Г. Коган - Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования Страница 149

Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 30.

193. А. И. Толстая — Е. Ф. Юнге[1297]

<С.-Петербург> 24 февраля <1880 г.>

Сейчас возвратилась я от Достоевских — я нашла его чем-то расстроенным, больным, донельзя бледным. На него сильно подействовала (как на зрителя) казнь преступника 20 февраля[1298]. Недаром мне хотелось прочесть Достоевскому твое письмо; по мере того, как жена его читала (читает она превосходно и с большою осмысленностью и чувством), лицо его прояснялось, покрылось жизненною краской, глаза блестели удовольствием, часто блестели слезами. По прочтении письма мне казалось, что он вдруг помолодел[1299]. Он спросил, пишешь ли ты; на отрицательный ответ сказал: "Судя по ее письму, она так же может писать, как и я". Когда я уходила, он просил меня передать тебе его глубокую признательность за твою оценку к его труду, прибавив, что в письме твоем полная научная критика, и лучшая какая-либо была и будет и которая доставила ему невыразимое удовольствие. Это уж я сама видела. Все время покуда я одевалась в передней, он только и твердил, чтобы я не забыла передать тебе его благодарность за то, что так глубоко разбираешь его роман "Карамазовых", и сказать тебе, что никто так еще осмысленно его не читал. Ты сама бы порадовалась, увидев, какое наслаждение доставило твое письмо писателю, благородному труженику <…>

Если когда-нибудь увидишься с Достоевским, то, ради бога, скажи ему, что я исполнила его желание <…>

Что же касается до того, что ты пишешь о своей конфузливости, то он это находит ненатуральным и не твоим по слогу твоего ума и чувства; что это чужое, привитое к тебе, которое со временем пройдет и непременно пройдет <…>[1300] Достоевский говорит, что его брат был <бы> очень рад получить от тебя письмо, но просить об этом не может, чтобы не было чего-нибудь затруднительного для тебя и малообязательного[1301].

Автограф // ГИМ. — Ф. 344. — Ед. хр. 43.

Частично опубликовано в предисловии А. Новицкого к книге Юнге Е. Ф. Воспоминания (1843-1860 гг.). — М. <1914>. — С. VII-VIII.

194. А. Г. Достоевская — А. А. Достоевскому

С.-Петербург. 15 марта 1880 г.

…Если найдете нужным переговорить, приходите утром: до 11 я всегда дома; вечером же никогда не свободна, так как диктуем напропалую и спешим отослать в "Русский вестник" "Братьев Карамазовых". Завтра и утром не буду дома, так как завтра Алексея Божьего человека, и я поеду на Охту на Лешину могилку. Если же вам очень необходимо переговорить, то можно и вечером, но на самую коротенькую минутку…

Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 151.

195. А. Г. Достоевская — А. А. Достоевскому

<С.-Петербург> 25 марта 1880 г.

…А "мы" читали на разных чтениях, и нам аплодировали больше, чем Тургеневу, и будем читать и впредь получать аплодисменты[1302].

…Я очень хвораю нервами; целыми часами плачу от всяких пустяков <…>

Это письмо было написано 25 марта, но не удалось послать <…> В пятницу Федору Михайловичу аплодировали донельзя и вызывали девять pas и поднесли два лавровых венка[1303]…

Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 151.

196. Из Дневника А. А. Киреева

<С.-Петербург> 7 апреля 1880 г.

Вечером был у Бестужева-Рюмина[1304], познакомился с педагогичками принца Ольденбургского[1305] (и, к сожалению, Осинина[1306]) <…> Они прямые социалистки, защищают социализм самым беззастенчивым образом. Достоевский рассказывал из дальних лет — Белинский так говорил об Иисусе Христе: "Этот подлец <…>". А мы-то кланялись в пояс Белинскому.

Автограф // ЛБ. — Ф. 126.28.

197. О. Ф. Миллер — А. Г. Достоевской

<С.-Петербург> 25 апреля 1880 г.

…Будьте так добры сообщить Федору Михайловичу, что Кирееву[1307] и Аристову[1308] дано знать о хоре. Вручая вам билеты, я позабыл сказать, что вам и Федору Михайловичу будут доставлены особые, с правой стороны[1309]…

Автограф // ЛБ. — Ф. 93.II.6.86.

198. А. И. Толстая — Е. Ф. Юнге

<С.-Петербург> 5 мая <1880 г.>

Вчера получила твое письмо[1310], милая Катя, и, не медля ни минуты, отвезла твое письмо к Достоевскому; хорошо, что не отложила, — сегодня утром они уехали на дачу в Старую Руссу. Письмо твое он положил в грудной карман по причине народа, который тут толпился и суетился. Я только заметила на его лице выражение удовольствия. Во всяком случае, тебе необходимо иметь его адрес летний: в городе Старая Русса, в собственном доме. А городской — Кузнечный переулок, у Владимирской церкви, д. № 5 <…> Знаешь ли, почему ты получила письмо Достоевского заказным? Он прислал его ко мне с тем, чтобы я вложила его в свое, полагая, что оно вернее дойдет. А я, боясь, чтобы оно как-нибудь не затерялось, послала его заказным. Ведь ты не сердишься на меня за это? Жаль, что не знаю содержания его письма, а так отрадно было бы знать. Будь так добра, отошли Достоевскому из "Карамазовых" то, что у тебя, т. е. последние главы, которые я тебе прислала[1311]. Ему они очень нужны. Отошли прямо в г. Старую Руссу с бандеролью[1312]…

Автограф // ГИМ. — Ф. 344. — Ед. хр. 43.

199. А. И. Толстая — А. Г. Достоевской

<С.-Петербург> 12 мая <1880 г.>

…Сейчас получила я от дочери последние главы "Карамазовых", спешу отправить их. Простите, что долго задержала Катя. Восторг ее от чтения "Карамазовых" и получения письма от Федора Михайловича неописуемы[1313]. Да благословит господь все предприятия Федора Михайловича, и да утешит его, как он утешил больную душу матери письмом к ее дочери. Да хранит вас всех святое провидение…

Автограф // ЛБ. — Ф. 93.11.9.53.

200. К. Н. Бестужев-Рюмин — Л. И. Поливанову

Телеграмма

С.-Петербург. 19 мая 1880 г.

От Петербургского Славянского благотворительного общества прибудут депутатами Достоевский и Золотарев[1315].

Председатель Бестужев-Рюмин.

Подлинник // ЦГАЛИ. — Ф. 2191. — Оп. 1. — Ед. хр. 190.

201. Из дневника М. А. Веневитинова[1316]

<Москва. 3 июня 1880 г.>

…Наконец, Бартенев[1317] ушел, и мы еще несколько времени посидели втроем, то есть я, Кутузов[1318] и Дмитриев[1319]. Зашла речь о предстоящих празднествах и об отсутствии на них некоторых русских писателей, например Фета, Салиаса и в особенности графа Л. Н. Толстого <…>

Я пожалел об отсутствии Толстого и упомянул о Достоевском как о сопернике Тургенева.

— Воля ваша, — возразил Дмитриев, — а Достоевского я не считаю вовсе таким значительным талантом. Правда, что у него много наблюдательности и остроты в анализе, но синтетическая сторона его произведений туманна, неясна и не выдерживает строгой критики. Например, он верит искренно в единого бога и вместе с тем упрекает его в несправедливости. Это не логично. Уж если он признает в мире несправедливость, то должен быть пантеистом и не признавать единого божества и не удивляться поражающей его несправедливости. Но если он верит в бога, то должен примириться и с кажущейся несправедливостью провидения. Вообще, все его положительные идеалы или, по крайней мере, стремление изобразить их в "Братьях Карамазовых", чрезвычайно туманны и мистичны. Это не здравый смысл народа, а тяжко выстраданный, искусственный подход к его воззрениям. Достоевского в его кажущемся смирении и простоте обыкновенно противуставляют изяществу Тургенева, но последний все-таки художник, а "Преступление и наказание", убийство Карамазовым своего отца — это не искусство, а судебные следствия, реализм, лишенный всякой художественности. Вообще, — закончил Дмитриев свой строгий приговор, — надо отличать простых людей от людей простящих: Достоевский принадлежит к числу последних.

Я привожу этот отзыв как любопытный образец суждений человека, довольно замечательного. Но с отзывом этим я далеко не согласен и считаю, что философская критика Дмитриевым мировоззрения Достоевского страдает каким-то холодным, рассудочным формализмом, вполне уместным в книгах, но непригодным для действительной жизни…

Автограф // ЛБ. — Ф. 48.16.3.

Рукопись озаглавлена "Пушкинские торжества в Москве". Она представляет собой подробный отчет о празднестве и датирована "Москва. 7 июня-7 июля 1880". См. ниже № 203.

202. Н. И. Стороженко[1320] — Е. С. Некрасовой[1321]