Роман Пересветов - Тайны выцветших строк Страница 5

Аристофановы комедии.

Точное число комедий, написанных гениальным древнегреческим драматургом Аристофаном, до сих пор не установлено. Но и те, которые нам известны, неравноценны. Составитель списка, будучи пастором, вряд ли интересовался античными комедиями и поэтому не стал их перечислять.

Пиндаровы стихотворения.

Уж не те ли самые, которые Клоссиус видел в знаменитой Амброзианской библиотеке в Милане, когда нашел там отрывки из «Кодекса Феодосия»? Нет, там были не стихи, а песни, и притом рукопись была с изъянами, гораздо хуже ватиканской. Что же это за стихи? Новый список тех же песен или еще никому не известных? Клоссиус, конечно, не мог знать, что еще одна рукопись неизвестных стихов Пиндара будет найдена на границе Ливийской пустыни, в Оксиринхе, при раскопках в 1905 году.

Из восьмисот рукописей, хранившихся в библиотеке Ивана Грозного, в каталоге неизвестного пастора было названо всего несколько десятков, но и по ним можно было составить представление об ее огромной ценности. Находка их позволила бы восполнить огромные пробелы в наших знаниях об эпохах расцвета великих древних культур Греции и Рима.

«Вот список творений, которые, во всяком случае, если даже и отнести иное к неточности и неосведомленности автора, должен возбудить величайшие ожидания», — записал Клоссиус в своем черновом блокноте, где он обычно накапливал материал для будущих статей.

«Как выглядел подлинник этого списка?» — продолжал настойчиво допытываться Клоссиус у Дабелова. Уступая его настойчивым расспросам, шверинский юрист мог только повторить, что рукопись эта состояла всего из двух небольших страниц и была написана на пожелтевшей бумаге на редкость неразборчивым почерком. Чернила сильно выцвели. Дабелов не мог восстановить в памяти имя автора списка, так как он почему-то забыл его записать. Это внушало подозрения: не был ли этот анонимный список фальшивкой? Юрист помнил только, что подпись была не Веттермана. Иначе это и не могло быть. Ведь Веттерман отверг предложение царских дьяков заняться переводом иноязычных книг.

Но тогда кто же?

Клоссиус перебирал в памяти знакомые ему по «Хронике Ниенштедта» и другим документам имена немецких пасторов, которых мог видеть Иван Грозный. В Дерпте в то время были всего две немецкие церкви, обслуживавшиеся тремя пасторами. Имена их удалось установить. Но как узнать, для кого из них мог еще раз открыть тайники своего драгоценного книгохранилища Иван Грозный?

Только подлинник найденного Дабеловым и отосланного им назад в Пярну краткого каталога книжных сокровищ мог дать точный ответ на этот вопрос. И Клоссиус поспешил съездить в этот маленький приморский городок. Но в пярнском архиве документа не оказалось.

Престарелый архивариус не мог даже вспомнить, куда девалась эта злополучная тетрадь с дабеловской пометкой на обложке: «Коллектанеа пернавиэнсиа № 4». Он утверждал, что не видел этого списка и двадцать лет назад, когда вместе с главным смотрителем в последний раз составлял опись всего архива. Поиски злополучного списка в других местах также оказались напрасными.

Потеряв надежду увидеть почерк пастора собственными глазами, Клоссиус все же не усомнился в подлинности найденного Дабеловым каталога и в необходимости продолжать поиски всех перечисленных в нем уникумов.

Если еще знаменитый русский историк Карамзин, не подозревавший о «списке Дабелова», а поверивший только впечатлениям Максима Грека и Веттермана, дошедшим до него из вторых рук, писал о существовании библиотеки Ивана Грозного, как о неоспоримом факте, то теперь, когда «содержимое ее приведено в известность и она стала почти осязаемой реальностью», эти рукописи следовало найти во что бы то ни стало. Таков был вывод, сделанный профессором Клоссиусом и ставший для него программой действия.

В течение нескольких лет ученый продолжал поиски остатков сокровищ Ивана Грозного во многих книгохранилищах вплоть до библиотеки Вознесенского монастыря в бывшей Александровой слободе, куда царь, как известно, переехал в 1565 году, после учреждения опричнины.

По просьбе Клоссиуса иеромонах Афанасий навел справки у игуменьи этого монастыря и получил неутешительный ответ, что в библиотеке числится только два десятка рукописей позднейшего происхождения и вообще в монастыре не осталось никаких следов пребывания в нем Ивана Грозного.

Только через семь лет после своего приезда в Россию, убедившись в бесплодности дальнейших поисков, Клоссиус решился, наконец, признать, что книгохранилище Ивана Грозного «не смогло спастись от гибельных опустошений, испытанных Россией в прежние времена. Оно исчезло, не оставив после себя никаких следов, и все старания получить какие-нибудь сведения о нем остались тщетными»…

«Если библиотека и была взята царем в слободу, — с горечью писал Клоссиус, — то она погибла во время смятений при Лжедмитриях или, может быть, при страшном пожаре Москвы в 1626 году».

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЛЕЙДЕНСКОГО МАНУСКРИПТА

Неутешительные выводы Клоссиуса о бесполезности дальнейших поисков библиотеки Ивана Грозного казались очень убедительными. Неутомимый охотник за рукописями пришел к этим выводам после тщательного изучения всех доступных ему сведений о ней.

Интерес к исчезнувшим книжным сокровищам остыл и, быть может, заглох бы совсем. Но через полстолетия он возник снова благодаря случайному сопоставлению фактов, сделанному другим, не менее предприимчивым иностранным ученым, тоже немцем.

Живя на полвека позже Клоссиуса, филолог Эдуард Тремер не был даже знаком с его выводами, опубликованными в малораспространенном дерптском литературном ежегоднике и в давно ставшем библиографической редкостью петербургском журнале. Этот ученый никогда не бывал в России и ничего не слыхал о библиотеке Ивана Грозного.

В 1890 году приват-доцент Эдуард Тремер читал в Страс-бургском университете курс лекций об «Илиаде» и гимнах Гомера. Готовясь к своим лекциям, он заинтересовался вопросом о древних рукописных текстах этих гимнов. Самым лучшим и наиболее полным из всех считался текст так называемого «Лейденского манускрипта». Происхождение этой «драгоценной рукописи» (так обычно ее называл сам Тремер) было окружено ореолом таинственности.

Написанная, судя по почерку, приблизительно в XIV веке, но довольно хорошо сохранившаяся рукопись гимнов Гомера и несколько песен из его «Илиады» попали в библиотеку Лейденского университета не из солнечной Греции, а из… утонувшей в снежных сугробах Москвы, где она была открыта в 1777 году известным немецким филологом и палеографом Христианом Фридрихом Маттеи.

Еще задолго до Клоссиуса Маттеи изучал хранившиеся в московских синодальных библиотеках латинские и греческие рукописи и по предложению мецената князя Потемкина составил их подробное научное описание. О своей ценной находке он еще тогда поспешил оповестить европейский ученый мир. Копию с рукописи он послал голландскому ученому Рункену. При этом, однако, Маттеи проявил странную для палеографа забывчивость: посылая копию, он не упомянул, где именно находится оригинал.

Предполагая, что Маттеи нашел эту рукопись в бывшей Московской патриаршей библиотеке, славившейся богатым собранием древнегреческих текстов, Рункен издал в 1780 году перевод полученного от Маттеи Гомерова «гимна Церере», сопроводив его примечанием, что оригинал принадлежит именно этой библиотеке в Москве.

Вскоре после этого голландский ученый получил опять письмо из Москвы. Маттеи считал своим долгом уведомить Рункена, что последний допустил ошибку. Рукопись с гимнами Гомера, разъяснял Маттеи, никогда не принадлежала библиотеке московского патриарха. В этом письме Маттеи довольно подробно рассказывал о том, с каким трудом, после долгих уговоров, он приобрел эту рукопись у одного частного коллекционера, коллежского асессора Карташова, которому она была подарена его тестем протопресвитером[3] Успенского собора в Кремле. Но, добавлял Маттеи, в Москву она попала, по всей вероятности, из Греции или из Афонского монастыря. Узнав, не без некоторого удивления, что владельцем этой ценной рукописи оказался сам Маттеи, Рункен убедил его уступить свое сокровище за 25 золотых дукатов Лейденской библиотеке.

Эдуард Тремер удовлетворился бы, вероятно, этими сведениями, если бы не сопоставил их с одним любопытным фактом, обнаруженным им при чтении лондонского издания гимнов Гомера, выпущенного в 1850 году немецким филологом Христианом-Готтлибом Гейне, также переписывавшимся с Маттеи. В одном из примечаний к гимнам Гомера Гейне, ссылаясь на Маттеи, сообщал, что в Главном архиве министерства иностранных дел в Москве имеются еще две греческие рукописи XIV века с текстом «Илиады». Одна из них начинается первой песней и кончается отрывком 9-й песни на 434-м стихе.