Олег Кутафин - Неприкосновенность в конституционном праве Российской Федерации. Монография Страница 15

Говоря о содержании дипломатического иммунитета в Средние века, можно констатировать, что он сводился, главным образом, к личной неприкосновенности посла – к охране его безопасности в пути и в месте его временной миссии, к ряду льгот (содержание за счет государства пребывания, освобождение от налогов и т. п.), а также к некоторым церемониальным правам, символизировавшим уважение к пославшему его государю. Что же касается неподсудности послов или их полного изъятия из сферы действия местной власти, то они не получили отчетливого решения в международных нормах посольского права, поскольку не были достаточно востребованы потребностями жизни[96].

XVI–XVII столетия характеризуются широким распространением постоянных посольств, приходящих на смену временным, появившимся еще в XV в. Постоянные послы становятся основными каналами политических сношений между государствами и важнейшим инструментом их внешней политики. Возросшая роль послов заставляет государственную власть гораздо больше заботиться о защите их прав и привилегий за границей. «Вместе с тем посол, – указывал Д. Б. Левин, – рассматривается как alter ego своего государя, как некто, олицетворяющий достоинство и престиж абсолютного монарха, и эта идея придает заметную окраску всему правовому статусу посла»[97].

Все эти перемены определяют новые потребности в юридической регламентации положения послов за границей. Зарождается новое международное право, освобожденное от религиозной догматики и покоящееся на принципе неограниченного суверенитета государств, а скорее отдельных абсолютных монархов. «Идея суверенитета находит прямое отражение и в посольском праве, которое составляет одну из важнейших отраслей нового международного права. В силу этой идеи послы, как представители суверенного монарха, не признают над собой никакой другой власти, кроме власти последнего, и всякое нарушение или умаление своих прав или престижа рассматривают как покушение на суверенитет монарха»[98].

Общепризнанным международным обычаем еще в большей мере, чем прежде, становится личная неприкосновенность послов. Довольно часто имевшие место нарушения неприкосновенности послов вызывают резкую реакцию их правительств против правительств тех государств, на территории которых эти нарушения были совершены.

Не меньшее значение приобретает вопрос о праве самой власти государства пребывания преследовать посла, виновного в преступлениях против этого государства.

В первой половине XVI в. арест или заключение в тюрьму посла не были редким явлением в международной практике. Надо сказать, что подобные меры иногда применялись и вне всякой связи с каким-либо преступлением посла, а просто в силу недовольства им того правительства, при котором он был аккредитован. Однако постепенно устанавливается общепризнанная норма международного права, согласно которой правительство, даже доказав виновность посла в чем-либо, не может предавать его суду или применить к нему какое-либо наказание, а ограничивается высылкой посла из страны или даже требованием о его отозвании. При этом дела послов разрешались скорее в соответствии с требованиями осторожности и взаимных интересов и симпатий, чем в соответствии с требованиями формальных оснований и правосудия. «Однако в итоге целого ряда прецедентов, – писал Д. Б. Левин, – обусловливавшихся этими политическими соображениями, к началу XVII столетия выкристаллизовывается определенный правовой принцип – принцип иммунитета послов от уголовной юрисдикции государства пребывания. В XVII–XVIII столетиях при раскрытии посольских заговоров, которые, как и прежде, не составляли редкого явления, уже ни разу практически не поднимался вопрос о суде над послом-заговорщиком. Правительства требовали отозвания такого посла, а в крайнем случае сами высылали его из страны. Иногда они прибегали к аресту, если считали преступную деятельность посла особенно угрожающей, но арест являлся не мерой наказания, а исключительно мерой безопасности; обычно после кратковременного заключения следовала высылка из страны. При этом правительства большей частью заботились о том, чтобы юридически обосновать такую меру и оправдать ее в глазах других государств: они издавали специальные декларации или обращались с циркулярными йотами ко всем членам дипломатического корпуса, пребывающим в данной столице»[99].

В XVIII в. принцип иммунитета от уголовной юрисдикции почти повсеместно получает признание, которое становится необходимой предпосылкой для поддержания постоянных дипломатических отношений.

С развитием системы постоянных посольств важное место в дипломатической практике стал занимать вопрос об иммунитете резиденции посла. Слабость центральной государственной власти в условиях постоянных смут не давала послам возможности надеяться на обеспечение своей безопасности со стороны страны пребывания. Поэтому они приезжали к месту своей службы в сопровождении вооруженных отрядов, которые охраняли не только помещения посольства, по и окружающие дома.

«Устанавливается так называемая привилегия квартала (franchise du quartier), в силу которой целые городские кварталы были изъяты из юрисдикции властей государства пребывания и состояли под юрисдикцией иностранных послов. Эта привилегия особенно прочно укоренилась в тех государствах, в которых центральная власть наименее успешно противостояла власти церкви и феодалов и наименее способна была справляться с политическими и религиозными смутами»[100].

Посольские кварталы стали местом убежища для лиц, преследуемых местной властью. Поэтому местная власть, в случаях когда ею усматривалась угроза государственной безопасности, не останавливалась перед нарушением иммунитета самих послов или их резиденций. Однако послы оказывали упорное, часто вооруженное сопротивление нарушителям и энергично протестовали против нарушения своих привилегий.

«Так, в борьбе иностранных послов и их правительств, претендующих на максимально широкие привилегии, с притязаниями местной власти на неограниченную территориальную юрисдикцию, – указывал Д. Б. Левин, – получает признание принцип иммунитета дипломатической резиденции, а вместе с ним – два его уродливых дополнения: привилегия квартала и право убежища в посольских помещениях; последнее, однако, не признается в отношении государственных преступников»[101].

В XVII в. начинается упорная борьба государств против привилегии квартала и права убежища в посольских помещениях, которая в конечном итоге приводит к полной отмене первой из этих привилегий и к значительному ограничению второй. Право убежища в помещениях самого посольства сохранялось, и попытки его отмены, которые предпринимались неоднократно, успеха не имели.

К началу XVIII в. окончательно укрепляется точка зрения, согласно которой право убежища в дипломатических помещениях не распространяется на государственных преступников. Все более последовательно проявляется тенденция к полной отмене права убежища в дипломатических помещениях, однако только в XIX в. эта привилегия лишается признания в большинстве государств, хотя и сохраняется в некоторых из них. Вместе с тем сам принцип иммунитета резиденции в тот период все больше укреплялся и получил полное признание.

«Принцип иммунитета резиденции, – отмечал Д. Б. Левин, – возникший, подобно принципу иммунитета от юрисдикции но уголовным делам, как необходимое дополнение личной неприкосновенности посла в условиях системы постоянных посольств, неизбежно подвергался ограничениям, когда подвергался ограничениям личный иммунитет»[102].

Наиболее медленно пробивало себе дорогу признание иммунитета послов от юрисдикции по гражданским делам. Особую актуальность на практике приобрел вопрос о подсудности послов за долги.

Начиная с XVII в. правительства государств пребывания, действуя под влиянием политических соображений, стараются оградить иностранных послов от судебного преследования за долги и применения к ним каких-либо принудительных мер по требованию кредиторов. Правительства государств пребывания стремились к тому, чтобы, защищая законные интересы своих подданных, в то же время по возможности не задевать иммунитета иностранных послов. В особенности они стремились не допускать ареста самого посла за долги. Дипломатические конфликты, возникавшие по этому поводу, наносили вред политическим интересам правительств, и они ввиду этого постепенно склоняются к признанию полного иммунитета послов от гражданской юрисдикции, что получило закрепление в законодательстве ряда государств. Например, в 1709 г. в Англии был издан Акт о сохранении привилегий послов и публичных министров от иностранных государей и чинов, согласно которому всякие меры юрисдикции против аккредитованных агентов всех рангов, их слуг и их имущества будут считаться недействительными (ст. 3), а лица, добивающиеся таких мер или их исполняющие, будут подлежать наказанию по суду как «нарушители международного права и возмутители общественного спокойствия» (ст. 4). При этом оговаривалось, что действие этого акта не будет распространяться на купцов, которые поступили на службу к дипломатическому агенту с целью избежать применения законов о банкротстве (ст. 5), и что слуги дипломатического агента пользуются преимуществами этого акта лишь при том условии, что они внесены в списки канцелярии одного из статс-секретарей (ст. 6).