Александр Кондратов - Книга о букве Страница 45

Эпиграфический анализ говорит не только на чем, чем и как писался текст, но может сказать, о чем говорит он, хотя исследователь может не знать ни системы письма, ни языка, на котором сделана надпись. Позволяет сделать это все та же типология.

В самом деле: вот перед нами надпись, сделанная на саркофаге или надгробии этруска. О чем может идти речь в такой надписи? По всей видимости, это эпитафия. Этрусская цивилизация тесно контактировала с греческой и дала начало римской. Римские и греческие надгробные надписи однотипны. Значит, и в эпитафиях этрусков будут встречаться одинаковые обороты речи, имя умершего и т. п. Что можно написать на чаше с вином? И здесь типология дает стандартные формулы заздравных тостов, пожеланий вроде «пей до дна». Во многих надписях Древнего Востока часто употребляется так называемая «формула проклятия» — угроза тому, кто осмелится повредить данную надпись, внести в нее исправления или уничтожить. Изучив хеттские иероглифические тексты, ученые смогли на первых порах дешифровки этого письма найти в нем «формулу проклятия» и установить чтение ряда знаков. Протоиндийские тексты до сих пор не прочтены. Но так как они выполнены на печатях древневосточных стран (хеттский, месопотамский, египетский), можем предполагать и о содержании древнейших текстов Индостана.

И, напротив, когда эпиграфист сталкивается с уникальным памятником письма, по имеющим параллелей среди других надписей, он ничем не может помочь дешифровщику. Таков, например, диск из Феста. Не удивительно, что его пытались прочитать как гимн богине, храмовую опись, поэму о гибели Атлантиды, победную песнь воинов и т. д. и т. п.

Палеография — родная сестра эпиграфики. В ее ведении — десятки и сотни тысяч рукописей, начертанных на папирусе (древнейший из них относится к XVIII в. до н. э.). и пергаменте (бумага, изготовлявшаяся из телячьих шкур, изобретенная впервые в городе Пергам в III в. до н. э.), бумаге из луба фикуса, агавы и «обыкновенной» бумаге.

В лингвистике есть специальная область, называемая «сравнительно-историческое языкознание», которое изучает процессы изменений звуков языка с течением времени, выявляет законы этих изменений. Палеография — это «сравнительно-историческая грамматология». Она занимается изучением изменений, происходивших в письменностях, выявляет закономерности «графических переходов» от одной эпохи к другой, рассматривает различные шрифты, стили и пошибы как некие «диалекты» и т. п.

Прежде всего, это позволяет ориентироваться в «морс письмен», выполненных разнообразнейшими почерками, пошибами, стилями, письменностями. Знание «типологии текстов» позволяет реконструировать утраченные или пропущенные слова и разделы. А так как большинство рукописей (и вообще древних текстов) дат не содержит, то «сравнительно-историческая грамматология» позволяет датировать памятники письма (разумеется, не с идеальной точностью, а в пределах нескольких десятков лет). По особенностям написания букв можно определять авторство рукописи. Палеографический анализ знаков помогает устанавливать родство одного письма с другим, если у нас нет никаких иных источников. Наконец, палеография вместе с эпиграфикой являются падежным инструментом, с помощью которого можно проверить подлинность той или иной надписи пли рукописи.

Когда-то А. Н. Оленин, автор первого труда по русской палеографии, полагал, что его читателям будет скучно узнавать о том, «какова длина палочки у буквы „Л“». Однако история подделок и их разоблачений средствами эпиграфики и палеографии должна читаться как настоящий детективный роман, который, будем надеяться, когда-нибудь будет написан.

«Красивый почерк», «великолепный шрифт», «прекрасная рукопись» — такими словами мы часто характеризуем и старинные, и современные письмена. И действительно, многие рукописи выглядят как настоящие произведения искусства. Узорному орнаменту готических соборов отвечают ломаные линии средневекового «готического» письма. Византийскому великолепию храмов и облачений священнослужителей соответствует рукописная вязь средневековых греческих и русских письмен. Строгой монументальности египетской архитектуры отвечает общий стиль египетской иероглифики, здесь проявляется одна и та же эстетическая «модель мира». А каллиграфия арабов является, по существу, одним из видов средневекового арабского искусства, настолько тесно переплелись здесь искусство письма и искусство орнамента. Более того: по мнению специалистом, именно арабская каллиграфия является таким самобытным видом искусства, на которое не оказывали влияния ни одна страна, ни одни чужеземный стиль.

Коран запрещает художнику изображать живые существа (ибо, изобразив их, он должен дать им и душу, а на это способен только аллах). Единственными областями, куда художник мог направить полет своей фантазии, были орнамент и каллиграфия. И под рукой искусного арабского писца обычные буквы превращались в сказочную вязь, достойную «Тысячи и одной ночи».

Арабские каллиграфы создали более сотни видов почерка (монументальный куфический, скорописный наск и многие другие), настолько разнообразных и гибких, что арабское письмо стало необходимым элементом всякого орнамента. Арабские буквы под рукой каллиграфа приобретают круглую, квадратную, шестиугольную форму, форму плодов, цветов, птиц. Самим надписям придаются фигурные очертания — в виде соловья, розы и т. д. И в то же самое время всегда можно определить «почерк мастера», узнать, какой каллиграф (и писец, и художник одновременно) начертал тот или иной текст.

«Божьей милостью» называли арабы умение писать красиво. Арабские халифы не считали зазорным собственноручно поднести каллиграфу чернильницу, а порой и сами занимались каллиграфией, считая это возвышенным и благородным делом. Арабская каллиграфия, имеете с каллиграфией народов Дальнего Востока — японцев, корейцев, китайцев, — оказала большое влияние на западноевропейскую живопись (однажды, увидев работы одного из современных художников, Дидро Мальро, министр культуры Франции, воскликнул: «Наконец-то, западный каллиграф!») А так как в каллиграфии неразрывно связаны живопись и письмо, то она оказала влияние и на поэтов XX столетия. Недаром один из сборников крупнейшего французского поэта Аполлинера называется «Каллиграммы». С различными шрифтами и почерками экспериментировали советские поэты Владимир Маяковский, Василий Каменский, Велимир Хлебников, поручая свои произведения не типографщикам, а художникам и призывая других поэтов последовать их примеру.

Но эта интереснейшая область исследования на «стыке» поэтики и грамматологии еще ждет своих исследователей. Так же как и другие вопросы «эстетики письма». Почему мы считаем один почерк красивым, а другой — нет? На каких принципах строится «эстетика шрифтов», плакатных и книжных? Существует ли действительно некая «боязнь пространства», стремление на письме не оставлять «вакуума», свободных мест, равномерно распределяя текст по всему пространству? Например, в египетской иероглифике этот принцип строго соблюдается: знаки в строке вписывались в воображаемый квадрат, заполняя всю его площадь, причем, как пишет советский египтолог академик М. А. Коростовцев, «в жертву этому стремлению, обусловленному требованиями эстетики, приносили даже порядок знаков, установленный орфографией».

Ответить на этот вопрос грамматология сможет лишь тогда, когда она пойдет рука об руку не только с эстетикой, но и с наукой о человеческом восприятии — психологией.

Глава девятнадцатая. Социология письмен

етви великого «древа алфавита» развивались и давали начало новым ответвлениям, засыхали и бесследно исчезали; на их базе творцы, вроде Месропа Маштоца, Кирилла или епископа Вульфилы, создавали самобытные виды письма для различных народов. И причины гибели, развития, рождения этих ветвей алфавитного древа лежали главным образом не в совершенстве той или иной системы, а прежде всего были социальными, общественными причинами. Алфавит, изобретенный епископом Вульфилой, был столь же хорошо приспособлен для готского языка, как и алфавит Месропа Маштоца — для армянского. Но первый исчез, имеете с готами, а второй и по сей день остается национальной письменностью армянского народа. То же самое можно сказать и о других системах письма.

Слоговое письмо, изобретенное султаном Нджойя, было, пожалуй, еще более совершенным, чем слоговое письмо народа ваи (ведь оно приближалось к алфавитному). Однако письмом Нджойя пользовался сам султан, его приближенные и небольшая группа лиц, обучившимся ему в школах народа бамум. Со смертью султана постепенно сошло на нет и употребление изобретенного им письма. Народу же ваи, занимающемуся ремеслами и торговлей, письмо было жизненно необходимо — и поэтому это слоговое письмо употребляется и по сей день. Египетские иероглифы применялись на протяжении тысячелетий. И лишь смена религии повела к смене письма, хотя ни население страны пирамид, ни его язык не претерпел существенных изменений.