносились отголоски махдистских событий в Судане. Иногда тут же, на месте, оказывались доморощенные махди. В 1888 г. в Уфе объявился в качестве такового башкир А. Чувашев и в роли его апостола башкир же Ф. Абдалов 76. Суд над ними признал их сумасшедшими.

В одном случае оппозиционное движение внутри мусульманской церкви привело к образованию новой секты — ваисовцев. Казанский купец Б. Ваисов во время поездок по торговым делам в Среднюю Азию ознакомился с деятельностью и учением суффийского ордена накшбендийе, влияние которого в какой-то мере сказывалось и в Татарии. В учении этого ордена его привлекло то, что духовными авторитетами оно признавало не официальное духовенство, а ходжей, наставников. Таким наставником веры Ваисов объявил себя, причем подкрепил это утверждением о собственном происхождении от соратника пророка и от болгарских средневековых ханов, среди которых только и сохранялся «чистый» ислам. В 1862 г. Ваисов открыл в Казани учреждение под названием, начинавшимся словами «Государственный молитвенный дом» и завершавшимся ссылкой на то, что дом принадлежит «староверскому обществу мусульман ваисовского божьего полка». Секта развернула активную деятельность, а мусульманское духовенство Казани мобилизовало против нее фанатизм правоверных. Вскоре начались столкновения, завершившиеся в 1884 г. разгромом ваисовского дома и судебным процессом над главой секты и его приближенными. Ваисов был признан сумасшедшим и девять лет спустя умер в психиатрической лечебнице, его помощники получили разные сроки тюремного заключения и ссылки.

Движение ваисовцев представляло собой явление социального и религиозно-идеологического порядка, что доказывается прежде всего тем, что после изоляции Ваисова секта продолжала существовать и вела работу в подполье. Вскоре начались новые судебные процессы. В 90-х годах руководство движением взял на себя сын Ваисова Гинануддин, который был сослан в 1895 г. на Сахалин, но вернулся оттуда в Казань по амнистии 1905 г. Секта существовала до 1918 г.

В вероисповедно-догматическом отношении ваисовцы повторяли популярный среди сектантских течений мусульманства лозунг возврата к «чистому» исламу. Неопределенность выдвинутого требования давала возможность наполнять его разнообразным содержанием, и прежде всего по линии социально-экономической и политической. Главным в программе ваисовцев было сопротивление существующему общественно-политическому строю 78. Формально сектанты признавали во Вселенной власть бога и царя. Но сохранение верности царю имело фиктивный характер, ибо было связано с отрицанием самодержавия, его чиновничьего аппарата, порядков и установлений. Ваисовцы отказывались платить подати, служить в армии, принимать какие бы то ни было документы, судиться у мировых судей и подчиняться их приговорам. В сравнении с этим непризнание официального мусульманского духовенства и разоблачение его безнравственности было в глазах властей не столь существенным. Впрочем, духовенство критиковалось ваисовцами в основном за то, что оно продало мусульманскую веру власти, представляющей собой непримиримого врага ислама. Таким образом, критика самодержавия и мусульманской церкви в программе ваисовцев являлась религиозным выражением социально-политического протеста людей, подвергавшихся социальному и национальному угнетению.