С. Сказкин - Настольная книга атеиста Страница 5

В своей книге «О бессмертии души» Помпонацци пишет, что законодатель религии, обращаясь к народу, проповедуя ему веру, ставит себе иную цель, нежели ученый, обращающийся к своим коллегам, свободным от суеверий толпы. Отсюда неизбежно различие выводов, к каким нас приводит разум (наука) и вера (религия). Разум, например, в отличие от веры находит, что действие законов природы исключает чудеса, что вера в чудеса — «результат обмана со стороны жрецов и плод болезненного воображения простых людей».

Помпонацци высказывает мысль, что так как иудаизм, христианство и ислам взаимно исключают друг друга, то по крайней мере две из этих религий ложны; значит, большинство верующих обмануто. Но если дало себя обмануть большинство, то не обмануты ли и остальные?

Бессмертна ли душа? В «писании», говорит Помпонацци, есть места, подтверждающие такое мнение, но изучение природы и размышление его опровергают. Во–первых, сознание неотделимо от телесных органов, с гибелью которых оно гибнет. Во–вторых, учение о бессмертии и воздаянии внутренне противоречиво: всемогущий бог должен сам быть ответственным за человеческие поступки. На известный религиозный тезис, гласящий, что, лишившись надежды на награду и избавившись от страха наказания, люди станут совершать злодеяния, Помпонацци отвечал, что существовало немало праведников, не веривших в бессмертие души и воздаяние, и еще больше людей порочных, веривших и в то и в другое. Добрые дела, совершаемые без надежды на награду, гораздо более нравственны, чем те, единственным стимулом которых является расчет на вознаграждение. Тот, кто избегает совершать дурные поступки единственно потому, что считает их бесчестными, гораздо нравственнее того, кто отказывается от дурных поступков лишь из страха перед загробной карой. Поэтому отрицание бессмертия души и воздаяния гораздо лучше укрепляет нравственность, чем признание этих положений.

Наиболее ярким выражением борьбы науки этой эпохи против религии являются идеи Джордано Бруно (1548–1600). Отправляясь от открытия Коперника, Бруно идет дальше: на место гелиоцентризма он ставит учение о бесконечной, лишенной центра вселенной и бесконечных мирах. Сокрушая христианскую космологию, он восклицал: «Вперед!.. Ниспровергай теорию о том, что Земля будто бы является центром мироздания… Распахни перед нами дверь, чтобы мы могли взглянуть на неизмеримый и единый звездный мир…» Разум, заявляет Бруно, может все постичь «благодаря имеющейся в нем бесконечной мощи». В победе человеческой мысли над тайнами природы, над предрассудками, тупостью и нетерпимостью он видит высшее счастье. Религиозный иррационализм и обскурантизм–смертельные враги Бруно.

Бруно отвергал и откровение, и божественный промысел, и бессмертие души. Переход европейцев от, язычества к христианству он описывает так: «Для народов была выдумана нелепая сказка, появилось варварство, и начался преступный век, для которого знание считалось опасным». Деспоты, тираны пользуются религией, чтобы держать народы в страхе посредством лжи о бессмертии души и ожидающей на том свете каре за непокорность.

«Вселенная не была сотворена, — писал Бруно. — Нельзя допустить бытие творца, нисходящего свыше, дающего порядок, творящего извне». Это, в сущности, атеистический взгляд. Но Бруно не смог полностью освободиться от влияния идей, с которыми боролся. Заявляя, что «бог и природа есть одна и та же материя», он одухотворяет материю и все вещи. Этот гилозоизм сочетается у него с телеологическим представлением о процессах, совершающихся в природе. И в этом смысле его позиция содержит пантеистический элемент. Но сам пантеизм, отмечал Энгельс, есть лишь последняя ступень к свободному человеческому воззрению, т. е. к атеизму. Бруно, которого послали на смерть римские инквизиторы, выслушав их приговор, заявил: «Вероятно, вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его». Столь же мужественно встретил смерть другой выдающийся итальянский атеист — Лючилио Ванини (1585–1619), отправленный на костер тулузским парламентом. Он заявил в присутствии тысяч людей, собравшихся посмотреть на его казнь: «Если бы был бог, я попросил бы его поразить молнией парламент, как совершенно несправедливый и неправедный; если бы был дьявол, я попросил бы его, чтобы он поглотил этот парламент… но, так как нет ни одного, ни другого, я ничего этого не делаю».

В своих произведениях Ванини писал, что мир существует вечно, что бог его не создавал и не руководит им. Пребывающий вне мира «бог не является перводвигателем». Такого бога вообще нет. Существует лишь «природа, которая и есть бог, так как она является началом движения». Если же богом называть природу, то нелепо ей приписывать разум, черту чисто человеческую.

Используя аргументацию древних, Ванини показывает противоречия, к которым приводит вера в бога: «Бог или не хочет устранить зло, или не может. Второе подтверждает мнение атеистов, первое делает бога источником зла». «Бог или знает о заблуждениях людей, или не знает. Если он знает о них, следовательно, он их творец, так как для бога знать и хотеть — одно и то же». В этом случае он не может быть богом. «Если он их не знает, он не берет на себя никаких забот в руководстве миром, так как не может им управлять, не зная его». «Если великие преступления и заблуждения не были предупреждены богом, нужно утверждать, что бог совершенно не заботится о земных делах». И в этом случае он не бог. Но допустим, что он заботится о земных делах, в которых так много преступлений. «Если он не смог их предупредить, занимаясь ими, он не в силах принять действенные меры для пресечения преступлений и зол. Если он не всемогущий, значит, он не бог».

Считается, что в «писании» запечатлено откровение бога. Но так ли это?

Есть серьезные основания считать «писание» обманом, ибо оно само себе противоречит, утверждая всемогущество бога, между тем как «из текста Библии вытекает, что сила дьявола выше силы бога… Бог хочет, чтобы все были спасены, однако мало кто спасается. Дьявол хочет, чтобы все люди были осуждены, и они почти все бывают осуждены».

Воздаяние неправомерно, поскольку за поступки людей отвечает управляющий этими поступками бог. Воздаяние к тому же требует бессмертия души, которое Ванини детально опровергает. Во–первых, рождение, питание, рост, смерть, строение тела и основные черты психики у людей и животных одинаковы, «поэтому, если душа умирает вместе с животным, она должна умереть и вместе с человеком». Во–вторых, все созданное умирает, значит, и душа тоже. В–третьих, «еще никто не возвратился из царства мертвых». В–четвертых, «бессмертие души отвергали наиболее видные ученые мужи», и античные, и «крупнейшие мыслители наших дней».

Социальная роль религии, по мнению Ванини, отрицательная; это орудие, при помощи которого «невежественный народ содержится в рабстве из боязни перед всевышним».

Ванини, как и Бруно, сохраняет еще некоторые средневековые представления. Он уверен, что небесные светила определяют судьбы людей. Он иногда впадает в пантеизм. И все же оба великих итальянца навсегда останутся в памяти человечества глашатаями атеизма.

Передовая мысль Италии оказала положительное влияние на другие европейские страны. Но главной причиной распространения передовых идей были обстоятельства, дававшие себя знать во Франции, Голландии, Германии не меньше, чем в Италии. Социально–политические движения эпохи, облекая свои требования в религиозную форму, породили множество различных церквей (лютеранская, кальвинистская, англиканская и др.), взаимно опровергавших и преследовавших друг друга. При этом протестантизм, едва возникнув, проявил не меньшую нетерпимость и бесчеловечность, чем католицизм. В маленькой Женеве за 60 лет сожгли 150 человек за инакомыслие.

Возрождение положило начало крушению взглядов, веками господствовавших над сознанием людей. Если положения, считавшиеся безусловно истинными, оказались неверными, можно ли рассчитывать, что есть что–либо истинное? Не означает ли это, что все признаваемые людьми мнения безусловно ложны? Таков ход мысли, неизбежно получающий распространение (при незнании диалектики) в эпохи крутой ломки идей. Чтобы канули в прошлое фидеизм и догматизм средневековья, чтобы восторжествовало научное материалистическое мировоззрение, путь ему должна была проложить работа отрицания. Эту работу выполняет скептицизм Возрождения, тесно связанный с рационализмом. Последний состоял в призыве ничего не принимать на веру, все взвешивать разумом, следовательно, все поставить под сомнение, подвергнуть критике.

Страной, где антирелигиозный скептицизм Возрождения получил самое яркое выражение, явилась Франция.

Проникнутое эпикурейским материализмом бессмертное творение Франсуа Рабле (1494–1553) «Гаргантюа и Пантагрюэль» мастерски использует оружие скептицизма в борьбе со средневековым мракобесием. В этой книге высмеивается вера в бессмертие души и христианский призыв к отказу от земных радостей. Великий сатирик с позиций здравого смысла издевается над откровением, как нелепой заумью. Рабле беспощаден к порабощающей умы слепой вере. Сообщая, что его герой был рожден через ухо, он прибавляет: «Я подозреваю, что вы не верите такому странному рождению. Если не верите, мне до этого дела нет; но порядочный и здравомыслящий человек верит во все, что ему говорят и что написано. См. Притчи Соломона, гл. XIV: «Невинный верит каждому глаголу», см. святого апостола Павла Первое послание к коринфянам. Гл. XVIII: «Милостивец верит всякому». Почему же вы не верите? Никакой видимости правды, скажете вы. Я же вам скажу, что именно по этой причине вы и должны верить совершенной верой, ибо сорбонисты говорят, что вера есть «вещей облачение невидимых». Разве противоречит этот случай нашей религии, закону, разуму и «священному писанию»? Что до меня, то я не нахожу в святой Библии ничего, что бы противоречило этому. Но если бог так хотел, то ведь не скажете же вы, что он не мог этого сделать?., ибо, говорю вам, для бога нет ничего невозможного, и если бы он захотел, то все женщины рожали бы детей через уши».