Анатолий Маркуша - НЕТ Страница 54

– А за кого выходить? Кругом одни пьяницы да старики. Я бы, может, с удовольствием вышла, так нет за кого… А так, лишь бы выскочить и потом всю жизнь мучиться, уж лучше совсем не надо. – Тамара опустилась на табуретку, на которой только что сидел профессор Барковский, заглянула в лицо Виктора Михайловича и спросила:

– А сами-то вы почему не женатые?

– Кто тебе сказал, что я холостой?

– Были бы женатые, небось жена-то давно уж приехала. Жена, а не мамаша.

– Тебе моя мама не нравится?

– Ну что вы! Такую маму дай бог каждому…

В этот момент дверь тихонько приоткрылась и в палату заглянул командир вертолета Агаянц, старинный хабаровский приятель.

– Миша! Привет, – крикнул Хабаров. Тамара вздрогнула и сорвалась с места.

– Это что за безобразие! Без разрешения, без халата! Вон отсюда! Сейчас же убирайтесь! – Она мгновенно выставила Агаянца в коридор.

– Не сердитесь, честное слово. Я только передать, – и Агаянц протянул Тамаре большой сверток.

– Что это такое?

– Пюпитр для чтения и складные костыли совершенно особой конструкции, без веса! Рубцов просил вручить. Механик. Сам сделал. Специально для Виктора. Пожалуйста, возьмите.

– Костыли? – растягивая по слогам, сказала Тамара и неожиданно для самой себя расплакалась.

– Ой, не скоро Виктору Михайловичу костыли понадобятся, хоть и особой конструкции, все равно не скоро…

Исчезнув вместе с Агаянцем за дверью, Тамара долго не возвращалась. И Хабаров постепенно "отключился" от незаконченного, оборвавшегося на полуслове разговора с ней. К тому же мелькнувшее и разом пропавшее лицо Мишки Агаянца отвлекло мысли совсем в другое направление.

Хабаров вдруг отчетливо представил полукруглую просторную летную комнату со стенами, обшитыми деревянными светлыми панелями, с огромным окном-эркером, явственно увидел низкие диваны, обтянутые шершавой темно-зеленой материей, и узкие столы на металлических трубчатых ножках, и корабль-бильярд, гордо возвышающийся посередине помещения.

Представил и затосковал.

Когда он вернется туда? К ребятам, к делу, ко всему, что до сих пор было самым главным в жизни…

Хабаров живо вообразил, как входит в летную комнату начлет. Грузный, заметно состарившийся в последние годы Кравцов появляется в застекленной двустворчатой двери, не спеша оглядывается и, будто нарочно растягивая слова, говорит:

– Наклевывается препаршивая работенка, мужики… Запуск двигателя в полете…

Как ни в чем не бывало Збарский продолжает играть в шахматы.

Бокун с некоторым усилием сдерживается и, тоже ничего не спрашивая, заканчивает намеливать кий…

Володин, ухмыльнувшись и кинув быстрый взгляд на окружающих, легко поднимается с дивана и, изображая на лице полную готовность хоть сию минуту отправиться в полет, спрашивает:

– Какие высоты запуска? Володина перебивает Углов:

– Не лезь, Петушок, наперед батьки в пекло. – И к начлету: – Сколько полетов в программе, Павлыч, почем за штуку?

Кравцов не спешит с ответом, поводит из стороны в сторону головой, словно что-то высматривает и никак не может найти.

– Паршивая работенка, мужики… Мы тут посоветовались и решили… поручить это дело Хабарову… Пойдем, Виктор Михайлович, потолкуем…

Увидев летную комнату, Хабаров не может от нее оторваться. Мысленно он следует по длинному коридору, начинающемуся за двустворчатой остекленной дверью, в раздевалку. Тремя шеренгами стоят здесь голубые узкие шкафчики с летным обмундированием. Его шкаф – второй от двери. Кто-то давно уже приклеил на дверку морду улыбающегося тигра. Вырезали с обложки иллюстрированного журнала и так присобачили эмалитом – не оторвать! И вот уже лет пять тигр провожает Виктора Михайловича в каждый полет и встречает после каждого задания. Хабаров привык к тигру и иногда, конечно, когда никто не видит, подмигивает ему, прощаясь…

Едва слышно ступая, в палату возвращается Тамара.

– Пальчик приготовьте, Виктор Михайлович, сейчас кровь возьму.

– Опять? Скоро у меня крови на эти дурацкие анализы не останется.

– А что делать, раз нужно.

– Шуры-муры разводить, так с Мишкой Агаянцем, а кровь сосать – из меня! И чего вытолкала человека, чем он тебе помешал?

Не обращая внимания на "шуры-муры", Тамара привычно делает свое дело.

– Вот и все. Держите ватку, Виктор Михайлович.

– У тебя маникюрные ножницы есть, кривые? – спрашивает Хабаров.

– В палате нет, но, если надо, найду и принесу.

– Надо. Найди.

Тамара вновь исчезает и скоро возвращается с ножницами.

– Давайте подстригу.

– Нет. Я сам.

Виктор Михайлович берет у Тамары ножницы • и, высоко подняв руки в локтях, смешно сощурившись, быстрыми, прыгающими движениями пальцев начинает что-то вырезать из листка бумаги: чик-чик-чик, и на тумбочку ложится веселый зайчишка, еще чик-чик-чик, и из-под кривых лезвий выскакивает длинная, крадущаяся лиса. Потом Хабаров вырезает ослика, лошадку и сидящего на барабане задумчивого слона.

Тамара с нескрываемым удивлением смотрит на веселый зоопарк и говорит:

– А вы, оказывается, еще и художник! Вот не думала.

– Если человек в чем-нибудь талантлив, то он и вообще талантлив. Учти, Тамарочка. И не бегай за первым попавшимся красавчиком, даже если этот красавчик – сам Михаэль Агаянц, а люби меня, люби нежно и преданно.

– Виктор Михайлович, а рисовать вы тоже можете?

– Еще как! Кукрыниксы в компанию приглашали. Правда. Я не согласился.

– Почему?

– А куда мое Ха к их Ку, Кры и Ник-Сы присобачить? Тамара взяла в руки зайчишку и, поворачивая его туда-сюда, растроганно заулыбалась.

– Надо же, какой зверь!

– И вовсе не зверь, а зайчик. Его зовут Вова.

– Кого зовут Вова?

– Зайчика..

– А ее? – спросила Тамара, показывая пальцем на лисицу.

– Лисокрад – лиса крадущаяся.

– А его?

– Оська.

– А слона?

– Баламот Баламотович.

– Господи, да кто это напридумал?

– Кроме Лисокрада, все имена придумал Андрюшка. Он болел, и я вырезал ему целый цирк. А Лисокрада сочинили ленинградские дураки – артельщики. Выпустили пластмассовую игрушку и на пузе выштамповали "Лисокрад", а на другой – "Лисосид" – лиса сидящая.

– А сколько ему лет?

– Кому?

– Андрюше вашему?

– Пять с хвостиком, – сказал Виктор Михайлович и прикрыл глаза. Ему казалось, что лицо с прикрытыми глазами ничего не выражает – ни нежности, ни тоски, ни сдерживаемых воспоминаний…

Впрочем, Тамара не заметила его прикрытых глаз и спросила:

– Скажите, Виктор Михайлович, а вы можете лично мне чего-нибудь вырезать? На память.

Он ответил не сразу:

– Могу.

На этот раз Хабаров режет долго и неторопливо. И лицо его постоянно меняет выражение, делаясь то задумчивым, то насмешливым, то злым и, наконец, лукавым.

– Держи, – говорит Хабаров и подает Тамаре тигра, изготовившегося к прыжку. Тигр очень разный: так посмотришь – свирепый, чуть повернешь, глянешь сбоку – большая добродушная полосатая кошка, еще повернешь – насмешливая, хитрющая зверюга, и сразу видно – не настоящая, игрушечная.

– Спасибо, Виктор Михайлович. Я его дома к зеркалу приклею.

– А ковер с лебедями у тебя есть?

– Нет.

– Вот это хорошо. Раз нет, приклей.

Сколько-то времени оба молчат. Оба вроде отсутствуют в палате. Потом Тамара говорит:

– А почему вы про лебедей спросили?

– Так. Многие сильно их уважают, а я не люблю. – Помолчал и серьезно: – Да, а тигра зовут Шурик. Запомни.

– Шурика тоже Андрюша придумал?

– Нет. Шурика я сам придумал.

Пришла Анна Мироновна. Глянула на зверье, занявшее половину тумбочки, не удивилась. Тамара подумала: "Не первый раз видит. Привыкла". Анна Мироновна сказала:

– Сейчас я разговаривала с профессором Барковским, он считает, что все идет нормально, и никаких особых причин для беспокойства не видит.

– А кто, собственно, беспокоится?

– Все беспокоятся: Центр и министерство. Я сегодня с Евгением Николаевичем говорила, он – тоже. Между прочим, просил тебе передать, кроме приветов, что Плотникову звонил Княгинин. Евгений Николаевич сказал, что ты знаешь, кто это. А еще он подчеркнул, что Княгинин принял "самое горячее участие в организации консилиума". Почему-то он очень настаивал, чтобы я передала тебе про Княгинина. Я спросила: "А кто такой Княгинин?" Но Евгений Николаевич только засмеялся: "Виктор Михайлович знает. Передайте!

Обязательно. Ему будет приятно". Тебе правда приятно, Витя?

– Очень! Подвел я Княгинина. Представляю, как он меня кроет сейчас.

– Ты что-нибудь обещал и не сделал?

– Вот именно. Обещал облетать один аппаратик, и Княгинин специально ждал, когда я развяжусь с Севсом…