Валерий Иванов - Русские народные говоры Страница 15

В словарном составе современных русских говоров есть еще одна своеобразная группа лексики, в которую входят слова, связанные по своему происхождению с характером экономического развития отдельных территорий. В связи с тем, что различные области страны издавна специализировались на развитии определенных отраслей производства, в разных местных диалектах возникли некоторые различия в словах — специальных названиях. Если население данной области издавна занималось, например, земледелием, то в языке этого населения получает развитие лексика, детально называющая, скажем, виды почвы, подробно обозначающая угодия по их качеству или по их использованию. Таких детальных наименований нельзя встретить в тех областях, где население издавна занималось, предположим, лесным промыслом. Но там в свою очередь существуют детализированные названия леса. Например, в земледельческих областях развиты слова — названия различных земельных угодий по их качеству: за́лежь — брошенная земля; о́рка — пашня; це́лыжень — целина; суки́ (в иных говорах — се́чище) — вырубленное место в лесу; или по их использованию: льни́ще, овси́ще, клевери́ще, ржи́ще, горо́ховище и т. д. Для рыбацкого диалекта характерна детализация наименований частей сети, невода: столб, ма́тица, пя́та, ки́бас и т. д.; или названий дна: креж, мя́коть, нальё и т. д.; или названий людей по их профессии: носни́к — моряк, находящийся на носу судна; весе́льщик — гребец в лодке. В языке охотников Сибири детализированы названия капканов и ловушек: кляпцы́, кулёма, пасть, черка́н и др. В говорах Свердловской области (по исследованию Э. В. Глазыриной) большое место занимают слова, связанные с добычей меди и ее обработкой: разре́з, отва́л, о́сыпь, обо́й, с основным занятием женщин — ткачеством и прядением: бёрдо — род гребня на ткацком станке, воро́бы — приспособление для разматывания пряжи, кро́сно — ткацкий стан, куде́ля — вычесанный пучок льна, ни́ченки — часть ткацкого стана, па́чесы — остатки после прочесывания кудели, це́вка — шпулька; с основным видом сельскохозяйственных работ — с сенокосом: волоку́ша — маленький воз сена, заро́д — зародыш при прорастании семени, кошени́на — скошенное место, лито́вка — большая коса, первосе́нок — начало осени, стан — место временного пребывания в поле.

Широко известна по говорам детализация наименований животных, например, по возрасту. Жеребят называют в зависимости от их возраста: сосу́н (только родившийся), стригу́н или селе́ток (1 год), лоньша́к или иногда лоньчи́на (2 года), третья́к (3 года); телят: сле́ток, осо́сок, мяки́нник и т. д.

Важно при этом отметить, что такая детализация наименований, т. е. сильная развитость видовых названий, часто совмещается в говорах с отсутствием обобщающих родовых наименований. Например, в лесных районах страны широко известна развитая система видовых названий леса: бор — хвойный лес, ляди́на — густой лес, сузём — непроходимый лес, дровяни́к — нестроевой лес, шелепо́к — маленький лесок. В то же время родовое название лес, обобщающее все отдельные виды леса, в говоре может отсутствовать. Это не значит, что там нет вообще слова лес, но оно, существуя в этом говоре, обозначает не общее понятие, а является названием строевого материала или заповедника (Рязанские, Тульские говоры), или дубового леса (Воронежские говоры) и т. д. Или: для обозначения разных видов изгороди в говоре может существовать ряд частных названий: тын, загоро́дка, городьба́, плете́нь, частоко́л, сле́ги и др., а обобщающее название может в то же время отсутствовать.

В различных русских говорах в их современном состоянии можно обнаружить еще очень большое количество слов, которые несвойственны литературному русскому языку. Например, в части Ульяновских говоров (по исследованию Д. И. Алексеева) бытуют такие диалектные слова, как напа́лок — ручка, руче́нька — горсть, во́йма — запуск, куте́ц — хвост, клячи́ — колья. В некоторых Воронежских говорах (по исследованию 3. В. Жуковской) отмечены слова: гама́н — кошелек, хле́бница — квашня, пу́нька и пове́тка — сарай, ложни́к и дерю́жка — одеяло. В части Калининских говоров (по исследованию И. А. Кудрявцевой) наличествуют слова: вене́ц — ботва от огурцов, стопи́нка — дорожка, соха́ — лошадь-трехлетка, мост — сени, бу́шма — брюква и др. В Кировских говорах (по исследованию Л. И. Горевой) можно слышать такие слова, как ка́лега — брюква, одво́рица — огород, коси́ца — висок, маськи́ — ягнята, узги́ — углы, за́йцы — кролики. В Беломорских говорах (по исследованию А. И. Федорова) встречаются слова: мо́рок — туман, гу́бы — грибы, сво́роб — зуд, розло́г — овраг, гребо́к — большое весло, и т. д.

Вся эта лексика, бытуя в одних говорах, совершенно отсутствует в иных. Кроме того, эти и подобные специфически диалектные слова едва ли могут считаться принадлежностью основного словарного фонда разных русских говоров. Несмотря на кажущееся обилие таких слов (к указанным, без сомнения, можно прибавить и еще многие), отличающих говоры от литературного языка и друг от друга, они все же находятся в особом положении в говорах по сравнению с общенародными словами. Прежде всего большинства этих слов, как и рассматриваемых раньше, не знает и тем более не употребляет молодое поколение жителей той или иной местности. Однако и старшее поколение носителей местных диалектов начинает забывать значение отдельных слов, что свидетельствует о процессах отмирания этой лексики в говорах. Так, при хорошем еще знании слов соха́ и борона́ не всякий представитель говора сумеет назвать все их части так, как они назывались раньше. При сохранении в памяти слова жи́то люди часто не могут уже точно определить, что оно значит: название ли это ячменя, или пшеницы, или вообще любого зерна. В говорах подмосковного Волоколамского района, прошедших один и тот же исторический путь развития, в одной деревне жителям известны слова салати́на — болотистое место, тенёта — паутина, зави́рина — жердь, закрывающая ворота, а в других, отстоящих от первой на 15—20 километров, ни один человек не помнит этих слов. Однако и там, где данные слова еще помнятся, они не употребляются в живой повседневной речи: они давно ушли в пассивный запас словаря и продолжают лишь по традиции жить в памяти отдельных людей.

Поэтому, как видно, можно полагать, что подавляющее большинство рассмотренных выше слов является принадлежностью только словарного состава местных диалектов, находясь за пределами их основного словарного фонда.

Однако это не значит, что в говорах вообще нет специфически диалектных слов, отличающих их от литературного языка и друг от друга и входящих в состав основного словарного фонда говоров. Такие слова существуют и пока что устойчиво держатся в системе местных диалектов. В упоминавшихся уже подмосковных Волоколамских говорах 2—3 года назад были отмечены слова: авше́нник — чулан для хранения продуктов (теплый авшенник) и сарай для овец (холодный авшенник), крашо́нка — корзинка, бу́шма — брюква, ве́кша — белка, стопи́нка — тропинка, мост — пол в сенях, ле́тось — прошлый год, вёдро — хорошая погода, пого́да — плохая погода, — которые повседневно можно слышать не только от стариков, но и от молодежи. Это такие диалектные слова, которые находятся пока что на равном положении со словами общего основного словарного фонда. Они и должны быть поэтому отнесены тоже к основному словарному фонду местных диалектов. В Свердловских говорах отмечены такие слова, как баско́й — красивый, лито́вка — коса, па́рный — одинаковый, обихо́д — чистота и некоторые другие, которые могут быть отнесены к основному словарному фонду этих говоров.