Философия истории во Франции - Иван Владиленович Кузин Страница 19

Историка во многом характеризует стремление постичь предмет своего изучения через подведение его к смысловому единству. Принимая во внимание данную особенность, можно заключить, что определение критериев истинности исторических теорий зависит от понимания той реальности, к которой принадлежит сам историк, взявшийся за освещение той или иной темы. Тем самым можно утверждать, что на всех теориях оставляют свой отпечаток реалии жизни историка и результаты накопленного им социального опыта, которые он имеет, приступая к своей исторической работе. Единство исторического процесса, который стремится найти историк, будет определяться тем, каким смыслом наполняет историк само понятие исторического процесса. И в этом понятии всегда будут отражаться те направления в восприятии мира обществом, к которому относится и сам историк. Можно сделать вывод, что теории, которые выдвигают историки, должны проверяться через отсылку к той исторической действительности, с которой неразрывно связан исследователь.

Историк формирует историческое прошлое по тем следам, которые от него сохранились. И осуществляет он эту процедуру именно с опорой на теоретические установки, которые являются господствующими в его эпоху. Это дает право сказать, что любое историческое произведение можно признать истинным, но лишь с учетом того реального контекста жизни и развития общества, в котором данное произведение создавалось.

На этом основании Рикёр выводит принцип – базовым для истории оказывается не столько документ, сколько вопрос, который адресуется историком из своего времени выбранному документу или событию. Данный принцип позволяет объяснить, почему все усилия историков написать историю так, «как было на самом деле», обречены. Каждое новое поколение начинает воспринимать исторические события прошлого по-другому, что и обуславливает как существование исторической памяти, так и процесс ее формирования. Данный принцип Рикёра получил название «возвратного вопрошания».

Создается ситуация, когда становится затруднительно достаточно четко отделить историческую реальность от вымысла, если опираться только на текст документа, чтобы реконструировать исторические события. Поэтому историк вынужден превращаться в следователя, который все время охотится за уликами. В этом смысле в работе историка решающую роль начинает играть «уликовая парадигма».

Принципиальное отличие истории от естественных наук заключается в том, что она не в состоянии давать предсказания. Ее вечной научной миссией будет рассказ о прошлом, потому что сравнение отдельных и по-своему всегда уникальных фактов не может достичь такого уровня обобщения, на основании которого можно было бы предложить единую для всех исторических событий закономерность.

Цель историка – представить по возможности наиболее целостный образ исследуемой эпохи. Достигается это посредством обращения к накопленному историческому опыту и повышению уровня теоретического осмысления комплекса причин, которые определяют изменения в обществе, и самого общества. Кроме того, еще одной из важнейших целей исторического исследования является установление различия между необходимым и случайным в истории.

Таким образом, существенной задачей для историка становится не открытие объективных универсальных законов истории, а выявление условий, которые ограничивают возможности человеческого воображения. Несмотря на то, что историки не в состоянии предсказывать будущее, им подвластно определение того, чего не следует делать в тех или иных ситуациях. Методологически данный результат обеспечивается соблюдением историком временной дистанции, удержанием контекста изучаемого события, что позволяет избегать гипнотического воздействия объекта, склоняющего тебя становиться его апологетом.

Этим объясняется то, что при работе с текстом историк должен следовать строгим правилам, которые позволяют ему, как настоящему профессионалу, ограничивать свое повседневное сознание, чтобы более адекватно воспроизвести историческую событийность.

Если же речь заходит о смысле истории, то в этом вопросе историк уступает место философу. Однако, имея такую прерогативу, философ не может выявить исторический смысл без обращения к эпистемологии и методологии исторических наук.

Различные направления исторической науки выступают в качестве посредников, благодаря чему реактивируются повествовательные основы научной историографии в трех планах:

1. План причинно-следственного объяснения. В этом плане заложен фундамент структуры перехода – от объяснения посредством законов к пониманию посредством интриги.

2. План модальностей соучаствующей принадлежности. Под этим понимается обеспечение связи между историческим объектом и персонажами рассказа.

3. План рассогласования ритма множественных временностей, которые переплетены в глобальном становлении обществ. На данном уровне подразумевается раскрытие глубинного родства между наименее точечными историческими изменениями и внезапными переменами фортуны, которые в рассказе считаются событиями.

Вместе с тем необходимое для философии обращение к научной составляющей постижения истории приводит к осознанию, что история не может полностью объясняться ни экономическими причинами, ни случайными пересечениями и столкновениями, ни ментальностями, проектами или идеями.

Интрига – вот то, что составляет суть истории. Понимать же ее следует как связь целей, материальных причин и случайностей, для которых не существует правила расположения их в определенном порядке. История как наука всегда устремлена к объективности, но именно благодаря этому она в состоянии поставить перед собой особую проблему – проблему границ объективности.

Сформулировав данную проблему, Рикёр предлагает ее решение. Объективность истории невозможно мыслить без субъективной стороны ее существования. Объективность истории состоит в ее субъективности. Человечество в своем развитии основано на субъективности, представляемой множеством исторических субъектов. И если одной из отличительных черт человека являются воображение и производимый на его основании выбор, то также и история в своем существовании и последующем ее описании определяется через воображение и выбор, с субъективно положенными в нем ценностями.

Историк не ставит своей целью спрогнозировать неизбежность развития какого-нибудь исторического события по тому или иному сценарию. К его задаче относится определение и описание тех границ, в пределах которых могут реализоваться те или иные условия для происходящего. Поэтому за признанием как свободы выбора, так и значимости человеческого воображения в созидании и понимании истории – следует понять, что у их реализации есть определенные границы, природа которых достаточно объективна. Познание и признание таких границ, которые зависят от исторического опыта, образуют фундамент для выстраивания интриги, которая обеспечивается сочетанием стратегии объяснения и стратегии понимания: «Больше объяснять, чтобы лучше понимать»[11].

§ 2. Критическая история Р. Арона

Почти с самого начала развития своей философской карьеры Раймону Арону (1905–1983) стало понятно, что поиск исторической закономерности бесперспективен, в силу чего необходимо было переопределить задачу, которую должен ставить перед собой историк. Исследование истории должно базироваться на осознании, что к истории никак не относится идея ее метафизического завершения. За этим признанием следовал отказ как от веры в предопределение лучшего будущего, так и от трансцендентально полагаемых теорий прогресса, обещающих достижение последней стадии исторического развития. Арон полагает, что в истории с необходимостью должны выдвигаться новые идеи и предлагаться новые решения, касающиеся определения истины и совершаемых индивидами выборов.

Философия истории должна начинаться с познания человека, потому что история прямо соотносится с