Рудольф Гусев - Такова торпедная жизнь Страница 15

А сегодня все были на местах в приподнятом настроении, в белоснежных халатах, стерильно трезвые. Спирт сегодня Тихоныч никому не выдавал, заявив, что ключ от сейфа, где стоит заветный бидон с черпаком, забыл дома. Фреон — пожалуйста, он еще вчера был поставлен в другой сейф. Все ждали Бродского. Инженер цеха Гена Стафиевский и его дублер Герман Лебедев, чтобы не мозолить глаза высокому начальству, растворились в цехе, а Леша Лелеткин и Петр Рыбаков раз за разом перелистывали инструкции по эксплуатации торпед, технологические процессы на ремонт, технические условия и др. документацию.

— Ну, кажется, все готово, на любой вопрос — конкретный ответ со ссылкой на статью инструкции, — Леша снял последние пылинки с безукоризненно отглаженных брюк. По части складочек на брюках у Леши был «пунктик».

Бродский прибыл около одиннадцати часов в сопровождении Володи Молчанова и руководства арсенала. Заслушав стандартные доклады, Бродский решил первоначально ознакомиться с работой цеха. До назначения начальником МТУ он был заместителем Хурденко А. А. по боевой подготовке. На арсеналах ему приходилось бывать редко, больше на кораблях, на практических стрельбах, минных постановках, тралении. Неожиданно Бродский решил начать разговор с Тихонычем и не о торпедах, а о его претензиях к работе МТУ. Так как Бродского сопровождал начальник торпедного отдела, то задай он этот вопрос Рыбакову или Лелеткину, те уклонились бы от конкретного ответа на правах приятелей Молчанова.

Но Тихоныч неожиданно представившуюся ему возможность выложить начальству все, что он думает на этот счет, не упустил и стал выкладывать, что претензий много:

— Во-первых, замучили приготовления торпед. Мы — цех ремонта, у нас план. План постоянно срывается, приходят телефонограммы на необходимость приготовления торпед в короткий срок. Работаем вечерами, субботами, воскресеньями. Приготовим — потом лежат неделю-другую, никто их не берет, а когда собираются прибыть принимать, торпеды нужно переприготовлять, так как сроки хранения истекли. Это по практическим. Боевые тоже заставляют готовить. Причем, спецгруппа готовит только под специальную боевую часть, у них работы мало, надо бы их привлекать, чтобы не бездельничали и не теряли навыков…

Леша Лелеткин позеленел и не преминул перебить Тихоныча: «Не ваше это дело. Личный состав группы не положено чрезмерно загружать работой, иначе он может допустить ошибки при приготовлении ответственных торпед». Его гнев всех рассмешил.

— Сколько вы готовите торпед в месяц, товарищ Лелеткин? — спросил его Бродский.

— Четыре-пять, но мы же сопровождаем торпеды до баз, обеспечиваем стыковку со специальной боевой частью, проверяем личный состав кораблей, состояние контрольно-блокировочных устройств.

— Хорошо, — ответил Бродский, — я вас нагружу теперь, — и, обращаясь к Тихонычу, спросил, кто дает эти команды на приготовление торпед? Тот указал на Молчанова. Подумав, Бродский сказал, обращаясь ко всем, что отныне только им подписанные телефонограммы и указания подлежат исполнению:

— Мы разберемся, на чем закончатся права начальников отдела, скорее всего, они будут подписывать информационные тексты. А теперь у меня к вам будет другой вопрос, Петр Тихонович. А почему нужно разбирать торпеды до последней детали при ремонте? Разве нельзя найти неисправный узел и его заменить? Вот часы. Если они не ходят, я иду к мастеру в мастерскую, он их вскрывает, смотрит, заменяет пружинку, берет с меня деньги — и весь ремонт. А вы все разбирать! Когда начнется война, нам нужны будут тысячи торпед, а вы крутитесь около одной по четыре человека жопа к жопе, извините, в течение суток. Неужели нельзя совместить операции, исключить повторы, нужно чтобы торпеда двигалась в цехе, как по конвейеру. Специалисты подходят, что-то проверяют, без больших перекуров и т. д. А почему их вообще нужно готовить? Почему их нельзя сразу заправлять энергокомпонентами и отправлять на корабли? Они же после ремонта.

Тихоныч думает и отвечает дипломатично, что, дескать, ученые люди занимаются разработкой торпед, и что, дескать, умные люди, должно быть, разрабатывают технологию их ремонта и приготовления к выстрелу. А мы что? Что нам напишут, то мы и делаем.

— В этом вы правы, — отвечал Бродский, — что везде нужны умные люди. Но свои предложения вы даете промышленности?

— Конечно, мы им все говорим, когда они приезжают для оказания помощи. И по инструкции, и по технологическим процессам.

— Здесь не разговоры нужны, а предложения флота, четко сформулированные и резко поставленные. То, что вы говорите за столом при разливе, забывается, как только они купят здесь рыбу и обратный билет. Должны быть журналы, куда заносятся все предложения. Начальник цеха должен докладывать их начальнику арсенала ежемесячно. В этом ваша главная задача, а не в том, чтобы слепо следовать инструкциям. Их, конечно, нужно исполнять. Я не думаю, что в Москве сидят одни дураки, но они без информации. Спокойно сидят. Я как-то был на сборах в институте, так увидел там подушечку, приколоченную к стенке. Спросил, зачем это. Мне продемонстрировали, как с ее помощью удобно подремать после обеда. Между прочим, в отделе эксплуатации торпедного оружия. Эта деталь застряла в голове Германа Лебедева и, когда спустя 15 лет он был назначен начальником отдела эксплуатации в институт, увидел этот гвоздик на стене над стулом и рассказал о его назначении уже новому поколению сотрудников отдела, то старожилы со смехом подтвердили эти слова. Не будем называть автора этого изобретения. Его уже давно нет в живых. Между прочим, это был весьма деловой человек.

— Ну ладно, здесь Алексей Алексеевич Лелеткин вас перебил, и мы немного уклонились. Какие еще есть претензии к работе МТУ?

— Во-вторых, — продолжал Тихоныч, — замучили нас доработки торпед. Только выполним план, выкатим торпеды из цеха, как поступает команда о необходимости срочно произвести дополнительные работы по извещениям. И куча номеров — торпед и извещений. И здесь все — и мелочи, на которые и внимания можно не обращать, и важные вещи, особенно по практическим торпедам. Мне кажется, товарищ начальник, нужно дорабатывать только в процессе ремонта и если что-то уже особенно чрезвычайное. Кто-то должен за этим следить…

— Следить за этим должен начальник ОТК, а вот насчет доработок нужно поставить вопрос в другую плоскость. Доработки должен делать завод. Это их брак. Пусть приезжают бригадой, мы им выделим рабочее место — устраняйте свой брак.

Все закивали головами и заговорили хором: «По кислородной торпеде уже пять томов извещений об изменениях… Пишут все подряд: и что заменен шрифт на ящике с деталями, и что заменен материал пробок клапана из-за растрескивания. Разница есть, но можно и не заметить…»

— Владимир Андрианович, — обратился Бродский к начальнику торпедного отдела, — давно пора в этом вопросе поставить точку. Подготовьте доклад в Москву. Срочно. Ну и дальше, Петр Тихонович, очень интересный разговор у нас с вами получается.

— В-третьих, товарищ начальник, это запасные части, комплектуют их как-то непонятно. На десять ремонтов, на двадцать, на пятьдесят. И присылают то, что у них завалялось, девать некуда. Хоть сразу на свалку, в металлолом. А нужного нет.

— С ЗИПом вопрос сложный. Пройдемте-ка в вашу кладовую цеха. Посмотрим ваш учет, что ходовое, что не очень, что годами лежит. Петр Рыбаков занервничал и что-то шепнул Гене Стафиевскому. Тот незаметно, задом-задом рванул к выходу — там кладовая ЗИП. Пока вся группа руководящих товарищей маневрировала между торпедами, на кладовке уже висел амбарный замок, а Стафиевский, не моргнув глазом, докладывал, что кладовщица будет через час, — недавно отпросилась домой, благо дом рядом, покормить ребенка. Коль скоро все находились у «входа» в спецгруппу, Бродский решил сделать перерыв в беседе с Полтарецким.

Он подошел к выгородке, откинул черную материю и оказался в спецгруппе. Десяток мичманов уже с час стояли по стойке «смирно!» вдоль торпеды в напряженном ожидании.

— Здравствуйте, товарищи, чем занимаетесь? — Народ напряженно молчал. — Ну вы что: готовите торпеды или просто так стоите? Это что за торпеда? 53–56 или 53–58? Ясно, 53–58.

Из обрывков фраз, выжатых из стойких торпедистов, Бродский, наконец, установил, что все они ждали его, чтобы отвечать на его вопросы.

— Так, — сказал начальник МТУ, — а какие вопросы я должен вам задавать? Народ напряженно молчал. Кто-то сказал, что о сроках хранения, кто — о встречающихся дефектах.

— Нет, — Бродский оглядел строй, — я задам один вопрос и хочу услышать от каждого из вас ответ. Скажите, почему почти 15 % кислородных практических торпед при проведении стрельб мы теряем? Ну, начнем, кто смелый? — Народ упорно молчал и смотрел на своего шефа Лешу Лелеткина, словно испрашивал разрешение на исповедь. — Ну, давайте вы, товарищ Сухинин, что вы думаете? — глаза Сухинина забегали то на Лелеткина, то на Бродского как дуло автомата.