Сергей Шавель - Общественная миссия социологии Страница 23

Таким образом, мировоззренческий монизм любого толка противопоказан социологической методологии. К сожалению, философия так и не смогла конституировать и легализовать дуализм двух исходных начал: материального и духовного, проигнорировав мнение таких высоких авторитетов, как Д. Юм, И. Кант и др. В социологической методологии предпосылочно признание равноправия и несводимости друг к другу этих начал. Отсюда вытекает методическое требование учета при изучении социальных действий, процессов двух факторов: материальных как условий и культурных, идейных, религиозных как побуждений и ориентаций субъектов действий. Выявление их состояния «здесь и сейчас», а также специфики взаимодействия в исследуемом проблемном поле позволяет снизить размерность социального пространства с помощью формализованных процедур (кластеризация, факторный анализ и др.), повысить глубину сознания, выявить тенденции развития конкретных видов и сфер деятельности, общества в целом. Для сравнения можно поразмышлять, к чему ведет монистическая установка. Мы не будем этим заниматься, ограничимся лишь замечанием, что элиминирование одного из начал, как и стремление свести его к другому, представить его как аспект, продукт, эпифеномен и т. д., нарушает экологическую валидность социологического инструментария, включая научно-терминологический аппарат, парадигмы, модели, схемы и прочие теоретического познания.

Обоснованию материалистического монизма служат и современные попытки естествоиспытателей (прежде всего нейрофизиологов) доказать энергетическую природу сознания. При этом авторы однозначно выступают против вульгаризаторских представлений Бюхнера, Фохта и Мелешотта, которые утверждали, что мозг продуцирует сознание также, как печень выделяет желчь. Философ А. И. Яковлев пишет: «Длительный процесс рассуждений о материальности сознания можно уложить в короткий силлогизм: материей называется все то, что поддается измерению. Сознание измеряется. Значит, сознание материально»[126]. Нам представляется, что такой квалиметрический критерий вряд ли более доказателен, чем прямо противоположные ему представления гилозоистов о всеобщей одушевленности материи. Пока и то, и другое только гипотезы.

Второй раскол в социологии проходит по линии «реализм – номинализм». Возник он не постепенно, по мере накопления знаний и перехода от одних задач к другим, а ab ovo – изначально, в силу преемственной связи с философией. Неслучайно еще Г. Спенсер говорил о «переносе спора между номинализмом и реализмом в другую – социальную – область»[127]. Действительно, острый средневековый диспут об онтологическом статусе универсалий, в центре которого была категория материи как субстанции, с зарождением социологии сместился в плоскость категоризации термина «общество» и выяснения единства «индивид – общество». «Что такое общество?» – так назвал первую главу «Оснований социологии» Спенсер; «Как возможно общество?» – вопрошал Г. Зиммель. Нет сомнения, что это центральные вопросы теоретической социологии, и каждый социолог ищет на них свой ответ или солидаризируется с предшественниками. Социологический реализм признает самостоятельное существование общества, номинализм понимает его как продукт взаимодействия индивидов. Типичный аргумент номиналистов сводится к утверждению, что если бы не было людей, то не было бы и общества. Реалисты парируют тем, что человек есть общественное существо per se (само по себе), а значит, не будь общества, не было бы и людей, ибо «феральные люди» (от лат. fere – как бы, наподобие), по классификации Линнея (дети-Маугли), не могут ни гоминизироваться, ни социализироваться. Как отмечалось выше, гносеологический источник разногласий связан с решением вопроса о соотношении общего и единичного.

И. Валлерстайн, выступая на конгрессе «Социология и общественное развитие», обратил внимание, что этим названием в тему конгресса «включены два самых простых, самых двусмысленных, самых обманчивых понятия социологического лексикона: «общество» и «развитие»[128]. Термин «общество» не только многозначен, но и весьма чувствителен к контексту. Одно дело, общество как часть материального мира, обособившееся от природы, другое – конкретное общество – белорусское, российское и любое другое – в соотнесении с государством, третье – акционерное, добровольное общество локального типа, когда за звучной аббревиатурой, например ОДО (общество с дополнительной ответственностью), скрывается небольшая частная парикмахерская, коммерческая фирма и т. п. В социологии понятие «общество» чаще всего понимается как страна-государство, что не исключает и других употреблений. Так, по определению Н. Смелзера, «общество – это объединение людей, имеющее определенные географические границы, общую законодательную систему и определенную национальную (социокультурную) идентичность»[129]. Все это возможно только в государстве. Т. Парсонс, уходя от привязки к государству, вводит следующую дефиницию: «Общество есть такой тип социальной системы, которая достигла высшей ступени самодостаточности в отношениях со своим окружением»[130]. Для усиления критерия самодостаточности он предлагает новый термин «социетальное общество», называя его «верховным коллективом», обладающим «социетальными ценностями» и «социетальными ресурсами». В конечном счете социетальным обществом может быть только все человечество как глобальная мировая система, которая имеет возможность быть вполне самодостаточной и независимой от соседей, по крайней мере до тех пор, пока они, как представители внеземных цивилизаций, не появятся.

Конт и Дюркгейм были реалистами, при этом Конт не дефинировал общество (у него нет строгого определения понятия), а моделировал его структуру, начиная с семьи и постепенно включая другие институты, вплоть до государства. По справедливому замечанию Ю. Н. Давыдова, в его конструкции «находит свое выражение первоначальная интуиция общества, как своего рода «плазмы», сцепляющей все многообразные «фрагменты» (и «моменты») социальности в некий общий «предмет», обладающий «вещественно-телесными «определениями»[131]. В модели семьи Конт начинает с биологических предпосылок ее генезиса, затем вводит социальные, но «принцип реализма от этого не меняется – он был биологическим, а стал социальным»[132]. Дюркгейм дал новые обоснования данного подхода тем, что, во-первых, ввел понятие «коллективных представлений», предвосхитив «коллективное бессознательное» Юнга и некоторые сегодняшние признаки корпоративности сознания, морали и поведения; во-вторых, раскрыл природу общества как эмерджентной (новообразуемой) реальности sui generis (особого рода). Он утверждал: «Если указанный синтез sui generis, образующий всякое общество, порождает новые явления, отличные от тех, что имеют место в отдельных сознаниях (и в этом с нами согласны), то нужно также допустить, что эти специфические факты заключаются в том самом обществе, которое их создает, а не в его частях, т. е. в его членах»[133]. Смысл выражения «sui generis» часто толкуется превратно – как указание на отличие общества от природы. На наш взгляд, оно призвано выразить мысль о том, что общество не сумма индивидов, а новое надиндивидуальное образование. Такими же надиндивидуальными являются коллективные представления, общественное мнение, массовое сознание и др. Эта идея Дюркгейма сохраняет свою эвристичность и в наши дни в отличие, скажем, от понимания общества как организма (Спенсер), совокупности общественных отношений (Маркс), тотальности (Гегель) и т. д. Английский социолог-реалист Рой Бхаскар пишет: «Общество можно понимать как ансамбль подвижно сочлененных относительно независимых и устойчивых во времени структур»[134]. Но это скорее признаки системности вообще. Они могут быть обнаружены в системах любого типа – органических, технических, космических и т. п. Более конструктивным можно признать следующее положение М. Арчер. Она пишет: «Социальные структуры суть результаты, пережившие прошлые действия людей… именно так, избегая приговора времени, социальные структуры становятся sui generis»[135].

На стороне социологического номинализма классики социологии М. Вебер и Т. Парсонс и многие современные авторы. К ним можно отнести представителей либерального течения экономической науки, персонологов, дескриптивистов – всех, кого Уоткинс включал в свою «Хартию Методологического Индивидуализма», т. е. признающих, что «конечными конституэнтами социального мира являются индивиды»[136]. О том, как представители данного направления, в частности Ф. Хайек, пытались изгнать из науки понятия «общество», «социальное» и их производные, будет сказано ниже. Принципиальным моментом и критерием дифференциации по указанным направлениям является отношение к прошлому. Номинализм устраняет прошлое как достояние предшествующих поколений, в лучшем случае отождествляет его с природными факторами, тем самым обосновывается правомерность утверждения, что общество конструируется в процессах наблюдаемой интерактивности здесь и сейчас («dasein»). Разумеется, такая интерпретация не характерна для Вебера и Парсонса.