Олег Копытов - Статьи о России Страница 3

По-русски мало сказать «отдаться какому-то делу целиком», нужно сказать «вложить в дело душу». По-русски мало сказать: «Мне это не нравится», – чтобы в полном объеме дать понять, что нечто не нравится, нужно сказать: «Душа не принимает». И всё станет понятно и закроет все дальнейшие объяснения, увещевания, уговоры. По-русски недостаточно сказать: «Жить в согласии», – вначале жизнью заслужить, а потом сказать нужно: «Жить душа в душу». И больше вообще не нужно слов.

Нравственный опыт народа, говорящего на русском языке, можно, нужно, должно отслеживать, исследовать, следовать ему по выражениям, опять-таки в полном объеме ни на один язык мира непереводимым (наш список далеко не полный): «говорить по душам», «душа меру знает», «от всей души», «отвести душу», «души не чаять», «душа болит», «пропащая душа», «берет за душу», «душа нараспашку», «душа-человек»… Что русский человек отдает Богу, когда прощается с жизнью? Самое ценное – ДУШУ.

Русский мир, как и ключевые слова русской культуры (может быть, как и весь русский словарь?), не втискивается в физику. Только в метафизику. Ну может быть, в новейшей квантово-полевой картине мира, где наряду с конечной делимостью всего пространственно-временного строения на отдельные ограниченные предметы, свойства и формы движения, – есть и поле, которое может иметь в разных точках различную температуру, концентрировать разный энергетический потенциал, по-разному двигаться, где континуумная среда может занимать значительные области пространства, ее свойства изменяются непрерывно, у нее нет резких границ, – может быть, у физики поля, с его бесконечным числом степеней свободы, немало общего с Русским миром.

Объем русской ДУШИ сравним с полем без границ.

Коль любить, так без рассудку,Коль грозить, так не на шутку,Коль ругнуть, так сгоряча,Коль рубнуть, так уж сплеча!

Коли спорить, так уж смело,Коль карать, так уж за дело,Коль простить, так всей душой,Коли пир, так пир горой! [8]

Впрочем, поскольку уж и физический мир двойственен, и электрон – одновременно и волна и корпускула, отчего же не сделать и обратный ход и не представить ДУШУ, ТОСКУ и СУДЬБУ предметно, геометрически?

Лучшие литературные произведения, а русский мир – это прежде всего мир русской литературы, – имеют форму КРЕСТА. У Бориса Пастернака (кстати, предсказавшего теорию вероятностей своим видением мира как того, что «скрыто за шевелящимся занавесом») поэзия названа «высокой болезнью». На линии СУДЬБЫ – «болезнь», на линии ДУШИ – «высокая», ниже линии судьбы, там, где мир человеческого переживания, – ТОСКА… Тоска – это вопрос без ответа: «Откуда противоречие между высокая и болезнь»?

«Мертвые души» Гоголя состоят из дороги – СУДЬБА, и брички, катящей за мертвыми ДУШАМИ – ТОСКА, а надо бы – к Богу…

Онегин в поиске-пространстве – СУДЬБА, как и Печорин, впрочем, через ТОСКУ свою и других, себя тянет к покаянию, хотя бы внутри себя, самого, – а на самом деле нас, нас, грешных, незаметно тянет к ДУШЕ. Раскольников и князь Андрей – очевидно…

И сегодня никуда не ушли и сохранились в полном объеме ДУША, СУДЬБА и ТОСКА. Но что-то к ним прибавилось…

Что?

Анна Вежбицкая, которая продолжает пристально наблюдать за русским словарем, над его ключевыми словами и делает выводы о наших ядерных ценностях [3, 9], обращает внимание на частотность использования русских слов по сравнению с английскими, и вот одно из ее наблюдений.

Сегодня мы, русскоговорящие, в четыре, в пять, иногда в пятнадцать (!) раз чаще употребляем слова дурак, глупый, идиот, ужасно, страшно, ужас, чем англоговорящие – слова fool, stupid, idiot, terribly, awfully, притом, что аналога русскому слову «ужас» вообще нет. Как минимум, это говорит о том, что «русская культура поощряет „прямые“, резкие, безоговорочные оценочные суждения, а англосаксонская культура – нет» [3: 32].

Наверное, этим – глубоко укорененной в каждом из нас культурной особенностью, национальной тягой к резким суждениям, в последние годы вышедшей наружу, – плюс, конечно, и какие-то политические факторы, вызван слабо объясняемый другими способами «Болотный нонконформизм» и прочая митинговщина 2011—2012 годов. Объясняется и трудно объяснимый «высокий рейтинг матерщины», вылившийся Крымским потопом на центральные улицы вполне приличных, внешне цивилизованных русских городов самого последнего нашего времени. И повальная ругань всех со всеми в Рунете…. И вот это было бы очень грустно, это могло бы говорить о том, что в нашей триаде ДУША, ТОСКА, СУДЬБА в последние годы вольготнее всех себя чувствует вторая.

Но есть и иное. Несмотря ни на какие времена и обстоятельства, русские ПРАВДА и РОДИНА – очень частотны, например, по сравнению с английскими truth и homeland, по сравнению с подобными словами других языков, – как и всегда это было! – намного частотнее, то есть у нас всё так же фантастически в чести.

А это значит, что наши ядерные ценности, нашу культуру, наш язык не так-то просто не то что поменять – хоть немного изменить.

Литература:

1. Wierzbicka A. Dusha (=Soul), Toska (=Yearning), Sud’ba (=Fate): Three key concepts in Russian language and Russian culture // Zygmunt Saloni (ed.): Metody formalne w opisie jezykow slowianskich. – Bialystok: Bialystok University Press, 1990. P. 13—36.

2. Серио П. Оксюморон или недопонимание? Универсалистский релятивизм универсального естественного семантического метаязыка Анны Вежбицкой // Политическая лингвистика, 1 (35), 2001, стр. 30—40.

3. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / Пер. с англ. А. Д. Шмелёва. – М.: Языки славянской культуры, 2001. – 288 с. – (Язык. Семиотика. Культура. Малая серия).

4. Алефиренко Н. Ф. Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка: учебное пособие: Флинта, Наука, – М., 2011. – 592 с.

5. Копытов О. Н., Черкес В. П. О структурах, представляющих «модус русской культуры» // Литература в контексте культуры: материалы науч.-практ. конф. 26—28 окт. 1994 г. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КнАГПУ, 1995. – С. 19—26.

6. Копытов О. Н. Ключевые слова русской культуры // В кн.: Копытов О. Н. Душа, тоска, судьба: очерки и рассказы о русской словесности и русском характере. – Хабаровск: Тонкие лозы, 2002. – 202 с. (есть в ДВГНБ); то же – в сетевом журнале «Дальний Восток России» ([битая ссылка] http://dvr.dvtrk.ru – сегодня адрес недоступен).

7. Биллингтон Дж. Россия в поисках себя / Пер. с англ. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005. – 224 с.

8. Стихи С. Есенина, А. Блока, Н. Клюева, И. Северянина, И. Бродского, Ф. Сологуба, А. К. Толстого здесь процитированы с сайта «Библиотека Максима Машкова»: [битая ссылка] http://www.lib.ru

9. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Русские словари, 2001. – 399 с.

Много ли человека советского в современном россиянине?

В последние годы немало пишется и говорится о том, что черты, привычки и ценности «среднего, базового, типового» человека советской эпохи не смогли выветриться из того же человека, но уже живущего в новых политико-экономических условиях. В 2000-х гг. вспомнился полузабытый термин homo soveticus – как объект и термин модели уникального по своим социальным и психологическим характеристикам советского человека. Не только в научной литературе, но и в СМИ всё чаще задается вопрос: осталось ли в нас что-то советское? Есть ли homo soveticus в homo post-soveticus? Однако нетрудно заметить, что научные и публицистические работы данной тематики посвящены отдельным аспектам черт человека советского в современном «среднем», «базовом», «типовом» (реже – в любом) россиянине. А в данной работе будет представлена попытка интегрирующего, объединяющего несколько аспектов подхода по этой теме.

Лингвистический аспект

Человек советский обнаруживает себя сегодня уже хотя бы тем, что за 1990-е, первую половину 2000-х так и не решил проблему обращений.

В начале – середине 90-х в научном и СМИ дискурсах это было актуальной и модной темой: «господа» или «товарищи»? Что взамен обращений «по половому признаку»: «мужчина», «женщина», «девушка», «молодой человек»? Первый вопрос решен только в бизнес-языке, в международном общении на русском языке, – только «господин», «госпожа», «господа». Первый вопрос решен и в армии и милиции. «Господа офицеры» из дореволюционной России не вернулось, осталось «товарищи офицеры» (может быть, никакого «идеологического» подтекста в этом обращении сегодня нет, может быть, здесь «товарищ» – это тот, кто занят с тобой одним делом?).

Понятно, что проблему обращений могли решить только там, где приобрели определенные очертания институциональные и социопсихологические фигуры.