Андрей Воронцов - Неизвестная история русского народа. Тайна Графенштайнской надписи Страница 37

Какое именно из перечисленных событий (или все вместе взятые) привело к исходу венедов из Прибрежного, подунайского Норика, мы в точности не знаем, но автор Густынской летописи определенно указывает на византийцев, названных им «волохами-римлянами»: «Когда волохи, т. е. римляне, напали на славян и стали насиловать их, славяне, снявшись с подунайской стороны, пошли на север, то есть в Сарматию, к своим, где ныне Русская земля есть».

При этом Густынский летописец ссылается на Нестора-летописца («От сего времени наш русский летописец Нестор, монах Печерский, о славянском на Русь пришествии начинает, говоря…»), однако в самой ПВЛ мы видим несколько иную картину: «Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская». То есть, по Нестору, норики-венеды не сразу двинулись на север. Но, согласно и ПВЛ, и Густынской летописи, общий вектор их движения был от Дуная, с запада на восток, не к Дунаю, с востока на запад, как утверждают представители «немецкой исторической школы».

Что же касается насилий, то я, думаю, их в той или иной степени чинили венедам все завоеватели, проходя через Норик, потому что армии тогда жили за счет мирного населения. Но одно дело, когда у тебя стоят гарнизоном родственные руги или их союзники готы, а другое, когда по стране из конца в конец прокатываются воюющие армии, объедают, мародерствуют, насилуют, уводят в рабство… Уходят одни, приходят другие… Ведь путь в лакомую даже после разгрома Рима Италию шел через альпийские перевалы Норика, причем наименее защищенным был Прибрежный Норик.

И венеды ушли оттуда на левый берег Дуная. Покидая свои города и веси, они, подобно жителям древнего Аркаима, сожгли их.

Итак: «Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Так одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты, и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки, другие ляхи – лутичи, иные – мазовшане, иные – поморяне.

Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле, и назвались северянами. И так разошелся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской».

Т. Лер-Сплавинский писал в 1960 г. в журнале «Вопросы языкознания»: «Антропологи, а также и археологи обращают особое внимание на несомненно выдающуюся роль, которую в этногенезе славян сыграли элементы, проникшие из среднеевропейских, наддунайских областей (что не противоречит и оценкам языковедов). Это напоминает нам рассказы древнейших славянских летописцев о наддунайском происхождении славянских общин. Невольно возникает вопрос: нет ли в этих преданиях отголосков исторической истины трехтысячелетней давности?»

Читатели сами имеют возможность сравнить, насколько соответствует данным современной истории, археологии, лингвистики, генетики о венедах и ранних славянах, изложенным мной в последних главах, то, что написано о происхождении восточных славян и русского народа Нестором-летописцем, Густынским летописцем, Иннокентием (Гизелем), Рейтенфельсом, Ломоносовым, опиравшихся почти исключительно на труды античных и средневековых историков. Для меня же очевидно, что соответствует в большинстве случаев. Более того, я увидел нечто удивительное: исследователи XVII века пользовались теми же источниками и методиками, что и современные исследователи, причем независимо друг от друга. Порой их труды совпадают даже текстуально! Например, Йожко Шавли, по всей вероятности, не знаком с Густынской летописью, иначе как исследователь весьма добросовестный непременно указал бы ее в длинном списке использованной литературы в книге «Венеты – наши давние предки». Но вот одно из приведенных Шавли свидетельств о расселении венедов, которое мне уже доводилось цитировать:

«Венеды в Пафлагонии (северное побережье Малой Азии), которых в IX в. до н. э. упоминает Гомер в «Илиаде» (852). Он говорит, что Пилемен из рода энетов (Enetoi), предводитель пафлагонцев, пришел со специальным отрядом на помощь осажденной Трое. На это сообщение в дальнейшем более или менее очевидно опираются все греческие и латинские авторы, упоминающие о венедах (венетах). Их называют также «генетами», поскольку древнегреческий язык не знал звука «в», поэтому греки замещали его звуком «h», дигаммой, который произносился как нечто среднее между «b» и «v».

Теперь возьмем соответствующее свидетельство Густынской летописи:

«Те, что от Рифата, сына Гомеровского, пошли, сидели сначала в той стороне, которая Пафлагония называется, и нареклись энеты. Через некоторое время, расплодившись, разошлись по Азии и Европии и разными именами нареклись. […] О сих энетах поминают Гомер-поэт, а также хронографы Иосиф, Птолемей, Геродот, Апполлионий и Сабелликус, называя их энетами, или генетами. […] Об энетах, что они с Пафлагонии пришли, поминает Г омер, славный поэт. Писав о Троянской войне, он так говорит: «Пришли пафлагоны троянам на помощь с князем своим Филименесом, т. е. Филимоном, который от тех энетов происходил, у которых бывают добрые кони».

Или вот еще.

Йожко Шавли:

«Венеды в Верхней Адриатике, которых также упоминает Геродот (V, 9). Латинские авторы их называют венетами, и в этой связи приводят также историю о том, что их после падения Трои привел в эти местности легендарный вождь Антенор».

Густынский летописец:

«А как пленена была Троя (что произошло в год от сотворения мира 4556-й, а перед Рождеством Христовым 551-й), тогда энеты, в битве князя своего под Троей потеряв, ушли с Антенором, князем троянским, на запад, где одни в Иллирике осели, другие же с Антенором в Италию пошли, как Плиний говорит, и, придя к морю Венединскому, осели там, и построили город великий на холме, и нарекли его от своего имени Енециею».

Поражает также, как «плотно» работали в этом направлении старые хронисты. Редко бывает, когда один историк, даже не помышляя об этом, «закрывает» пропуск в тексте другого историка! (Я имею в виду, как Рейтенфельс, например, восполнил утраченное сообщение Густынской летописи под 552 годом).

Если не считать свойственных вообще летописцам описок, ошибок и анахронизмов, мы видим лишь одно принципиальное расхождение между древнерусскими источниками и данными современной археологии, приведенными К. Вердиани и Й. Шавли. Из контекста ПВЛ и Густынской летописи следует, что новгородские словене пришли с Подунавья вместе с другими центральноевропейскими венедами (а это произошло не раньше V века), а вторые говорят, что они появились на берегах Волхова и Ильмень-озера еще во II–III вв. из группы Венедской культуры Пшеворск на юге современной Польши.

СЛАВЯНСКОЕ КНЯЖЕСТВО КАРАНТАНИЯ

Если жители Прибрежного Норика ушли в VI в. от грабежей и насилий чужеземных армий на левый берег Дуная, то обитатели Внутреннего Норика, преимущественно карны-венеды (названные Нестором-летописцем хорутанами), напротив, забирались в поисках безопасности всё выше в горы, тоже поджигая свои города и селения. Они снова спустились в долины лишь тогда, когда после нашествия лангобардов, устремившихся в Северную и Центральную Италию, бывший Внутренний Норик, наконец, оставили на какое-то время в покое. Здесь и сложилось ядро нового славянского государства – Карантании (Хорутании).

Карантания и, соответственно, славяне-карантане уже не имеют прямого отношения к этногенезу восточных славян и русского народа. Карантане – предки современных словенцев. Но возникшее на месте Внутреннего и части Прибрежного Норика новое славянское государство, во-первых, является доказательством автохтонности древнего славянского населения Восточных Альп, что яростно отрицает «немецкая историческая школа». Во-вторых, при всей схожести сельскохозяйственных культур нориков-венедов и восточных славян (о чем, например, говорят найденные деревянные сохи-орала тех и других, Графенштайнская надпись, схожая по содержанию и начертанию с новгородскими берестяными грамотами), обнаруженные предметы культуры, быта жителей норикских и восточнославянских городов заметно отличаются, особенно если брать период римского владычества в Норике. Это и понятно: в городах провинции была сильна латинская и латинизированная прослойка, да и на жизни сохранивших самобытность венедов-горожан более чем 400-летня власть Рима не могла не сказаться. А ведь норики перенимали многое из могущественного Рима еще во времена независимости. Горожане норикских и древних восточнославянских городов отличались примерно так же, как отличаются теперь лужицкие сорбы, многие века жившие под властью немцев и живущие по сей день, от остальных славян, включая и западных. Да не обидятся на меня наследники древнейшей Лужицкой культуры, но по внешнему виду, манерам и бытовой атрибутике – они, на первый взгляд, те же немцы. Вот и норики-горожане перед падением Рима были с бытовой точки зрения типичными провинциальными римлянами.