Сопротивление и покорность - Дитрих Бонхеффер Страница 48

С теологической точки зрения здесь допускается двойная ошибка: во-первых, считается, что к человеку только в том случае можно подходить как к грешнику, если выслежены его слабости или подлые делишки; во-вторых, полагают, будто сущность человека заключена в самых укромных, интимнейших тайниках его души, это и называют «глубиной души»; и вот в этих-то человеческих тайниках и должен владычествовать Бог?

По поводу первой ошибки нужно сказать, что человек хотя и грешен, но из-за этого он вовсе не обязательно должен быть подл. Возьмем банальный пример: оттого ли Гёте или Наполеон грешники, что они не всегда хранили супружескую верность? Речь идет о подлинных грехах, а не грехах по человеческой слабости. Нет никакой нужды в выслеживании. В Библии этого не встретишь. Истинные грехи: у гения – превозношение (hybris); у крестьянина – нарушение традиционного уклада (разве декалог – крестьянская этика?); у горожанина – боязнь ответственности. Так ли это?

Относительно второй ошибки: Библия не знает нашего различения на внешнее и внутреннее. Да и для чего ей это? Речь там всегда идет об ἂνθρωπος τέλειος, целостном человеке, даже в тех местах, где декалог переводится в сферу «глубин души» (как, например, в Нагорной проповеди). То, что добрые «намерения» могут замещать само добро, совсем не характерно для Библии. Так называемые «тайники души» были открыты только в эпоху Возрождения (вероятно, Петраркой). «Сердце» в библейском понимании – это не «глубины души», а весь человек, такой, каким он стоит перед Богом. Но дело все в том, что человек живет, исходя как из «внешнего», так и из «внутреннего», а потому попытка понять его на основе «тайников души» только вводит в заблуждение.

Я веду все к тому, что Бога не следует протаскивать контрабандой в укромный уголок души, а нужно просто признать совершеннолетие мира и человека; что нельзя «охаивать» человека за его мирскую сущность, а сопоставлять его с Богом нужно лишь в том, в чем он действительно силен; что следует отказаться от всех поповских уловок и не усматривать предтеч Бога в психотерапевтах или философах-экзистенциалистах. Для Слова Божия назойливость всех этих людей чересчур неблагородна, чтобы оно могло сочетаться с ними. Оно не сочетается с бунтом недоверия, бунтом низов. Оно правит.

Вот так, а теперь самое время было бы поговорить о мирской интерпретации библейских понятий. Но стоит такая жара!

Если ты сам хочешь послать… выдержки из моих писем, то, разумеется, вправе это сделать. Я, со своей стороны, не стал бы этого делать, потому что только в письмах к тебе отваживаюсь говорить о еще не выясненном для меня, надеясь обрести ясность. Но все в твоей воле.

Нам вскоре придется много вспоминать о нашей совместной поездке летом 1940 года, о моих последних проповедях![26]

9 июля. Кончаю! Думаю, что мы вскоре увидимся!

16.7.44

Вчера я услышал, что ты опять перебрался на новое место. Надеюсь скоро узнать, как ты устроился. Во всяком случае, историческое окружение очаровательное[27]. Еще десять лет назад мы едва бы поняли, что символические знаки – епископский посох и кольцо, усвоенные как императором, так и папой, могут привести к мировым конфликтам. Не были ли они в действительности адиафорами? То, что они ими не были, нам суждено было узнать снова на своем опыте! Понимать ли покаянный путь Генриха IV как искренний или дипломатический поступок, все равно, образ Генриха в 1077 году незабываем, он не изгладится в сознании европейских народов. Этот образ действует сильнее, чем Вормсский конкордат 1122 года, который формально решил дело в том же смысле. Нас учили в школе, что все эти великие схватки были несчастьем для Европы. В действительности же в них истоки духовной свободы, сделавшие Европу великой.

О себе мне почти и нечего сказать. Недавно слышал по радио, уже не в первый раз, сцены из опер Карла Орфа («Кармина Бурана» и др.); их свежесть, ясность и радостное настроение пришлись мне очень по душе. У него есть и оркестровые обработки Монтеверди. Знаешь ли ты об этом? Затем передали Кончерто гроссо Генделя; слушая медленную часть (типа лярго), я в который раз был поражен его способностью утешения, непосредственного и всеобъемлющего, на которое мы бы не отважились. Я считаю, что Гендель гораздо больше думал о слушателе и о воздействии музыки на него, чем Бах. Поэтому-то он иногда бывает несколько параден. Гендель своей музыкой хочет добиться чего-то, Бах же нет. Согласен?

С большим интересом читаю «Записки из Мертвого дома»[28] и нахожусь под впечатлением от того сострадания – абсолютно без всякой примеси морали, – с которым вольные относятся к обитателям острога. Может быть, отсутствие морали, ведущее начало от религиозности, является существенной чертой этого народа и объясняет современные события? В остальном я пишу, сочиняю стихи, пока хватает сил. Я, кажется, уже рассказывал тебе, что вечерами я теперь часто, как раньше с тобой, сажусь за работу[29]*. Разумеется, это очень важно для меня и приятно. Но я уже исчерпал все, что мог бы сообщить тебе о своей жизни… Очень рад, что К., по-видимому, в хорошем настроении. Он был долгое время в таком подавленном состоянии[30]. Думаю, все, что его так гнетет, скоро снова наладится; желаю ему и всей семье этого…

Если у тебя в ближайшее время возникнет проблема составления проповеди, то я для начала взял бы такие тексты, как Пс. 61, 2; 118, 94а; 41, 6; Иер. 31, 3; Ис. 41, 10; 43, 1; Мф. 28, 20б, и ограничился бы некоторыми важными и простыми мыслями. Необходимо какое-то время прожить в общине, чтобы понять, «какой облик принял в ней Христос» (Гал. 4, 19), и это особенно относится к такой общине, какая у тебя будет…

Вот еще несколько заметок к нашей теме. Я очень постепенно подбираюсь к выработке нерелигиозной интерпретации библейских понятий. И тут я скорее вижу задачу, чем возможности решения.

В историческом плане: к автономии мира ведет единое магистральное направление развития. В теологии на самодостаточность разума для религиозного познания впервые указывает Герберт Чербери. В морали: Монтень, Бодэн, поставившие на место заповедей житейские нормы. В политике: Макиавелли, отделивший политику от всеобщей морали и обосновавший учение о государственной мудрости. Позднее, совсем по-другому в смысле содержания, но с той же ориентацией на автономию человеческого общества, Г. Гроций выдвигает естественное право в качестве международного, которое сохраняет свою законность, «etsi deus non daretur» – «даже если Бога и не