Александр Прищепенко - Шипение снарядов Страница 9

…Перед наступлением начиналось то, что в немецком языке стало с тех пор обозначаться новым словом: der Trommelfeuer (барабанный огонь). Многодневный артиллерийский барраж [14] вспахивал и перепахивал позиции противника (рис. 1.36). Пехота занимала участки мягкой, как пух земли — взбитой волнами разрежения, последовавшими за волнами ударными. Продвижение вперед измерялось порой сотнями метров, после чего все повторялось.

В конце войны возможности артиллерии еще более возросли, она стала вести практически непрерывный «беспокоящий» огонь, изматывавший солдат противника и затруднявший работы по совершенствованию обороны. Вот как описал русский военный агент [15] в очень интересной книге «50 лет в строю» посещение позиций британского экспедиционного корпуса во Франции.

Рис. 1.35 Германские станковые пулеметы обороняли позиции не только от кавалерии и пехоты. Огонь с дистанции около сотни метров, при близком к нормали угле встречи, иногда преодолевал бортовую бронезащиту первых британских танков (нижний левый рисунок). Правда, при этом пули теряли большую часть кинетической энергии и могли повлиять на боеспособность только в случае попадания в членов экипажа или важный узел машины. На нижнем правом снимке: германские пехотинцы с опаской приближаются к подбитому танку (Франция, 1918 г.)Рис. 1.36 Разрыв снаряда крупного калибра (верхний снимок) формирует ударную волну, за которой следует волна разрежения (обратите внимание — произошло «вскипание» грунта: разрежение «вытянуло» из него пар и пыль). Внизу: мощная артиллерийская подготовка под Пашенделем перемолола германскую оборону, которую не спасли и железобетонные опорные пункты. Занявшие территорию канадские солдаты осматривают то, что осталось от позиций противника

«На третий год войны, во всю длину расширявшегося с каждым месяцем английского фронта были выстроены в три яруса орудия всех калибров, начиная с полевых и до самых тяжелых морских. Триста шестьдесят пять дней в году, с утра до ночи, не соблюдая даже пресловутых уик-эндов, англичане бомбили немецкую оборону. Подобную роскошь они могли себе позволить благодаря неограниченному запасу боеприпасов и развитой за первые годы войны мощной орудийной промышленности (рис. 1.37). Расстрелянная [16] пушка заменялась так же просто, как лопнувшая автомобильная шина. Всякому попавшему в конце войны на английский фронт казалось, что он обходит громадный кузнечный цех, и оглушающий шум молотобойцев надолго оставался в ушах.»

Рис. 1.37 Британская 305 мм гаубица ведет огонь. 1917 г., район Арраса

…Первую крупную операцию провели танки. Небольшие их группы пробовали силы и ранее, но 20 ноября 1917 г. для захвата деревушки Флескье, недалеко от Камбрэ были выделены 324 машины [17]. Командир 51-ой Горной шотландской дивизии, по свидетельству современников — смелый, но весьма стандартно мыслящий, научил солдат: «Ребята, держитесь подальше от этих чертовых баков [18], по ним наверняка будет лупить артиллерия!»

И оказался как бы прав: командир оборонявшейся от «ребят» 54-ой германской резервной дивизии хорошо организовал огонь, сумев зажечь много машин: от пуль-то их броня кое-как защищала, а вот от снарядов даже небольших калибров — нет. Понятно, затем крепко досталось и приближающейся шотландской пехоте. Флескье немцы тогда удержали. Что и говорить, негромкий дебют нового оружия, в очередной раз показавший, что не массовый навал прямо на орудийные стволы, а умелое командование решает исход боя.

…Новые и новые сотни боевых машин Антанты появлялись на фронте. Наверстывая упущенное, спешно стал сооружать нечто подобное и противник.

Если сравнить германский танк A7Y с французским «Сен-Шамоном» (рис. 1.38), то оба они напоминают сараи, клепаные из броневых листов, с «окошками» для пулеметов и пушки. Видно, не вспомнили конструкторы ни той, ни другой страны истину, изреченную Клаузевицем [19]: «Тот, кто обороняет все — не обороняет ничего!». Но все же пушка у «француза» — мощнее (75 мм против 57 мм у «немца»), да и ходовая часть показала себя более надежной. «Сумрачный германский гений» проявился лишь в названиях самоходных крепостей: «Вотан», «Хаген» [20].

Рис. 1.38 Вверху — германская машина А7 V. Ниже — французский танк «Сен-Шамон», превосходивший «немца» по основным боевым характеристикам

«Проигравшие армии всегда хорошо учатся» — суетливо накорябал на бумаге картавый господинчик, сам, впрочем, сделавший все наоборот: выучившись, с неплохими оценками, на адвоката, — споро проиграл все без исключения порученные ему дела. Затем он стяжал изрядную известность сочинением крылатых фраз и всяких «эмпириокритицизмов», а позже и вовсе учинил «ргеволюцию». Ну а немецкие танкисты будут через пару десятилетий на тех же полях не без удовольствия вдыхать смрад горящих французских и британских танков, высунувшись из люков своих превосходных машин. Впрочем, в конечном итоге они опять проиграют, подтвердив тем самым, что гениальные предначертания исторически неизбежного торжества — категория архипустейшая…

Ни подвижность, ни защищенность не позволили танкам стать главной ударной силой Первой мировой. Да и их командиры еще только учились.

Поколебать господствующие позиции в войсках артиллерии, в развитии которой наступил застой — как по дальности огневого воздействия, так и по его могуществу, могло только нечто новое.

Такое средство уже зарождалось и могло доставить на недоступную любой пушке дистанцию боеприпас, обратив во благо себе (для создания подъемной силы) сопротивление воздуха. Потрескивали в небесах пулеметики, а иногда падали оттуда же и бомбочки (рис. 1.39). Поначалу не очень-то боялись их те, кто был внизу, провожали летательные аппараты неприличными жестами. К концу войны такие пантомимы стали неуместными, поскольку бомбы потяжелели, да и не только ими досаждали коварные летуны: щедро рассеивали они в пространстве металлические стрелочки (рис. 1.40), которые, приобретя в падении значительную скорость, могли проткнуть кавалериста заодно с конем. Такие стрелочки автор впервые увидел еще школьником на музейном стенде, посвященном Гражданской войне. А следующая встреча с «готовыми поражающими элементами» произошла спустя четыре с лишним десятилетия — при посещении снарядного производства. Идея «стрелочных» снарядов — синтез двух: шрапнели и «противокавалерийского» оружия. «Обратный ход» инженерной мысли часто бывает плодотворен в технике (рис. 1.41, 1.42).

Рис. 1.39 Верхние снимки: британский летчик, так сказать, прицеливается по противнику (Франция, ноябрь 1914 г); справа — картина, на которой художник (понятно — после консультаций с руководящими персонами) отобразил роль авиации в войне на море. Внизу: К концу войны могущество АБСП (авиационно-бомбовых средств поражения на современном военном жаргоне) возросло существенно: в 1918 году Королевские ВВС применили по противнику 1600 фунтовые (747 кг) авиабомбы

В Первую мировую крылья авиации были еще слабоваты, чтобы она могла бросить вызов главенствующему положению артиллерии. На флоте авиацию считали лишь средством разведки. Полезным, что и говорить: самолеты впервые взлетели с палуб переделанных под их нужды кораблей-авианосцев, но все же — вспомогательным. А главным оружием на море адмиралы считали не бомбы самолетов и не торпеды москитного флота, а тяжелые снаряды, вылетавшие из длинных и толстых стволов. У моряков, конечно, была отличная оптика, да и стальной многотысячетонный корабль — хорошая платформа для артиллерии. Но факторы рассеяния (порывы ветра, разновесность снарядов, колебания температуры, а значит, и плотности воздуха) были причинами того, что баллистическая вероятность попадания 381 мм снаряда британского линкора «Куин Элизабет» в корабль того же класса при стрельбе отнюдь не на предельной дистанции в 13–15 км составляла 0,5 %. В залпе она, понятно, была выше (рис. 1.43).

Рис. 1.40 Готовые поражающие элементы. Вверху — стрелочки, состоявшие на вооружении австро-венгерской авиации в Первую мировую войну и предназначенные для поражения живой силы. Ниже — поражающий элемент советского артиллерийского снаряда (80-е годы XX века). Такие элементы дольше сохраняют скорость и обладают значительно большей способностью к пробитию преград, чем круглые пули шрапнели. Нижний ряд, слева: для поражения живой силы на небольших расстояниях используют отходы шарикоподшипникового производства, шарики формуются в корпус из полимерного материала (в центре — кассетный элемент BDU-26, деления линейки — дюймовые). Справа — стрелочные поражающие элементы американского боеприпаса Lazy DogРис. 1.41 Слева — 76 мм снаряд, распускающий в полете «перья», прорывающие проволочные заграждения противника. Судя по тому, что снаряд снабдили взрывателем, от него, после проделывания прохода в проволочных заграждениях, ожидали еще и поражения живой силы. Очевидно, что и та, и другая задачи решаются двумя осколочно-фугасными снарядами того же калибра значительно лучше: проволока взрывом снаряда с высокочувствительным взрывателем будет «разведена» на большее расстояние, чем это сделают «перья», а дробление корпуса полным, а не уменьшенным зарядом позволит эффективнее сработать по живой силе. По сравнению с парой осколочных, производство сложного в сборке «перьевого» обойдется значительно дороже, поэтому-то в Первую мировую их расценивали, как малополезную экзотику. Однако в 70-е годы «перьевые» снаряды возродились (на снимке справа — 125 мм снаряд ЗВОФЗб и заряд к нему): основным боеприпасом к танковым пушкам стали подкалиберные снаряды, для повышения их скорости стволы стали изготавливать без нарезов, а осколочно-фугасные снаряды, выстреливаемые из «гладких» стволов, стали оснащать «перьями» для стабилизации полетаРис. 1.42 В детстве автор с удовольствием и большой пользой прочитал книгу «Роберт Вуд», написанную У. Сибруком о великом американском экспериментаторе. Вуд, посетив в 1915 г. воюющую Францию, встретился с работавшим там русским изобретателем Шиловским, экспериментировавшим с 75-мм снарядами, снабженными спереди тонким стержнем, на конце которого вырывалось пламя горящего фосфора, обтекавшее снаряд в полете. Вуд вспоминал: «Предполагалось, что это понизит сопротивление воздуха и увеличит дальность стрельбы. Опыты показали, что давление действительно сильно снижается, но позднее эксперты по баллистике говорили мне, что такой же эффект можно получить, сделав снаряд с длинным острым концом». Опыты Шиловского, вспомнились и автору когда он «познакомился» с советской подводной ракетой ВА-111 «Шквал», в носовой части которой, для снижения сопротивления, установлен газогенератор (он хорошо виден на среднем, в нижнем ряду, снимке рис. 1.22) и рассмотрел фотографии головной части американской морской ракеты Trident D5, созданной в 90-е годы XX века Рис. 1.43 Сосредоточением огня всей эскадры (обычно — на головном корабле противника) сражающиеся стороны стремились компенсировать низкую вероятность попадания снаряда при стрельбе на большой дистанции. На рисунке — германский броненосец «Поммерн» под огнем в Ютландском сражении (31 мая — 1 июня 1916 г.) О количестве ведущих огонь британских кораблей дают представление оранжевые вспышки дульного пламени, заметные вдали, о величинах промахов можно судить по удалениям водяных султанов разрывов от цели (длина «Поммерна» — 127 м)

…Ползли по полям сражений и ядовитые облака (рис. 1.44). Помимо баллонов с хлором, снарядов с удушающим фосгеном и кожно-нарывным ипритом (дихлордиэтилсульфидом), шли в ход и фосфорные боеприпасы (рис. 1.45). Последние вроде и не считались ядовитыми (именовались «зажигательными», «дымовыми», «пристрелочными»), но, как известно, на вдыхание паров или продуктов горения фосфора и на попадание его же на кожу, организм человека реагирует весьма остро. Как и во времена Александра Македонского, общественность осуждала нерыцарское, негуманное химическое оружие. Германцы применили его первыми, будучи твердо уверены, что победителей не судят. Ну а непобедителей? О таком им не хотелось думать: в 1918 г. началось «наступление Людендор-фа», снова стал близок Париж и с позиции, находящейся в 130 километрах от французской столицы, по ней открыла огонь пушка «Колоссаль», ствол которой, длиной 37 м, поддерживался тросами — чтобы не прогнулся под своим же весом (рис. 1.46). Снаряд калибром 210 мм весил 120 кг, из которых на ВВ приходилось немногим более 10 кг. Иная полевая гаубица стреляла и более мощными, а уж сколько гаубиц можно было изготовить вместо одной «Колоссаль» — лучше не упоминать. Глупость часто прячется за рачительностью: когда ствол, после пары десятков выстрелов, в каждом из которых его распирали газы двухсоткилограммового порохового заряда, изнашивался, его снимали, везли на завод, растачивали канал до 240 мм, и вкупе с комплектом новых снарядов опять везли на позицию. Пушка забросила в Париж 367 снарядов, рассеявшихся по всему городу. Ни один из них не был настолько могуществен, чтобы полностью разрушить каменный дом, но на нервах обывателей поиграть, конечно, удалось.