Кристофер Хитченс - Бог не любовь: Как религия все отравляет Страница 9

После неудачной попытки сделать карьеру мелкого фермера Оруэлл и в самом деле не любил свиней. Его отвращение часто разделяют вполне взрослые люди, которым приходилось работать на свиноферме. Запертые в тесных свинарниках, свиньи ведут себя, так сказать, но-свински и устраивают потасовки, шумные и омерзительные. Бывает, они пожирают своих поросят или даже собственные испражнения, а их пристрастие к беспорядочному спариванию не для щепетильных наблюдателей. В то же время хорошо известно: если свиньям отвести достаточно места и оставить их в покое, они держат себя в чистоте, устраивают себе уютные лежанки, заводят семьи и образуют сообщества. Кроме того, свиньи сообразительны, а масса мозга в пропорции к массе тела у них почти такая же, как у дельфинов. Способность свиней приспосабливаться к окружающей среде поразительна: сравните кабанов и «диких свиней» с апатичными мясными хряками и резвыми поросятами, которых мы обычно представляем при слове «свинья». Но для пугливых мира сего раздвоенное копытце стало символом нечистой силы, и догадаться, кто появился раньше — дьявол или свинья, — по-моему, не представляет особой трудности. Гадать же, зачем творец всего сущего сначала придумал столь разносторонних тварей, а затем повелел своему более мозговитому млекопитающему творению под страхом вечной кары держаться от них подальше, — скучнейшее и довольно идиотское занятие. Тем не менее немало в целом разумных людей верят, что бог ненавидит ветчину.

Надеюсь, вы уже догадались, что как бы там ни было, эти прекрасные животные относятся к числу наших ближайших родственников. В их генетическом коде много общего с нашим, и в последние годы кожу, сердечные клапаны и почки свиней успешно пересаживают людям. Если бы (хотя я истово надеюсь, что этого не случится) современный доктор Моро сумел извратить последние достижения в клонировании и скрестить человека с животным, многие опасаются, что наиболее вероятным результатом был бы «свиночеловек». Почти все в свинье приносит нам пользу: от ее вкусного и питательного мяса до дубленой шкуры, идущей на кожу, и щетины для щеток. В «Джунглях», откровенном романе Эптона Синклера о скотобойне в Чикаго, есть леденящий душу отрывок о том, как кричащих свиней поднимают на крюках и вспарывают им горло. Даже самые закаленные работники с самыми крепкими нервами не остаются безучастными. Есть что-то в этом крике...

Можно еще добавить, что дети, если не отдавать их на растерзание муллам и раввинам, тянутся к свиньям, особенно к поросятам, а пожарные, как правило, не любят жареную свинину. Жареную человечину в Новой Гвинее и некоторых других местах варварски называли «длинной свиньей»; мне не доводилось дегустировать этот продукт, но говорят, что в жареном виде мы действительно сильно напоминаем свинину.

Все эти факты демонстрируют вздорность бытующих «светских» объяснений древнего еврейского запрета. Утверждается, что первоначально табу носило рациональный характер, поскольку в жарком климате свинина быстро протухает, и в ней заводятся черви-трихинеллы. Этот аргумент (возможно, справедливый в отношении некошерных моллюсков) на практике оказывается нелепицей. Во-первых, трихинеллез встречается в любом климате и, если уж на то пошло, более распространен на севере, чем на юге. Во-вторых, археологи легко отличают древние еврейские поселения в Ханаане от поселений других племен по отсутствию свиных костей среди отбросов, в противоположность их наличию в отходах других общин. Иными словами, неевреи не болели и не гибли от поедания свинины. (Помимо всего прочего, если бы они действительно умирали по этой причине, богу Моисея не пришлось бы их истреблять при помощи тех, кто свинины не ел.)

Истинная причина, таким образом, должна быть в другом. Я предлагаю свою собственную гипотезу, хотя должен признаться, что не додумался бы до нее без помощи сэра Джеймса Фрейзера и великого Ибн Варрака. Согласно многим древним источникам, семитские племена испытывали к свиньям не только отвращение, но и почтение. Поедание свиной плоти считалось особым событием, порой даже привилегией или ритуалом. (Это безумное смешение священного и дьявольского присутствует во всех религиях во все времена.) Причиной одновременного влечения и отвращения был антропоморфизм: внешний вид свиньи, вкус мяса свиньи, предсмертные крики свиньи, ее очевидная сообразительность, — все это слишком напоминало человека. Таким образом, свинофобия, как и свинофилия, скорее всего, восходит к кошмарным временам человеческих жертвоприношений и даже каннибализма; «священные писания» полны более чем прозрачных намеков и на то, и на другое. Ничто дозволенное не становилось бы наказуемым — от гомосексуальности до адюльтера, — если бы инициаторы запрета не испытывали подавленное желание заняться тем же самым. Как сказал Шекспир в «Короле Лире», страж порядка, бичующий шлюху, сгорает от желания совершить с ней то самое преступление, коорое карает его плеть.

Так и свинофилия может служить инструментом угнетения. В средневековой Испании, где евреев и мусульман под страхом пыток и смерти обращали в христианство, религиозные власти вполне резонно подозревали, что вера многих новообращенных не была искренней. Одной из причин появления Инквизиции был священный страх перед участием неверных в мессе (во время которой, разумеется, разыгрывался отвратительный фарс поглощения человеческой плоти и крови, а именно тела Христова). Среди обычаев, порожденных этим страхом, было подношение блюда со свиной нарезкой во время официальных и неофициальных мероприятий. Те, кто имел счастливую возможность посетить Испанию или хороший испанский ресторан, сразу узнают традиционный жест гостеприимства: десятки ломтиков свинины, по-разному приготовленной и нарезанной. Но мрачные истоки этого блюда в неустанной охоте на ересь, в пристальных взглядах, ждущих, когда неверные выдадут себя невольным отвращением. В рьяных руках христианских фанатиков даже аппетитный хамон иберико стал орудием пытки.

Сегодня освященный веками идиотизм снова с нами. Ревнители ислама в Европе требуют, чтобы «Трех поросят», Мисс Пигги, Пятачка и других героев классических детских книжек убрали подальше от невинных глаз их детей. Кретины джихада с их ампутированным чувством юмора вряд ли слышали об Императрице Бландингской и неиссякаемом наслаждении, с которым лорд Эмсворт перечитывал несравненный труд г-на Уиффла «Уход за свиньей», но, как только они доберутся до книг Вудхауза, жди неприятностей. Старинная статуя кабана в одном английском дендрарии уже стала объектом безмозглого исламского вандализма.

Этот фетиш, на первый взгляд незначительный, наглядно демонстрирует, насколько религиозная вера и суеверия извращают нашу картину мира. Свиньи так близки к нам и польза от них так многообразна, что слова гуманистов, призывающих отказаться от тесных свиноферм, не разлучать свиноматок с молодняком и не заставлять свиней жить в собственном навозе, звучат вполне убедительно. И если уж на то пошло, рыхлое розовое мясо, производимое на нынешних свинофермах, не вызывает особого аппетита. Однако к отказу от свинины нас могут вести разум и сострадание не только к человеку, но и к родственным ему существам, а не заклятия, родившиеся у костров каменного века, когда люди с радостью совершали гораздо худшие преступления во имя своих богов. «Свиная голова на палке», — говорит нервный, но отважный Ральф облепленному мухами, гноящемуся идолу (сначала убитому, а затем обожествленному), которого создали жестокие, перепуганные мальчишки из «Повелителя мух». «Свиная голова на палке». Он и сам не подозревал, как верны его слова, и насколько он мудрей не только осатанелых мальчишек, но и взрослых.

Глава четвертая. Религия опасна для вашего здоровья

Во времена мрака людей вела религия, ибо в непроглядную ночь слепой — лучший проводник. Он знает пути и тропы лучше любого зрячего. Но в свете дня глупо по-прежнему идти за слепыми старцами.

Генрих Гейне. Gedanken und Einfalle

Осенью 2001 года я оказался в Калькутте вместе с гениальным бразильским фотографом Себастио Сальгадо. Его камера рассказывает о жизни мигрантов, жертв войны и тех, кто тяжким трудом добывает промышленное сырье в лесах, шахтах и каменоломнях. В тот раз он представлял ЮНИСЕФ и вел крестовый поход (в хорошем, переносном смысле) против полиомиелита. Благодаря работе Джонаса Салка и других талантливых и неравнодушных ученых, детей можно прививать от этой кошмарной болезни за символическую стоимость: несколько центов или пенсов, которые стоит введение двух капель вакцины в рот младенца. Прогресс медицины избавил нас от оспы, и многие с уверенностью предсказывали, что для победы над полиомиелитом понадобится не больше года. Казалось, ради этой цели сплотилось все человечество. В нескольких странах — в частности, в Сальвадоре — воюющие стороны заключили перемирие, чтобы не мешать врачам, осуществлявшим вакцинацию. Беднейшие, наиболее отсталые государства нашли ресурсы на то, чтобы донести благую весть до каждой деревни: страшная болезнь больше не будет убивать детей, больше не будет превращать их в несчастных калек. У нас в Вашингтоне, где многие еще боялись выходить из дома после 11 сентября, моя дочь в Хэллоуин бесстрашно ходила от дома к дому, требуя тоненьким голоском пожертвований на ЮНИСЕФ: «Откупись, а то хуже будет!» и каждая пригоршня мелочи в ее кулачке спасала детей, с которыми она никогда не познакомится. У меня было редкое ощущение участия в безусловно добром деле.