Когда мир кажется страшным местом. Как разговаривать с детьми о том, что нас пугает - Эбигейл Гевирц Страница 3

детей, и мы растили их в тумане постоянной перегрузки временем и событиями, не переставая беспокоиться о том, что мы отстаем. В моей памяти эти годы несколько туманны, но я помню таблицы еженедельных мероприятий, груды покупок и подгузников и утомительные посиделки с калькулятором, у которого мы спрашивали, превышают ли расходы на уход за детьми наши доходы. Но дети росли, и у нас появлялось больше пространства, чтобы наблюдать за ними, слушать их и получать удовольствие от пребывания рядом, вместо того чтобы постоянно беспокоиться (насколько далеко горячая плита? Почему дети затихли? Входная дверь вообще заперта?). В этот момент мы с мужем начали понимать, что наши дети – вот это да! – независимые, думающие люди! Мы восхищались их мыслями, тем, как они взаимодействуют друг с другом и с миром. Но именно тогда мы поняли, что мир просачивается в наш дом, принося с собой: идеи, чужое влияние, а еще страхи, о которых мы никогда не задумывались (и не знали, как с ними справиться).

Еще до рождения детей мы с мужем договорились, что у нас будет только один телевизор и он будет находиться в подвале. Таким образом, у нас никогда не возникнет соблазна включить новости во время приготовления ужина или усадить детей перед экраном, чтобы они замолчали. Мы приняли решение в пользу более шумного дома, с местом для постоянных разговоров и, смею сказать, споров! А дети требовали от нас – родителей – больше развлечений и игр. Но отсутствие телевизора и других устройств означало, что мы меньше слышим о делах незнакомцев и событиях, происходящих далеко от нашего дома, но больше разговариваем друг с другом. Как я сейчас вижу, нам повезло, что у нас не было смартфонов; наш старший получил свой только в 2010 году, когда ему исполнилось шестнадцать. Но каждый последующий ребенок получал его намного раньше: в четырнадцать, в тринадцать и в двенадцать лет. Но даже «аналоговый» мир ранних лет наших детей сильно отличался от того времени, в котором росли мы и наши родители. Мир, конечно, не был более безопасным или менее неопределенным во времена наших родителей и бабушек и дедушек (приветик, эпидемия полиомиелита, убийство Мартина Лютера Кинга, гонка вооружений и война во Вьетнаме!), но у родителей тогда было больше способов защитить своих детей от внешнего мира. Тогда домашний телефон стоял в коридоре, а новости приходили только раз или два в день, через входную дверь или по расписанию; они могли контролировать (или, по крайней мере, отслеживать), какую информацию получали в их домах и как ее усваивали их дети. Если новости были ужасными – предвестие войны, загрязнение окружающей среды или массовые беспорядки, – у родителей и детей было достаточно времени и пространства, чтобы оценить, происходит ли все это рядом с ними и представляет ли непосредственную опасность.

Те дни далеко позади. Проблемы, с которыми семьи постоянно сталкивались – конфликты, болезни, разводы, новые браки и отношения, сложности с финансами, – остались прежними. Но вдобавок к личным, знакомым факторам стресса внешние события теперь просачиваются в жизнь семей путями, прежде неведанными. Я выделила пять категорий «событий внешнего мира», которые вызывают у нас и наших детей беспокойство: «насилие и травля»; «климатические и экологические угрозы»; «опасности технологий»; «экономическое и социальное неравенство», а также «политическая и социальная поляризация». Одно перечисление этого списка может заставить человека беспокоиться! И мы уж точно беспокоимся. Исследование, проведенное в начале 2019 года Исследовательским центром Пью (Pew Research Center), показало, что 70 % подростков из всех демографических групп считают тревогу и депрессию «серьезной проблемой», поражающей их сверстников; в рейтинге они находятся выше травли, наркозависимости и преступных группировок.

Что вызывает у нас стресс?

Итак, какие же заботы лишают современных родителей покоя и заставляют их думать, что их родителям никогда не было так трудно? Давайте начнем с финансовой безопасности. Современная гиг-экономика, то есть частичная занятость (фриланс и контракты на конкретные проекты), предлагает меньше постоянных рабочих мест, подобных тем, которые могли быть у наших родителей и бабушек с дедушками – с полным рабочим днем, льготами и гарантией занятости; еще меньше рабочих мест она предлагает людям без высшего образования. Хотя уровень трудоустройства растет, реальная заработная плата – нет. Снижение гарантий занятости для родителей порождает беспокойство за финансовое будущее наших детей, а также за их настоящее. Когда так много поставлено на карту для них, нам кажется, что ни одно решение нельзя оставить на волю случая, когда дело касается ухода за детьми, выбора школы, больницы или района для жизни.

Между тем растущий разрыв в доходах усиливает эти эффекты и еще больше нас злит. Помните марши 2011 года и палаточные городки, известные как «Захвати Уолл-стрит»?[1] Эти протесты стали ответом на повышение «1 %» – взрыв роста высоких доходов у богатых (при этом их доходы в США выросли на 138 % между 1979 и 2013 годами), в то время как доходы 90 % американцев увеличились всего лишь на 15 % за эти двадцать четыре года. По наблюдениям исследователей, когда люди видят, что «богатые становятся богаче», и не видят в существующей системе четкого пути наверх для самих себя, они переходят к племенному строю (или «трайбализму») и чувствуют себя менее связанными с целым, что делает общество не просто более озлобленным, но и более больным. В книге «Сломанная лестница»[2] социальный психолог Кит Пейн рисует картину того, как резкий разрыв в доходах и снижение социальной мобильности разрушают наше чувство общности сильнее, чем сама бедность. Пейн отмечает, что по сравнению с теми, кто живет в более «плоском» в финансовом отношении обществе (то есть с большим количеством граждан среднего класса и меньшим количеством «сверхбогатых»), американцы с любым уровнем дохода более склонны к хроническим болезням, формированию наркозависимости и сокращению продолжительности жизни. Это происходит и в Северной Европе, и в других развитых странах (хотя и более медленными темпами).

По мере роста разрыва в доходах расширяются и политические разногласия, порождая во многих странах волнения и экстремизм. Расизм и насилие на его почве значительно возросли, а начиная с 2014 года количество преступлений на почве ненависти растет год за годом. Крупнейшая за последние десятилетия демонстрация сторонников превосходства белой расы (белые «супрематисты») – марш «Объединенных правых», прошедший в августе 2017 года в Шарлотсвилле, штат Вирджиния, – закончилась насилием. С тех пор белые «супрематисты» совершили более семидесяти трех убийств, включая массовое убийство в Walmart[3] в городе Эль-Пасо, штат Техас, – крупнейшее и самое смертоносное за последние полвека. Широко освещенные в СМИ