Олег Сыромятников - Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского Страница 2

А. С. Пушкиным и Ф. М. Достоевским были вновь открыты людям и «переведены» на современный им русский литературный язык многие законы мироздания, о которых говорит Священное Писание. Однако между этими двумя гениями русской литературы стоит фигура Н. В. Гоголя. Всегда однозначно высоко оценивая его художественное дарование, Достоевский, подобно многим современникам, настороженно-недоверчиво относился к последним сочинениям своего великого предшественника, прежде всего – к «Выбранным местам из переписки с друзьями» (1847). Морализаторский тон «Переписки» давал основание читателям укорять её автора в неискренности. Однако настоящей неискренности, то есть обмана или лицемерия, здесь всё же не было. Но была резкая фальшивая нота, услышанная многими. Вероятно, её причиной стало то, что стремительно вышедшая на духовное поприще мысль Гоголя не смогла найти себе нужную форму. Именно явное несоответствие открыто религиозного содержания последних сочинений автора «Ревизора» их художественной форме вызвало упрёки в неискренности и в желании поучать окружающих.

На наш взгляд, форма и содержание «Переписки» свидетельствуют о том, что главной и единственной целью Гоголя было желание напомнить современникам об истине, открытой Христом. Писатель сам обрел её путём долгих и трудных исканий и теперь спешил рассказать о ней своим современникам. Желая сделать слово Божие близким и понятным, Гоголь вывел его из пространства церковно-славянского языка, но так и не смог найти для него новую форму. И обнажённое слово стало, по выражению Достоевского, «влачиться по улице», сделалось объектом презрения и поругания.

Достоевский, опираясь на открытия Пушкина и критически переосмысляя тяжкий опыт Гоголя, искал и в конце концов нашёл средства художественного выражения евангельского Откровения. Их исследованию и посвящена книга О. И. Сыромятникова, одним из важнейших наблюдений которого над поэтикой великого пятикнижия является то, что личная судьба героев Достоевского прообразует судьбу всего русского народа. Точнее, его наиболее «пассионарной» части – интеллигенции. Такое значение интеллигенции обусловлено не её статусом, образованием или культурой, а реальной возможностью воздействовать на жизнь всех остальных слоёв народа. Интеллигенция, аристократия находится во главе общества и государства. Она обладает реальными средствами управления ими и подобна рулю большого корабля, вся многотонная громада которого послушна малейшему колебанию ничтожной по сравнению с ним дощечки руля.

Эта историческая роль интеллигенции является её атрибутивным свойством, а потому принадлежать к ней должны лишь самые лучшие представители народа. Нравственность человека, уверен Достоевский, вытекает из религиозных убеждений, но именно интеллигенция ко второй половине XIX века оказалась почти полностью лишена этих убеждений. Свою духовную жажду она пыталась удовлетворить не из источников народного духа, а из мутных ручьёв западноевропейской философии, и скоро оказалась заражена «трихинами» атеизма, эгоизма и гордыни. В то же время «простой» народ, по наблюдению Достоевского, ещё обладает сильным духовным иммунитетом и потому не только не нуждается в спасении, но сам может помочь гибнущей интеллигенции. Поэтому героями Достоевского становятся студенты, дворяне, помещики, идущие к Истине путём обретения духовного единства с народом в православной вере.

Достоевский напоминает интеллигенции об её историческом призвании и указывает на огромную ответственность, лежащую на ней перед народом, историей и Богом. Он не устаёт повторять, что главными причинами всех бед интеллигенции и ошибок, совершаемых ею, являются гордость, эгоизм и своеволие. Интеллигенции действительно много дано (она образованна, имеет доступ к мировой культуре), но это дарование – не награда, а поручение, об исполнении которого рано или поздно обязательно придется дать ответ. Об этой ответственности перед будущим и предупреждает Достоевский своих современников.

От автора

Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу. Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии.

Тема русской идеи, несмотря на свою богатую историю, сохраняет актуальность. Это вызвано тем, что русская идея – не просто повод поговорить на «интересную» тему, в которой каждый чувствует себя специалистом. Она действительно важна, потому что отвечает на самый главный вопрос, без решения которого жизнь народа – все его подвиги, страдания и свершения – не имеет значения. Это вопрос о смысле жизни народа в мире, обозначаемый понятием «национальная идея». У каждого живого народа свой смысл жизни, и потому у русского народа идея – русская, у китайского – китайская, у американского – американская и т. д. Национальная идея образует основу самосознания народа, который, как и человек, проходит разные этапы своей жизни. В пору детства народ пытается выразить себя в ярких эмоциональных красках фольклора, за которыми ещё только угадывается мысль о самом себе. Взрослея, народ облекает представление о себе в причудливое сложноцветие мифа и эпоса, но наступает время, когда ему важно понять то, что прежде лишь чувствовалось, и услышать прямой ответ о смысле своего бытия. И тогда возникает национальная философия, способная погрузиться в глубины народного духа, найти там бесценное сокровище русской идеи и явить его в ясном и прямом слове. Так в XIX веке появилась русская философия, которую мало интересовали устройство мира и способы его познания, потому что без ответа на главный вопрос всё остальное не имело смысла.

О русской идее писали и говорили А. С. Хомяков, П. Я. Чаадаев, В. С. Соловьёв, Н. А. Бердяев и И. А. Ильин, но всё же не они были первыми. Русская философия выросла из лона русской литературы. Уже в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Киевского Илариона (XI в.) звучит мысль о русской идее. Предельно ясно и громко она выражена иноком псковского Спасо-Елеазаровского монастыря Филофеем: «Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя; согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвёртому не бывать». С новой силой русская идея зазвучала в строках А. С. Пушкина: «Славянские ль ручьи сольются в русском море? Оно ль иссякнет?». Певцом русской идеи становится Ф. И. Тютчев: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…». О ней пишет Н. В. Гоголь и вслед за ним – вся великая русская литература, публицистика и философия.

Русская идея становится центром общественно-политической и эстетической мысли XIX века. Заговоры декабристов и петрашевцев, проекты отмены крепостного права, реформы образования, армии и судов, периодически вспыхивающие внутренние бунты и войны с внешними агрессорами – вся история XIX века есть не что иное, как ярчайшее и напряжённейшее проявление русской идеи. Словно подводя итоги этой деятельности и одновременно раз и навсегда определяя вектор движения русской общественной мысли, на рубеже XX века В. С. Соловьёв скажет: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». Стремление услышать эту мысль, открыть замысел Бога о русском народе и донести его людям становится смыслом существования великой русской литературы. Само её величие явилось следствием глубокого и бесстрашного погружения в стихию философских вопросов о смысле человеческой жизни, смерти и бессмертии, о бытии Бога и об отношении к нему человека – тех самых «вечных» вопросов, без ответа на которые дальнейшая жизнь человека или народа не имеет смысла. Поэтому вся действительно великая русская литература философична, а вся действительно великая русская философия – литературна.

В последней трети XIX века опыт открытия русской литературой и философией содержания русской идеи сфокусировался в творчестве Ф. М. Достоевского. Ещё только вступая на литературное поприще, он определяет его главный смысл, ставший целью всей будущей литературной деятельности: «Поэт в порыве вдохновенья разгадывает Бога». И пожалуй, именно Достоевскому, как никому другому, удалось разгадать очень многое. Писатель сознательно и твёрдо следует мысли А. С. Пушкина о профетическом призвании литературы («Восстань, пророк, и виждь, и внемли…», «Веленью Божию, о Муза, будь послушна…» и пр.). И русская идея становится важнейшей темой творчества Достоевского, ей посвящена бóльшая часть его публицистики, ради неё был создан и знаменитый «Дневник писателя». Она напряжённым нервом звучит и в письмах Достоевского друзьям: «Я говорю о патриотизме, об русской идее, об чувстве долга, чести национальной… Вполне разделяю с Вами патриотическое чувство нравственного освобождения славян. Это роль России, благородной, великой России, святой нашей матери». Итог многолетнему осмыслению русской идеи Достоевский подводит в своём духовном завещании – «Пушкинской речи», произнесённой 8 июня 1880 года: «Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, <…> значит <…> стать братом всех людей. <…> Наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретённая, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей».