А. П. Лебедев - Духовенство в Древней Вселенской Церкви Страница 68

Взвесив все то, что сказано нами о средствах к просвещению клира на Западе, можно утверждать, что и Запад в данном отношении весьма мало делал в указанное время.

Одним из важных событий для образования духовенства, по крайней мере в IV и V веках, были языческие риторские школы. Пока существовали эти школы, они оказывали немалую пользу образованию христианских юношей, из которых впоследствии выбирались пастыри. Многие из святителей церкви получили свое общее образование в языческих школах, изучая здесь классические науки, и потом ознакомлялись с богословием или под руководством какого-нибудь знаменитого учителя, или частным образом — через чтение Священного Писания и наличной церковной литературы. Так, Василий Великий, Григорий Богослов посещали школу Афинскую, Златоуст слушал уроки у знаменитого ритора Либания в Антиохии, Иероним наставлен был в классической науке грамматиком Донатом в Риме, Августин изучал латинскую литературу и искусство красноречия в Карфагене, Риме и Медиолане. Со своей стороны некоторые из этих христианских ученых заботились о том, чтобы христианские юноши получали образование именно в риторских школах. Родственник Григория Богослова Никовул отпускается своим отцом для образования в школах языческих, причем отец писал ему: «стремись, сын, куда Желаешь; восхитил ли тебя аттический соловей, или знаменитый Город приятной Финикии, или знаменитый же город Александров, т. e. хочешь ли ты учиться в Афинах, или Берите в Финикии, Или в Александрии, — всякая страна да протекает быстро под твоими поспешающими стопами и произращает под ними прекрасные цветы, сладкую чашу наук жадный твой ум да исчерпает до самого дна; ничего не пощажу: ни имущества, ни труда, ни всего Прочего, что способствует смертным к приобретению великих доблестей»[589] научных. Григорий Богослов считает своим долгом рекомендовать этого своего родственника лучшим риторам, прилагая попечение о его образовании.[590] При другом случае тот же Григорий отсылает к софисту Евстохию юношу Пронойя, прося его своим преподаванием оказать, как он выражается, «благодеяние» этому юноше.[591] Василий Великий, будучи сам воспитан в языческой школе, также то и дело отсылает к знаменитому Либанию на выучку многих юношей каппадокийских и жалеет, что не может отправлять их еще больше. «Стыжусь, — писал Василий Либанию, — что представляю тебе каппадокиан поодиночке, а не могу убедить всех взрослых заниматься словесностью и науками и избрать тебя в этом занятии наставником. А так как невозможно достигнуть, чтобы все за один раз избрали, что для них самих хорошо, то посылаю к тебе, поодиночке, кого только уговорю, оказывая им через это столько же благодеяния, сколько тот, кто жаждущего приводит к источнику».[592] И нужно заметить, что Василий мало-помалу столько наслал каппадокийцев к Либанию, что этот, наконец, кажется стал тяготиться наплывом в его школу подобных провинциалов. По крайней мере, вот что писал Либаний к Василию в шутливой форме: «Ужели, Василий, ты не перестанешь эту священную ограду муз наполнять каппадокианами, и притом такими, от которых пахнет шубой и веет снегом. Едва и меня они не сделали каппадокианином, вечно приговаривая: до земли тебе кланяюсь (вероятно, это была провинциальная манера здороваться). Впрочем, — замечает Либаний, — нужно сносить это, потому что так приказывает Василий. Итак, да будет тебе известно, что я исправляю провинциальные их нравы и довожу этих людей до благородства и благоприличия, чтобы к вам они возвращались вместо вихирей голубями».[593] Разумеется, эти воспитанники языческих школ[594] не непременно предназначались к духовному сану, но тем не менее такое явление было естественным, когда юношами руководили знаменитые пастыри церкви.

Но что такое были эти риторские школы, чему и как в них учили, каких результатов достигали они? Думаем, небесполезно будет посвятить немного времени этому вопросу. Иначе останется непонятным их значение для церкви рассматриваемого времени.[595] Постараемся описать их с их светлыми и темными сторонами. Со времен императорской фамилии Антонинов (со II века) главным местом, где процветало риторическое преподавание, были Афины, но вскоре и в других местах образовались подобные же школы и достигли значительной славы. Такие школы были в Риме, Александрии, Антиохии, Берите, Кесарии Палестинской, Пергаме, Смирне, Спарте и Тагасте. Чему учились в школах риторов? Курс наук, который нужно было проходить тогдашнему образованному человеку, был некраток. После того, как приобретались начатки знания у так называемого грамматика, человеку, желавшему полного умственного развития, нужно было, с одной стороны, расширить круг своих познаний, с другой — приобрести искусство красноречия. Круг наук был немал: он обнимал не только философию, но и геометрию, астрономию, географию и даже право и медицину.[596]В риторских школах на первом плане поставлялось приучение молодых людей к ораторству.[597] К этой-то цели главным образом и были направлены занятия в этих школах. Курс сосредоточивался на изучении древних писателей, юноши знакомились с поэтами и ораторами. На изучении писателей основывались риторические упражнения; а сами эти упражнения состояли или в том, что ученикам приказывалось, опираясь на писателей, составлять речи, или в том, что указывалось, — а это случалось чаще — какое-либо место или изречение из известного писателя и его нужно было или опровергать, или защищать какими-либо собственными мыслями. Риторы так долго останавливались на этих упражнениях, так прискучивали ими, что ученики даже жаловались на подобный порядок дела, насмешливо говоря: «Около одной книжечки риторы больше возятся, употребляют на нее больше времени, чем сколько греки пробыли под Троей».[598] Риторы преподавали также своим питомцам теорию словесного искусства и при этом входили в разъяснение различных синонимов, омонимов и паронимов, в разборе которых иные риторы видели верх своей славы. Нередко ученикам в виде опыта риторы приказывали составить речь, которая и читалась перед наставником в свободное от занятий время. Для юноши такое дело сопряжено было с немалыми опасениями, потому что во время чтения ему доводилось выслушивать порицания, упреки, угрозы и даже получать удары; в случае же благоприятного впечатления речи на ритора молодой оратор получал внушение и вперед так же стараться.[599] В целях образования юношей, как ораторов, риторы доставляли своим питомцам случай присутствовать на своих публичных речах. Такие речи риторы особенно часто произносили летом, когда предпринимали путешествие императоры и другие высокие особы, встреча которых приветствовалась риторами; но для их воспитанников эти речи могли мало приносить пользы, потому что лето было временем каникулярным. Кроме этих речей, риторы, кажется, обязаны были зимой и весной произносить ежемесячно торжественные речи; на этих речах обязательно должны были присутствовать и их питомцы,[600] Речи риторов составляли чистый праздник для публики; от них нередко приходили в общий восторг. По выражению древних писателей, «старцы на них позабывали свои лета, больные — свои болести». Но эти публичные речи, сколько можно судить об этом, весьма лениво посещались учениками риторов и потому едва ли могли оказывать много влияния на развитие молодежи. Либаний рисует перед нами следующую саркастическую картину: «Когда ученики, — говорит он, — приглашались присутствовать на торжественной речи, они далеки были от того, чтобы являться на них с такой же поспешностию, с какой идет невольник, их приглашавший, и отнюдь не старались о том, чтобы перегнать его; их мешкотность при входе в зал возбуждала неудовольствие у присутствующих, казалось, что учеников вели на арканах. Вот началась речь, а они вместо того, чтобы слушать, знаками переговариваются между собой о публичных наездниках, мимах, танцорах; одни из них стоят неподвижно, точно статуи, другие ковыряют пальцами обеих рук в носу; одни зевают на вновь прибывающих слушателей, другие заглядывают в тетрадь оратора, любопытствуя, скоро ли наступит конец: шепчутся, вместо того, чтобы платить вниманием оратору. Они не вовремя прибегают к рукоплесканиям и тем препятствуют выражению заслуженных знаков одобрения; распускают разные лживые слухи и тем многих отвлекают от присутствования на речи, или даже просто отправлялись в баню вместо аудитории оратора и увлекали своим примером других. Прежде не так было,— замечает Либаний. — Прежде один одно, другой — другое запоминали в речи и, выходя из залы, старались припомнить всю речь целиком и были очень печальны, если чего-нибудь не могли припомнить. Три или четыре дня, бывало, разговаривали на дому и в школе о речи оратора».[601] Какие особенности представлял быт учеников? В тогдашнее время не было ничего вроде существующих у нас закрытых учебных заведений, где бы вместе могли жить воспитанники риторских школ. Они жили в домах частных граждан. Тем не менее, они не оставались без своего рода инспекторского надзора. Прежде всего такой надзор за ними имел педагог, нечто вроде помощника ритора. «Педагоги, — по свидетельству одного современника, — заботились обо всем, что касается жизненных нужд воспитанника, но они пеклись и о деле еще более важном — о целомудрии; педагоги, стражи и охранители, стена цветущего возраста, они охраняли питомцев от злых искусителей, как лающие собаки от волков». Педагоги следили за приготовлением уроков учениками с вечера и чуть свет поднимали их с постели. Преподанное от учителя репетировалось при помощи педагога, причем он, поощряя ученика, «кричал на него, показывая розгу, и свистал ремнем и чрез эту работу, — по замечанию древнего писателя, — приводил на память забытое учеником».[602] Должность педагога сопряжена была с неприятностями. Иногда ученики самые злые шутки проделывали над бедным педагогом. Если педагог возбуждал ненависть в своих молодых питомцах, горе ему. Случалось, что дерзкие шалуны сажали бедного педагога на ковер, какой обыкновенно постилался на полу, подбрасывали ковер с сидящим на нем кверху, как можно выше, сами же отскакивали, так что педагог низвергался наземь; иногда он больно ушибался, причем сама жизнь его подвергалась опасности. Но педагоги должны были прощать своим ученикам, потому что они были рабского состояния и не обладали должным авторитетом.[603] Риторы со своей стороны также не оставляли без внимания хода занятий и жизни своих учеников. В целях достижения благоприятного результата в учении, риторы не чуждались и розги, но некоторые хвалились, что они не имели нужды прибегать к таким мерам. Особенное влияние риторы могли иметь на учеников, вследствие некоторых, установившихся обычаем, условий взаимообщения учеников и учителя. Ученики нередко сопровождали своего учителя на прогулках; в случае болезни кого-либо из учеников ритор обязан был посещать больного, и в случае болезни ритора, в свою очередь, ученики должны были навещать его, причем они оставались при его постели на всю ночь. Риторы давали отчет родителям об успехах своих учеников.[604] В некоторых городах, как, например, в Афинах, ученики одного ритора составляли партию, враждебную с учениками другого ритора. Эта вражда особенно ясно выражалась при приеме нового ученика корпорацией данного ритора. Прием сопровождался некоторыми обрядами, например, торжественным отведением вновь принимаего в баню; а при самой вербовке новых слушателей для своего ритора весьма часто между учениками, принадлежащими к разным школам, происходили драки: палки, камни и даже мечи пускались нередко в ход в этих баталиях.[605] Между учениками, принадлежащими к одной и той же школе, устанавливались весьма дружественные отношения, и расставанье не обходилось без самых трогательных сцен.[606] Скажем два-три слова о характере и быте самих риторов. Некоторые между риторами достигали высокой славы, благодаря искусству своего преподавания. Таков, например, был Либаний. Иные из них пользовались завидными почестями; когда знаменитые риторы приближались к какому-нибудь городу, жители выходили навстречу; в честь риторов воздвигались статуи, и им давались почетные титулы высших должностей.[607] Но хорошие риторы в это время составляли исключение: софистика и диалектика, в худшем смысле слова, были истинной сферой, в которой выращивались они. Отвлеченность, фразерство, пустые разглагольствования, смешная страсть к оригинальным, но нелепым мыслям — были главными чертами умственного строя риторов. В некоторых городах риторы составляли из себя ученые корпорации и вели преподавание общими силами.[608] Риторские школы уже в IV веке, в век Либания, не только процветали; по уверению Либания, некоторые риторы терпели большие материальные недостатки.[609] Виной тому, кажется, отчасти было введение со времен Диоклетиана и Константина бюрократической, чиновнической формы администрации, вследствие чего нужда в ораторах все более и более уменьшается.[610]