Коллектив авторов - Троице-Сергиева лавра Страница 7

П. Н. Каптерев. Из истории Троицкой лавры

Троице-Сергиевский монастырь возник в то время, когда в русской истории назревал огромной важности перелом: кончился, вслед за Киевским, ее Владимиро-Суздальский период, и началось возвышение Москвы и кристаллизация того своеобразного и величественного целого, которое именуется Московской Русью. Все эти перемещения политических, а вслед за ними и культурных центров не были, конечно, лишь механическими перенесениями резиденций великих князей и прочих органов власти, а неизбежно связывались с особыми этапами в развитии русской культуры и национального самосознания. При Калите и его преемниках Москва выдвинулась, как новый политический центр объединения Руси, а также и как духовный центр, созидавший новую культуру и новую идеологию, сперва Москвы «стольного града», а затем уже и Москвы «третьего Рима». И в возвышении Москвы, и в создании всего облика Московской Руси Троицкий монастырь и сам его основатель преподобный Сергий принимал самое деятельное участие. Молодость преп. Сергия протекла в годы княжения Ивана Даниловича Калиты. В последние годы этого же княжения, вероятно, и было положено начало Троице-Сергиеву монастырю. Мы знаем из летописи, что преподобный Сергий даже лично содействовал собиранию Руси и прекращению бесконечных междоусобных войн, непрекращавшихся между удельными князьями. Так он ездил к рязанскому князю Олегу, последнему из удельных князей, не подчинившихся Москве и упорно воевавшему с великим князем Дмитрием Ивановичем (Донским), и увещанием достиг того, что тот, по словам летописи, «устыдебось толь свята мужа и взял с великим князем Дмитрием Ивановичем вечный мир и любовь в род и род».

Кроме уничтожения раздробленности при удельно-вечевой системе, для объединения и национального расцвета Руси необходимо было свержение татарского ига, препятствовавшего русскому народу выработать здоровое государственное сознание и в корне развратившее русскую власть. Борьба с татарами естественно встала в качестве неотложной и важнейшей задачи перед молодым национальным центром – Москвой; без свержения иноземного ига невозможно было никакое национальное и государственное строительство. Мы все знаем, что в 1380 году на Куликовом поле молодая возрождающаяся Русь нанесла первый страшный удар татарскому игу, разгромив Мамаевы полчища. Великий князь Дмитрий Иванович во всех важнейших случаях прибегал к совету и духовной помощи «чуднаго старца Сергия», по выражению летописи, которого еще при жизни признавали святым. И теперь, решаясь на битву с страшным врагом, он пришел к преподобному Сергию и от него получил не просто благословение, а настойчивое побуждение встать на борьбу за самостоятельность Руси и прозорливое уверение в полной победе. Даже на самое поле сражения посылал преподобный Сергий своих гонцов, чтобы ободрить воинство: «без всякого сомнения, государь, иди против них, и не предаваясь страху, твердо надейся, что поможет тебе Господь», – писал он великому князю.

Моральное значение этого события было огромно: Москва открыто и с славой выступила, как центр национального объединения всей Руси, и имя преподобного Сергия, своим исключительным авторитетом осенившего это славное деяние, стало известно всюду на Руси, как имя «заступника земли русской». И впоследствии приходили к гробу преподобного Сергия в его монастырь многие великие деятели не только Московской, но и Петербургской Руси, чтобы у гроба величайшего национального святого заключить договор, именем его скрепить соглашение, или же получить здесь высшую санкцию своим начинаниям; имя Сергия и его монастыря раз навсегда сплелось с судьбами России. Троицкий монастырь сделался как бы сердцем Московской Руси и одним из крупнейших очагов русской культуры и просвещения. Народная стихия была еще слишком темна и жила еще пережитками язычества, подчас и простого идолопоклонства. Предание гласит, что близ того самого городка Радонежа, где провел свои юношеские годы преподобный Сергий, на холме, в древнем священном урочище стояли «белые боги» – каменные истуканы, которым поклонялось по старой привычке население. Преподобный Сергий, гласит легенда, разбил эти изваяния и поставил на этом месте, доселе не забытом и носящем название «белые боги», каменный крест. Для борьбы с темнотой и суевериями необходима была живая проповедь и просветительная работа. Так как школ не было, и науки в современном значении этого слова не было, то вся образованность того времени целиком входила в круг церковно-богословских идей, и лучшей академией для достижения такого образования был старый русский монастырь. В нем занимались чтением, изучением и перепиской священного писания и богослужебных книг, толкований св. отцов, житий и т. п. Но кроме этой теоретической стороны образования монастырь был и лучшей художественной школой, так как высшие достижения древнего русского искусства – в архитектуре, в живописи, в шитье, в ювелирном деле, в пении – все совмещалось и концентрировалось в монастыре, как в сокровищнице национального творчества, как в живом, творческом музее. Наконец, даже самый строй монастырский, которому преп. Сергий придал трудовой и общежитный характер, воспитывал дух дисциплины и подчинения высшим целям среди достаточно первобытного русского общества того времени и вносил смягчение в весь уклад русской жизни.

Одним из наиболее славных и блестящих таких монастырей-академий на протяжении нескольких столетий и был Троице-Сергиев монастырь.

Представим себе убогого обитателя деревенской Руси XV–XVI столетий, пришедшего из своих лесов и лачуг в Троицкий монастырь: все для него там показалось бы необыкновенным, дивным, каким-то иным миром, полным чудес и красоты, никогда не виданной и не воображаемой. Троицкий собор из тесаного белого камня в то время, среди почти исключительно деревянных построек Московской Руси, был редкостью и прекрасным архитектурным образчиком; расписан он был внутри, по довольно достоверному сказанию, величайшим нашим мастером, преподобным Андреем Рублевым совместно с Даниилом Черным; в иконостасе находится икона Святой Троицы кисти того же Рублева, совершенно исключительная и единственная, вершина художественного богомыслия. Под иконами висят дивные пелены, шитые шелками смелых цветов, которые теперь, будучи извлечены из многовекового забвения, кажутся нам каким-то откровением. Богослужение торжественное и стройное, но особому монастырскому чину, с древними напевами хора. В монастыре же книжные старцы годами переписывают книги, которыми снабжается не только свой монастырь, но и многие другие, а также и церкви в монастырских вотчинах. Книги украшаются со всем вкусом древних мастеров красочными миниатюрами и заставками, и библиотека монастыря скоро становится богатейшей во всей Руси. Особые мастера пишут иконы, пользуясь большей частью древними вдохновенными первообразами, но также и созидая свое, новое. Кроме всего этого, всякий приходящий в монастырь знал, что в нем живы заветы его великого основателя и жив дух подвижничества и святости: он мог не только видеть старцев «святой жизни», но и получить от них назидание и утешение.

Понятно поэтому, что Сергиев монастырь был лучшей школой для всех посещавших его – каждый уносил из него большую или меньшую крупицу света или творчества. Но в еще большей степени он был академией для живших в нем, и из среды более просвещенных монахов в монастыре образовывались кадры просветителей и проповедников, шедших в различные области Руси и там основывавших новые монастыри или реформировавших старые, и всюду насаждавшие тот же уклад жизни и ту же культуру, что и у Троицы. Мы знаем несколько десятков таких производных монастырей, возникших преимущественно в северовосточной части России, и основанных или непосредственно учениками преподобного Сергия или их ближайшими преемниками. Всюду почти в этих монастырях строились церкви во имя Святой Троицы и преподобного Сергия, всюду в них были копии с Рублевской иконы Троицы и других славных икон Сергиева монастыря; как солнце в бесчисленных отражениях, творческая душа Сергиева монастыря отражалась и преломлялась в ее многочисленных производных, в виде монастырей, всюду разбросанных по Руси. Эти многочисленные монастыри не только служили очагами духовной культуры, но и служили делу колонизации дикого еще края. Обычно они строились в глухих местах, где приходилось расчищать лес, заводить пашни, скот и все хозяйство; скоро такие монастыри обрастали вокруг селениями, которые частью отходили к ним в качестве вотчин, частью были независимы от монастыря; близость его, обнесенного обычно стенами, была весьма выгодна для насельников края в тот беспокойный век, когда частые вражеские нашествия и разбои постоянно угрожали жителям. И всюду, в самую глушь каких-нибудь вологодских лесов, проникало имя преподобного Сергия как духовного отца всех этих монастырей, и слава его обители как прототипа их.