Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата Страница 42

В Средневавилонском ниппурском тексте говорится о диких зверях и птицах, но очень фрагментарно:

[На свой корабль, который] ты построишь,

[Заведи] диких тварей степи (umām ṣēri), птиц небесных.

Сложи…

Ассирийский текст Смита в первоначальных указаниях о постройке Ковчега упоминает домашних животных и травоядных диких зверей. Ну, этих пасти и сгонять в стадо Атрахасису было, конечно, намного проще:

Заведи на него…

Домашних животных (būl ṣēri), всех диких тварей (umām ṣēri),

едящих траву,

Я пошлю к тебе, и они будут ждать у твоей двери.

Соответствующие строчки 51–52 Таблички Ковчега настолько сильно повреждены, что на первый взгляд обескураживают. Поверхность этой части таблички стерта до почти полной неразличимости. Пошли в ход самые изощренные приемы расшифровки полустертых надписей: тщательно отполированное увеличительное стекло укрепляется неподвижно, табличку раз за разом проводят под ним в косом освещении, пытаясь увидеть малейшие тени то одного, то другого стертого клина, – и, разумеется, повторяют эти действия сто раз подряд. В результате текст строки 51 определился как «и твари степи». Но то, что обнаружилось далее, в начале следующей строки, было для меня самым сильным переживанием за все 44 года сражений со стертыми строчками клинописных табличек. Наиболее вероятное прочтение едва различимых первых двух знаков строки 52 давало слоги ša и na. Раскрыв без всякой надежды том Š, часть I (ŠA-ŠAP) Чикагского Аккадского Словаря, я обнаружил там, чуть не упав со стула, следующую словарную статью: «šana (или šanā), наречие. Два каждого вида; по два, попарно;OA*; см. šina».

Выражаясь обычным языком, здесь сказано следующее: существует аккадское слово šana (возможно, šanā), являющееся наречием, произведенным от числительного «два», šina, и имеющее специальное значение «два каждого вида; по два; попарно». OA сокращенно обозначает «староассирийский период» (примерно 1900–1700 гг. до Р. Х.), а звездочка после этих букв – указание на крайне редкую встречаемость слова; на самом деле, когда этот том словаря был опубликован, известны были лишь два вхождения слова šana во всех изученных на тот момент текстах. Купец пишет кому-то: «Я отложу и пошлю тебе по одному или по два (šana) одеяния каждого вида».

Самое прекрасное в мире словарное определение.

Мы вдруг узнаем, что животные входили на вавилонский Ковчег попарно, точно так же, как и на Ноев ковчег, – совершенно неизвестная доселе вавилонская традиция, которая еще более приближает нас к столь знакомому нам библейскому рассказу. Таким образом, в Табличке Ковчега мы читаем:

Но твари степи…

Попарно на судно они [входили].

Это открытие показало, что надо рассмотреть свежим взглядом и соответствующий фрагмент в Старовавилонском Атрахасисе, поскольку и там имеется, причем ровно на том же месте текста, поврежденная строка, от которой сохранились лишь следы начального знака и весь конец строки: «х […]… он взял на корабль». Ранее не было никакой возможности надежно идентифицировать этот начальный знак.

Оборотная сторона Таблички Ковчега, увеличенное изображение фрагмента со словом «попарно»

Тем не менее этот внешне ничем не примечательный «х», от которого и сохранились-то лишь начальные клинья, оказался чрезвычайно важным. Внимательное рассмотрение подлинника таблички Старовавилонского Атрахасиса, хранящейся в Британском музее, позволило с уверенностью расшифровать этот начальный знак как š[a-.

Чтобы убедиться в обоснованности такой идентификации, достаточно рассмотреть показанный здесь рисунок, на котором слева изображен частично сохранившийся (Broken) знак š[a-, а справа, для сравнения – полный (Complete) знак ŠA из другой строки той же самой таблички (его характерные начальные элементы – длинный горизонтальный клин сверху и два коротких клинышка, прячущихся под ним). Этот знак, в свою очередь, есть сохранившийся фрагмент слова ša-[na. Таким образом, мы видим в Старовавилонском Атрахасисе тот же образ животных, попарно входящих в Ковчег, который мы перед этим обнаружили в Табличке Ковчега. Предложенная расшифровка данного фрагмента, в свою очередь, служит дополнительным аргументом в поддержку нашего прочтения соответствующих знаков таблички Ковчега, весьма, как я уже говорил, поврежденных [86]. Интересующие нас слова в Старовавилонском Атрахасисе (табл. I, столбец i, строка 38) могут теперь быть реконструированы так:

š[a-na i-na e-le-ep-pi-im uš]-te-ri-ib

Попарно он ввел их на борт корабля

а строка 52 Таблички Ковчега – как

ša-na MÁ! lu-ú x x x x x x x [x x x x]

Попарно на судно [они входили……]…[……]……

Рассматриваемые две строки Таблички Ковчега наводят на дальнейшие рассуждения: в них говорится только о диких животных. Поскольку источники, принадлежащие другим традициям, говорят о более обширной категории животных, нам, я думаю, естественнее допустить, что помещение в Ковчег домашнего скота здесь подразумевается как самоочевидная вещь, нежели заподозрить утрату соответствующей строки в тексте (в особенности имея в виду общее число строк, равное шестидесяти). Домашний скот очевидным образом надо было взять с собой на борт, в особенности по причине его участия в пищевой цепочке. Строка 51 начинается со слова «и», как если бы она была непосредственным продолжением предыдущей строки, которая, однако, не имеет никакого отношения к четвероногим, ни к диким, ни к домашним; в силу этого перевод строки 51 лучше начинать с «но».

Следующие строчки в Табличке Ковчега сильно попорчены и с трудом поддаются расшифровке и интерпретации; указываются количества разных припасов, взятых на борт, но только числами, без указания единиц измерения:

5 (кувшинов) пива…

11 или 12 доставили…

3 (меры) шикбум…

Треть (меры) фуража…растение-курдинну

Вероятно, все эти припасы предназначались для животных на борту; в частности, разбавленное пиво имело разные применения в животноводстве, а в следующей, 54-й строке, возможно, говорится о соломе или иной подстилке.

В главе XI Эпоса о Гильгамеше вся эта тема излагается совсем по-другому. Когда судно уже построено и наступает ответственный момент, Утнапишти загружает его не только «семенем всего живого», о чем мы упоминали выше, но и много чем еще [87]:

Я погрузил на него все, что у меня было.

Я погрузил на него все серебро, что у меня было.

Я погрузил на него все золото, что у меня было.

Я погрузил на него семя всех живых тварей, каких имел.

Всех моих родственников и свойственников я поднял на борт судна;

Я погрузил на судно весь домашний скот (būl ṣēri), диких степных тварей (umām ṣēri), мастеров в каждом ремесле.

Наличие первых трех категорий в этом перечне весьма удивительно; ведь мы помним недвусмысленный приказ – «отвергни имущество, жизнь спасай!». Кому нужно серебро и золото в ковчеге? Если это действительно такие важные вещи, то разве трудно будет собрать их потом, когда вода схлынет, и даже много больше, чем было раньше? Спасение живых существ, похоже, здесь отходит на второй план. Отметим также сокращение масштабов всего предприятия – от полноты «семени всякой живой твари», содержащейся в приказе Эа в строке 27, к «семени всякой живой твари, какая у меня была»[119]. Что вообще подразумевается в этом тексте под «семенем»? Животные, способные к производству потомства и несущие в себе плод? Все вообще животные, растения и птицы?

Это единственная строка во всей клинописной литературе, в которой говорится о животных и употреблено слово «все». Как будто кто-то убеждал Утнапишти, говоря ему: «Мы не можем забрать всех живых тварей – как мы вообще можем их всех собрать вместе? Подумай, как, например, муравьи будут соседствовать со слонами[120], или еще представь себе тех гигантских ящериц, поедающих детенышей, которых мы с тобой видели в Сирии…» И вся история, к сожалению, оказалась переосмысленной таким образом, что речь теперь идет лишь о живых тварях в пределах доступности для Утнапишти.