Эволюция архитектуры османской мечети - Евгений Иванович Кононенко Страница 53

Нет никаких оснований распространять на исполнителя данного заказа представление о «мастерской Синана», равно как и исключать его знакомство со столичными памятниками. Сам факт появления данного сооружения свидетельствует как о географическом распространении османской столичной архитектурной композиции в удаленную провинцию, так и о размывании представлений о риторическом посыле «большой османской мечети» (или же изначальной невнятности этого посыла вдалеке от Стамбула). Можно сказать, что уже через столетие после появления стамбульской Баязид-джами и через пару десятилетий после смерти Синана «большая османская мечеть» легко перестает быть как действительно большой, так и исключительно османской.

Вариации на тему Шехзаде

Очередной проект, полностью соответствующий типу «большой османской мечети», был реализован после 40-летнего перерыва в столь масштабном османском культовом строительстве. Сооружение стамбульской Султанахмед-джами знаменует начало выделяемого историографами «постклассического» периода, эпохи «поздней Османской империи», отсчитываемой от воцарения Ахмеда I в 1603 г.17 и характеризуемой стабилизацией политической и экономической жизни, вызванной вынужденным отказом от завоеваний, и посильными попытками культурного сближения с Европой, приведшими в итоге к реформам середины XIX в.

Для понимания риторической программы возведения мечети Султанахмед необходимо учитывать важное обстоятельство: если все предшествующие султанские куллие в столице закладывались после значимых побед и строились преимущественно за счет трофеев, то юный Ахмед I выдавал желаемое за действительное – он подражал Сулейману Законодателю, мечтал о крупных победах и стремился к славе гази, но никогда не участвовал в битвах и не командовал войсками. Ярких поводов для возведения триумфальной мечети у султана не было – османские войска оставили Закавказье, Тринадцатилетняя война с Габсбургами завершилась заключением в 1606 г. выгодного для Венгрии Житваторокского мира, в 1608 г. османскому правительству пришлось пойти на уступки Трансильвании; скромные временные победы на персидском фронте не могли восприниматься как достаточный повод для увековечивания триумфа. Правда, великому визирю Куюджу Мураду-паше удалось подавить затянувшееся восстание курдов-джелсиш, итогом которого стал «Адалет-наме» – «Указ о справедливости» 1609 г.18 Именно в этом году и была заложена мечеть Султанахмед19.

Сама легитимность столь значимого в османском сознании акта правящего султана, как закладка огромной мечети, вызывала большие сомнения у подданных, считавших более полезным расходовать деньги на подготовку к войнам. Отсутствие трофеев газавата превращало амбициозный проект молодого правителя в тяжкое бремя для казны, еще не опустевшей, но лишенной привычных источников дохода; строительные работы, в том числе в области культовой архитектуры, традиционно (во всяком случае, формально) финансировались частными фондами без участия государства20. Великий муфтий Империи справедливо указывал на отсутствие необходимости строительства новой вместительной джами в шаговой близости от Айя-Софии, вполне удовлетворявшей нужды мусульманской общины в качестве места для пятничных и праздничных молитв21. Ахмеду I пришлось устраивать регулярные празднества, отмечавшие различные этапы строительства комплекса и призванные популяризировать проект в глазах подданных22.

Султанахмед-джами. Вид с востока. Аэрофотосъемка

Сомнения в правомерности закладки и утилитарной необходимости новой грандиозной султанской мечети, как и потребность укреплять ее легитимность, подтверждают особые идеологические коннотации, присущие «большой османской мечети», и демонстрируют, что уже в самом начале XVII в. привычная и понятная османам риторическая программа таких зданий начала девальвироваться. Султанахмед-джами оказалась не следствием военного триумфа, но лишь обозначением его потенции; риторика проекта настолько не соответствовала действительности, что вызвало неприятие и духовенства, и мусульманской общины. Можно говорить о том, что умма оказалась не только восприимчива к пропагандируемым ценностям, но и считала необходимым контролировать соответствие риторических посылок действительности, ценя увековечивание побед, но не довольствуясь одним лишь намеком на их возможность.

Куллие Султанахмед в Стамбуле. План (по Фрили):

1 – мечеть; 2 – «царский павильон»; 3 – дарушшифа; 4- имарет; 5 – кухни; 6-мавзолей; 7 – медресе; 8 – начальная школа; 9 – базар-араста; 10- хамам

В то же время появление на рубеже XVI–XVII вв. в столице Империи крупного мусульманского культового сооружения легко оправдывается в свете милленаристских идей. Трудно представить, чтобы тысячелетие хиджры было оставлено без внимания и как религиозное, и как политическое событие, – слишком уж «круглым» был юбилей создания Пророком исламского государства, единственным легитимным наследником которого считал себя Османский халифат23, тем более что через 10 лет (т. е. в 1601 г.) аналогичный юбилей отметил и сам институт халифата. Сложно вообразить иной риторический ход для увековечивания памяти об этом событии, нежели возведение мечети, и по большому счету неважно, какие формы могла принять эта мечеть и от чьего имени она могла строиться – Мурада III, Мехмеда III, Ахмеда I или валиде Сафие Султан.

В продолжение уже ставшего традицией «замещения святынь» – возведения «больших османских мечетей» на знаковых в топографии Константинополя руинах византийских памятников – местом для реализации нового султанского проекта стал квартал Большого императорского дворца (территории крытого ипподрома, Дафни, триклиния Девятнадцати лож, церковь Архангела Михаила) к востоку от Ипподрома (At Meydanı), на западной стороне которого сохранился построенный Синаном дворец Ибрагима-паши, а к востоку и югу находились дворцы визирей, выкупленные казной и разобранные24. Однако более важным являлось «соревнование возможностей» с Айя-Софией, также традиционное, но никогда еще не принимавшее столь очевидных форм из-за соседства двух огромных сооружений на Первом холме, вид на который открывается при входе в Босфор из Мраморного моря. Само это соседство стало откровенным вызовом – удаленность всех остальных султанских мечетей Стамбула от дворца Топкапы давала османам возможность гордиться результатами кем-то сделанных измерений, принимая их на слово, или же сравнивать собственные впечатления, вынужденно оперируя модальными суждениями. Султанахмед-джами (известная как Голубая мечеть) расположена в непосредственной близости от храма Юстиниана, их разделяет всего пара сотен метров по прямой, проходящей мимо хамама Хасеки Хюррем, создающего архитектурную кулису для открытого пространства (современный парк Султанахмет). Отсутствие иных доминант, кроме фланкирующих это пространство огромных куполов, заставляет зрителя полагаться на «суждение глаза» – огромная мечеть замыкает линию, тянущуюся вдоль Босфора от дворца Топкапы через церковь Св. Ирины и Св. Софию. Хотя измерения постройки Седефкара Мехмеда-аги25 уступают византийскому храму, ее реальный размер ощущается лишь при виде с моря, особенно со стороны Принцевых островов, когда силуэт Св. Софии выделяется в панораме Стамбула на фоне понижения рельефа к Золотому Рогу: Султанахмед-джами, сжатая минаретами, кажется стройной, изящной и низкой по сравнению с массивным объемом Айя-Софии; со стороны города объем мечети безусловно доминирует над всем окружением.

Мечеть является частью султанского куллие, в состав которого традиционно вошли гробница-гпюрбе, медресе, кораническая школа (мектеб), хан, имарет и базар-араста26. Использование здания базара, примыкающего к выравнивающей платформе с южной стороны, выглядит как усвоение новаторства Синана, реализованного в мечетях