Протоиерей Александр Ельчанинов - Православие для многих. Отрывки из дневника и другие записи Страница 7

В том, как избегают люди одиночества, мне видится скрытый страх смерти.

Читаю сейчас Исаака Сирина, и очень он мне пришелся по сердцу. Я давно хотел почитать его, но считал, что это чтение для самых совершенных. Оказалось, что у него много мудрых советов и для начинающих, каковыми мы останемся, вероятно, до самой смерти.

Убедить кого-либо в существовании Бога совершенно невозможно, т. к. все, что можно словами сказать о вере, ни в какой степени не может передать того, что вообще не сказуемо и что в ней главное. Доводы веры не против разума, а помимо него. Только в свете любви разум принимает видимые абсурды веры.

Почему трудна вера? До грехопадения люди знали: грех скрыл от них Бога и вера есть преодоление этой пелены греха между ними и Богом.

Очищение от греха приводит от веры к знанию.

Сребролюбие, казалось бы, грех второстепенный. На самом деле, это грех чрезвычайной важности: в нем одновременно фактическое отвержение веры в Бога, любви к людям и пристрастие к низшим стихиям. Оно порождает злобу, окаменение, многозаботливость. Преодоление его есть частичное преодоление всех этих видов греха.

В чем соблазн и яд театральности для зрителя, но главным образом для актера? – Привычка жить, и притом напряженно и остро, иллюзорной жизнью, часто много острее своей настоящей будничной жизни; создание в себе «паразитических» личностей (от Епиходова до царя Федора Иоанновича у Москвина); тщеславие. Поэтому театр так и опасен слабым людям – он их перемалывает без остатка. Впрочем, всякая человеческая деятельность имеет эти (или другие) яды, и только сильные личности не побеждаются ими, а остаются самими собой.

Слепота к своим грехам – от пристрастия. Мы, пожалуй, многое видим, но оцениваем неправильно, извиняем, даем неправильное соотношение – чувство почти инстинктивное. Крайняя важность для спасения «…зрети грехи наша». Любить Истину больше себя, отвержение себя – начало спасения.

Внимание к своей внутренней жизни, рекомендуемое с религиозной точки зрения, дает свои результаты и с точки зрения чисто психологической – развитие силы внимания, сосредоточение сознания, выявление новых психических способностей.

Если мы посмотрим писания подвижников и святых отцов – какую глубину психологического анализа мы там встретим, какую тонкость различения психических состояний, какую верность определений и классификации всех ощущений.

Не помню, кто из отцов сравнивает внимание на молитве с фитилем в лампаде. Если продлить сравнение, то «елеем» в молитве, непременным условием горения лампады, будет постоянное покаянное чувство, смирение, чистота сердца, безгневие.

Одна из типичных ошибок, ведущих к осуждению, унынию, неправильным оценкам, – «руссоизм» в религии, мысль, что здесь, на нашей земле, до всеобщего суда и осуждения могут быть явления безукоризненные – в нас самих, в других людях, в человеческих отношениях.

Тогда от себя требуешь полной святости и унываешь, находя в самые святые минуты нечистоту в своем сердце, тщеславие, двойственность; тогда злишься, заметив в людях, которых считал безукоризненными, малодушие, лукавство, ложь; тогда отчаиваешься, видя даже в Церкви Божией расколы, ссоры, ревность, зависть – разгул человеческих страстей.

Между тем «надлежит сему быти», весь мир заражен грехом; сверху донизу проходит страшная трещина – язва растления и смерти, и никто и ничто не свободно от нее. Если в самой совершенной общине – среди учеников Христа – был Иуда, то что же нам ужасаться, что в Русской Церкви есть Введенский, а свой маленький Иуда, как и свой кроткий, духоносный Иоанн и верный, деятельный Петр, есть в каждом приходе.

Радость почитания икон в том, что Бог, «Неописанное Слово», сошло с небес, стало плотию, приняло вид человеческий и обитало среди нас, полное благодати и истины (Ин. 1, 14), так что мы слышали Его ушами нашими, видели своими очами, Его осязали руки наши (ср.: 1 Ин. 1,1).

Основная черта нашей религиозности – стремление к святыне в конкретном, осязаемом образе, жадность к ней; мы любим прикасаться к ней, лобызать ее, носить у себя на груди, освящать ею наши дома. Этой святыни хотели лишить нас иконоборцы, и в обретений ее была радость. Посмотрите, какой холодной и бесплотной является вера в исповеданиях, отрицающих иконы. Явно отрицая иконы, они бессознательно отрицают воплощение. Как прерождается у них все христианство, как сама Евхаристия, сосредоточие христианской жизни, делается у них бесплотной и незначительной. Поистине, если у нас Слово стало Плотью, то у них Плоть стала словом – божественная Плоть, причащение Которой дает жизнь вечную (Ин. 6), обратилась у них в слова и рассуждения.

Виды христианства: 1) умственно-созерцательное, 2) волевое, действенное (Католичество), 3) умственно-этическое (Протестантство) и 4) Христианство, понятое как великая Красота, – Православие. Этому видению отдаются все силы верующего. Все остальные виды христианства подчинены этому пониманию. Мнение некоторых (старообрядцев), что Православие – богослужению. Отчасти это правильно – жить максимально теургически, не выходя из храма. Но здесь и опасности: как только побледнеет этот идеал, человек остается без культуры воли, без морали, без умственной тренировки. Человеческое начало мало воспитано в православном человеке – особенно в старообрядческом его уклоне, и потому без веры он впадает в рабство миру. И все-таки мы не идём ни на какое христианство пониженного типа – рассудочное, волевое, этическое. Нам надо воспитать нашу религиозную волю, поднять культурный и моральный уровень, стать достойными драгоценного дара, нам вверенного.

Православие для многих еще только «мировоззрение».

Все яснее становится мне, что Православие – это стихия абсолютной свободы. Боязнь уставов, правил, боязнь как-то ограничить себя, поставить слово, мысль, декорацию раньше или без факта, отвращение к пропаганде, насилию, хотя бы чисто идейному или психическому, боязнь убеждать, вера только в самую наличность религиозной жизни – все остальное придет само.

По поводу сомнений о словах X: «В своем общении с рабочими они (члены католических кружков молодежи) сначала не только не называют себя католиками, но даже не упоминают о Христе». – Спуститься до них, чтобы подниматься вместе с ними. Установить сначала братское доверие и симпатию, а потом толковать: «Возлюбим… да единомыслием исповемы». Есть ли ступени и степени посвящения? Если есть, то все ясно. – «Словесное молоко» у апостола Павла. С Иудеями был как Иудей (1 Кор. 9).

Отношение к иноверным.

1. Уважение к их вере.

2. Проявление интереса, расспросы, сообщение о своем.

3. Приглашение на наши церковные службы.

4. Не стесняться проявлять свою веру.

5. Молиться за них.

… Прошло несколько дней, и я едва могу вспомнить – и то не внутренне, а внешне – то необычайное ощущение, которое было у меня во время положения в гроб X.

Всегда это самый ужасный, безобразный даже момент: служащие похоронного бюро, для которых возня с умершим человеком – надоевшая обязанность службы, тащат его с постели – тело беспомощно обвисает, голова болтается – и впихивают его в гроб. Родных в это время высылают из комнаты и хорошо делают.

Сейчас было иначе: посторонних не было никого, священник с зажженной свечой молился про себя, а близкие подняли почившую и осторожно опустили в гроб.

На несколько секунд я испытал совершенно необычайное состояние: я определенно выступил из себя и со стороны, а вместе и как участник, переживал все как безусловно правильное, как какую-то икону, частью которой был и я. Боюсь теперь передать что-либо неверно: это было похоже на святое восприятие мира. Так дети и праведники воспринимают Церковь – храм и службу – как что-то совершающееся одновременно в двух мирах (слова одного мальчика: «Бог как будто обнял и держит в Своих руках весь храм»).

В более слабой степени – это эстетическое восприятие мира, когда видишь его райски преображенным…

Уверенность, что совершились все пророчества, что времена исполнились и люди близки к той мировой точке, которая будет ужасной катастрофой для одних и безмерной радостью для других, – кажется, эта уверенность неизбежно появляется при всякой напряженной религиозной жизни в виде ощущения вдруг открывшейся, завершенной бесконечности и присуща, может быть, всякому сильному чувству, будь то отчаяние, любовь, порыв веры или пророческий экстаз.

Рождение мистично – к нам приходит вестник из другого мира. Смерть близких еще сильнее будит в нас мистические чувства – уходя от нас, они из ткани нашей души протягивают за собой длинный провод, и мы уже не можем жить только этим миром: в наш теплый, уютный дом поставлен аппарат в бесконечность.