Евреи ислама - Бернард Льюис Страница 8

икраха фи-д-дин (2:256), «нет принуждения в религии», обычно трактуется так, что к другим религиям следует относиться терпимо и их последователей нельзя вынуждать принимать ислам. Недавно один европейский ученый заявил, что эта фраза не похвала терпимости, а скорее выражение смиренного, почти неохотного принятия ожесточенной закоснелости других{8}. Можно выступать за или против такого толкования, но даже если мы примем предложенную версию, это не повлияет на обычную и регулярную интерпретацию данного аята в исламской правовой и теологической традиции. То же самое можно сказать и о хорошо известном стихе лякум динукум уа лийа дин (109:6): «У вас — ваша вера, и у меня — моя вера!» Здесь опять же могут быть некоторые сомнения в отношении того, что именно эти слова означают в их первоначальном контексте, но общее последующее толкование состояло в том, что это аргумент в пользу плюрализма и сосуществования. Еще один аят (2:62) кажется даже более поразительным: «Поистине, те, которые уверовали [т. е. мусульмане], и те, кто обратился в иудейство, и христиане, и сабии, которые уверовали в Аллаха и в последний день и творили благое — им их награда у Господа их, нет над ними страха, и не будут они печальны». На первый взгляд этот аят уравнивает четыре монотеистические и основанные на Священных писаниях религии. Хотя в остальном тексте Корана такое толкование исключается, этот аят тем не менее служил оправданием терпимого положения, предоставляемого последователям указанных религий под мусульманским правлением.

Аят с негативным отношением, цитируемый чаще всего — это 5:51: «О вы, которые уверовали! Не берите иудеев и христиан друзьями [или, возможно, союзниками; арабское слово аулийау]: они — друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них». Этот и другие подобные аяты относятся к периодам, когда Пророк конфликтовал с обеими религиями. Известный поздний аят, связанный с необходимостью священной войны против неверных и наложения на них подушного налога (9:29), таков: «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и в последний день, не запрещает того, что запретил Аллах и Его посланник, и не подчиняется религии истинной — из тех, которым ниспослано писание, пока они не дадут откупа[17] своей рукой, будучи униженными». Последние четыре слова (ан йадин уа-хум сагирун) в недавнее время были предметом нескольких исследований, написанных почти полностью, как ни странно, евреями, в основном израильскими учеными, которые предлагают новые интерпретации смысла этих арабских слов или того, что могло под ними подразумеваться изначально{9}. Однако здесь нас снова интересует не исходный смысл аята, а то, как он толковался в историческом исламе. В этом сомнений мало: обычное толкование состояло в том, что джизья была не только налогом, но и символическим выражением подчинения. Коран и традиция часто используют слово зулл, или зилла (унижение или уничижение), чтобы указать на статус, присвоенный Богом тем, кто отвергает Мухаммеда, и в котором они должны пребывать, пока упорствуют в этом неприятии. Так, в аяте, посвященном детям Израиля, мы читаем: «И воздвигнуто было над ними унижение и бедность. И оказались они под гневом Аллаха. Это — за то, что они не уверовали в знамения Аллаха и избивали пророков без справедливости! Это — за то, что они ослушались и были преступниками!» (2:61).

Наложение джизьи и особенно способ ее оплаты обычно толкуются в этом контексте. Слова ан йадин уа-хум сагируун (своей рукой, будучи униженными) объясняются символически. Так, для Махмуда ибн ‛Умара Аль-Замахшари (1075–1144), автора стандартного комментария к Корану, смысл этих слов состоит в том, что «джизью с них должно брать с унижением и уничижением. Он [зимми, т. е. немусульманский подданный мусульманского государства] приходит пешком, не верхом. Когда он платит, он должен стоять, пока сборщик налогов сидит. Сборщик хватает его за загривок, встряхивает и говорит: „заплати джизью!“, и когда тот заплатит, он шлепает его по затылку»{10}. Другие авторитетные комментаторы добавляют подробности в том же духе — например, что зимми должен появиться с согнутой спиной и склоненной головой, что сборщик налогов должен относиться к нему с презрением и даже с насилием, хватать за бороду, отвешивать пощечины и тому подобное. Символическая деталь, предписанная во многих юридических книгах, состоит и в том, что рука зимми должна быть ниже руки сборщика налогов, когда деньги передаются из рук в руки. Цель всего этого ясно излагается правоведом XV века, представителем строгого Ханбалитского мазхаба (юридической школы): эти и подобные ритуальные акты унижения должны исполняться публично «так, чтобы все могли наслаждаться зрелищем», и в заключение он говорит: «Возможно, в конце концов они придут к вере в Бога и Его пророка и таким образом будут избавлены от этого позорного ига»{11}.

В отличие от комментаторов и богословов, юристы менее свирепы и более озабочены фискальным, чем символическим аспектом джизьи. Абу ‛Убайд (770–838), автор классического трактата о налогообложении, настаивает на том, что не следует обременять зимми сверх их возможностей и заставлять страдать{12}. Выдающийся юрист Абу Юсуф (731?–808)[18], верховный кади (главный судья) при халифе Гаруне Аль-Рашиде, прямо запрещает такое обращение: «Ни один из зимми не может быть подвергнут побоям с целью понудить его к уплате подушной подати, нельзя их [с этой целью] заставлять выстаивать на солнце, ни подвергать их другим [пыткам] и нельзя вешать на них какие-либо вызывающие отвращение предметы; напротив, к ним следует относиться снисходительно».

Однако Абу Юсуф не предлагал баловать налогоплательщиков: «можно их подвергать заключению в темницу, пока они не уплатят причитающегося с них, и можно не выпускать их из темницы, пока не будет получена сполна причитающаяся с них подушная подать.

Тот, кому поручено взимать подушную подать, не имеет права освобождать от нее кого-либо из христиан, евреев, маджусов[19], сабейцев и самаритян и не должен делать поблажки ни одному из них в отношении какой-либо ее доли; равным образом он не имеет права освобождать от подушной подати одного, а с другого ее взимать; это недопустимо, ибо неприкосновенность их жизни и имущества обусловлена именно уплатой подушной подати, которая равноценна хараджу»{13}.

При рассмотрении подобных цитат необходимо отметить несколько моментов. Во-первых, эти юристы, с их более гуманными и более прагматичными взглядами, жили в ранний период ислама, когда он уверенно распространялся, тогда как сочинения цитируемых комментаторов писались в период отступлений и ограничений, когда ислам испытывал угрозы как внутри страны, так и извне. Во-вторых, нет