Рудольф Гусев - Такова торпедная жизнь Страница 20

— Жена у меня потяжелее будет, — говорил он и улыбался. Все знали, что он старый холостяк.

А в кабинете Леша Ганичев листал описание торпеды: «Корпус из алюминиево-магниевого сплава… воздушные баллоны из титанового… серебряно-цинковая батарея… гидравлическая схема… взрыватель акустический, срабатывает под винтами… О! Ракетный прибор! Стреляет ракетками на дистанции для наблюдения за ходом практической торпеды. Хорошо. Глубину хода устанавливать не надо, уже установлена». Рядом сидели Миша Шаламов и Герман Лебедев, синхронно с Лешиным чтением переворачивали листы альбома чертежей торпеды.

— Ничего в ней сложного нет. Освоим сами. Вызовем кого-нибудь из института в последний момент. Будут тут ходить и клянчить спирт. Кстати, сколько его положено на выстрел? — Миша ответил. — Так вот почему тебе полюбился Главный конструктор. Но здесь серебряно-цинковая батарея. На нее и идет спирт, в основном.

— Ничего, поделится… Никуда не денется.

Леша Ганичев засобирался в управление. Он закрыл свою записную книжку, куда уже успел занести сведения по торпеде одному ему понятной клинописью, и стал инструктировать своего нового подчиненного:

— Вот что, Герман. Поскольку ты теперь мой дублер, изучай торпеду. Ты инженер. Помогай ее изучать рабочим цеха, личному составу торпедной команды. Свяжись с мичманом Василием Иноземцевым. Он выделит торпедный расчет. Учитесь готовить торпеду к выстрелу. Что не понятно, обращайся к старым кадрам. Помогут. Так, Миша?

— Так-то оно так, но все-таки нужно разобраться, зачем же столько спирта на средний ремонт торпеды выделяется? Тут недавно посылочка была из Большой Ижоры с техпроцессами на ремонт.

Миша достал стопку техпроцессов, выбрал наугад, потолще. Оказалось, что это на средний ремонт маятникового автомата глубины.

— Посмотрим этот. — Миша пролистал раздел разборки прибора, дефектации деталей. — Так, сборка, — Миша оторопело смотрел на листы техпроцесса, — значит, внутрь прибора заливается спиртоглицериновая смесь. А потом все это дело, весь прибор, проверяется в спиртовой ванне на герметичность. Не видел еще таких приборов, чтобы их целиком в спирте купать. Что-то новое.

— Пойдемте, посмотрим этого зверя, — предложил Леша Ганичев. Все шумно подошли к торпеде, вскрыли пару горловин. В одной из них был виден автомат глубины. Внимательно осмотрев его, Миша изрек:

— Не нравится мне он. Некрасивый. Рычажки, пружинки, винтики. Все наружу. Чехольчик, как мини юбка. Намучаемся мы с ним, так мне кажется…

Для изучения торпеды ее разобрали до отдельных узлов, проверили каждый на стенде, собрали. Начали проверку торпеды в сборе. Особых вопросов не возникало. Торпеда как торпеда. Все то же, только поменьше. Разве что, пусковой блок особой конструкции, да автомат глубины, да гидравлика, да стопорение рулей, да ракетный прибор, да… Нет, нового много. Но, вроде, все ясно.

Время текло незаметно. Начали освоение в июле. Подача торпед на подводную лодку планировалась в ноябре, но уже в конце августа в кабинете Бродского зазвонил телефон:

— Михаил Александрович! Здравствуйте. Докладывает Марычев, член Государственной комиссии заказа 101. Нам срочно нужна торпеда МГТ–1.

— Но ведь…

— Мы решили проверить стыковку всех установщиков торпедного аппарата, куркового-зацепа, — Федор говорил таким тоном, словно в Госкомиссию его назначил лично Главком.

— Для этого есть торпедоболванки, макеты торпед…

— Нам, комиссии, нужна торпеда, Михаил Александрович, а как вы ее у себя называете, не важно.

— Тогда давайте все установленным порядком.

— Нет, я потому вам и докладываю, что нам нужна торпеда срочно. Мы и Штаб флота уже подключили.

Бродский не стал вступать в дебаты, а поставил задачу торпедному отделу: «Подготовить и обеспечить». Те — в арсенал. Там приготовили. Леша позвонил Марычеву:

— Куда подавать торпеду? Куда везти? — Федор задумался. Лодка на заводских испытаниях. Как удобнее это сделать?

— У нас строжайший режим, ваши машины к нам не допустят, — важно говорил он, — привезите торпеду в Улисс. Их торпедолов допущен к нам. Они забросят. Я договорюсь.

Герман Лебедев повез торпеду в Улисс на торпедовозе. Машина пришла вечером, поэтому — по договоренности с начальником минно-торпедной части — торпеду временно сгрузили в цех приготовления электроторпед, и машина ушла. Однако после ухода машины, вдруг выяснилось, что торпедолов неисправен и торпеду доставить нечем. Вечерело. Начальник МТЧ майор Филатов засобирался домой и поставил вопрос ребром:

— Товарищ лейтенант Лебедев, увозите торпеду на арсенал, в цехе ее оставить не могу. Она новая, мы такие не готовим. Откуда я знаю, что там внутри. А вдруг она взорвется. Я не позволю…

Герман дозвонился до Бродского:

— Товарищ начальник! Торпеду не берут. Гонят.

— А почему вы отпустили машину?

— Я думал…

— Думали. Теперь ждите. Потом позвонил Леша Ганичев:

— Слушай, Герман, здесь рабочий день закончился. Все разошлись.

— А машина, которую я отпустил?

— Она сломалась где-то в городе. Водитель звонил, что будет не скоро. Правда, помощи не просил. Придется ждать тебе до утра. С Собачкиным я договорюсь.

— Здесь нет никакого Собачкина. Есть майор Филатов.

— Он-то мне и нужен.

Герман передал трубку Филатову. После переговоров с Лешей Филатов стал покладистее. Пригласил на ужин на камбуз. Но в части присмотра за торпедой был непреклонен.

— Ночуй в МТЧ вместе с дежурным.

На том и расстались. Утром пришел торпедовоз. Приехал и Леша Ганичев.

— Едем в Конюшково, — сказал он Лебедеву, — договорились с Марычевым, что там они заберут торпеду своим торпедоловом. Он у них допущен к плаванию только по заливу Стрелок. Вот тебе командировочное предписание. Получишь 5 рублей 40 копеек за мучения.

— А бритва, полотенце?

— Этого добра здесь найдем, побреешься.

— А какого вы здесь Собачкина искали?

— Да это девичья фамилия Филатова. Был Собачкиным — был нормальным мужиком. Как стал Филатовым — к нему не подступиться. Я-то знаю, потому и напомнил, кто он есть и что за тобой моя фигура маячит.

— Спасибо. Вам обязан ужином.

Часов в десять мы двинулись в Конюшково и к вечеру были в минно-торпедной части бригады подводных лодок.

— Без проверки на герметичность торпеду не приму, — сказал Валера Безуглый, тамошний начальник, — Марычев велел. Не могу ослушаться.

— Но ведь ее не стрелять, у нас с собой ни ключа, ни отвертки.

— Ничем помочь не могу.

Слава Богу, колонки для проверки торпед на герметичность подошли от других образцов торпед. Дали в торпеду воздух. Опустили в кессон с водой. Из торпеды запузырило, как из решета, по всем швам. Дальняя дорога оказалась торпеде не по плечу. Ключи от других торпед для подтяжки пробок и горловин в большинстве случаев не подходили.

— Ученые, ядрена вошь, — костил разработчиков Леша Ганичев, — головы нет! О чем думают!? Каждый себе свои болтики и гаечки изобретает. Дятлы!

С большим трудом и изобретательностью Герман все-таки с задачей справился и впервые удостоился похвалы наставника, когда тот увидел, как с помощью круглогубцев и рожкового ключа лейтенант подтягивает фигурные и корончатые гайки, расправляясь с местами травления воздуха.

— Молодец. Учись, Валера! А ты хотел нас заворачивать!

Сдав торпеду, Ганичев с Лебедевым поехали домой. Торпеду погрузили на торпедолов и повезли на подводную лодку.

Прошло несколько дней. И вдруг, как гром среди ясного неба, пришла неприятная новость. При «протаскивании» торпеды в торпедном аппарате подводной лодки, ее заклинило в районе пускового блока и активного куркового зацепа. Только после того как был разобран курковой зацеп торпедного аппарата, торпеду удалось освободить и выгрузить с подводной лодки. Торпеду еле-еле сдали на подводную лодку, и теперь она с позором возвращается, не выполнив простейшей задачи.

Судя по всему, угрозы Севы Солдатова не были совсем уже беспочвенными, и слух об его ворожбе стал набирать силу. Зародившись у работников транспортного цеха, которым первоначальную информацию выдал мичман Порецкий, он добрался до гаража, где свою лепту в него внес водитель торпедовоза Миша Гортэ. Наконец, стали известны приключения с торпедой в Конюшково и теперь вот бесславное возвращение. Торпедолов со злосчастной торпедой поджидали на 62 причале Эгершельда. Здесь же был и Сева. Чувствовал он себя именинником.

— Сроду не замечали мы за тобой такой способности, — говорил ему рабочий цеха Коля Строителев, — выходит, если тебе не налить 150, ты можешь всю перспективу испортить.

Народ смеялся осторожно. Вдруг Севе не понравится?

— А дело все просто, — ответствовал Сева, — спирт не для торпед, а для торпедистов. Когда много — делиться надо. Главные конструкторы — не дураки, знают, через какие передряги их детища пробираются. Не подмажешь — не поедешь! Вот ход моих мыслей. И разве я не прав?!