Олег Баев - Следователь (основы теории и практики деятельности) Страница 2

В первую очередь представляется уместным хотя бы вкратце вспомнить историю данного уголовно-процессуального института в отечественном законодательстве и в уголовно-процессуальной теории.

В Уставе уголовного судопроизводства России 1864 г. с учетом специфики устанавливаемого им уголовного процесса говорилось о «судебном преследовании» как поводе к началу производства по уголовному делу: оно «возбуждается как должностными, так и частными лицами» (ст. 2).

Первый уголовно-процессуальный кодекс РСФСР 1923 г. также достаточно широко пользовался понятием уголовного преследования. Уже в ст. 4 было указано: «Уголовное преследование не может быть возбуждено, а возбужденное не может быть продолжаемо и подлежит прекращению во всякой стадии процесса…»; ст. 9 вменяла в обязанность прокуратуре «возбуждать уголовное преследование перед следственными и судебными органами по всякому совершившемуся и подлежащему наказанию преступлению».

Однако заметим, ни в первом, ни во втором из приведенных законодательных актов сущность самого института «уголовное/ судебное преследование» не раскрывалась.

Затем по причинам, требующим себе отдельного анализа, понятие уголовного преследования из процессуального законодательства (и, соответственно, из комментариев к нему[3]) исчезло.

УПК РСФСР 1960 г., регламентировавший уголовное судопроизводство страны на протяжении более 40 лет, понятием уголовного преследования не пользовался вплоть до изменений, внесенных в него ст. 47 Федерального закона от 20 марта 2001 г. «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с ратификацией Конвенции о защите прав и основных свобод»[4].

В этой редакции ст. 47 УПК РСФСР допускала участие в деле защитника во всех случаях, когда к лицу, подозреваемому в совершении преступления, применены меры процессуального принуждения или когда его права и свободы затронуты действиями, связанными с его уголовным преследованием (выделено нами – авт[5].).

Тем не менее и в интервале между УПК РСФСР 1923 г. и УПК РФ 2001 г., в отечественной уголовно-процессуальной литературе этот правовой институт весьма обстоятельно изучался (ряд суждений о его сущности, сформулированных ведущими отечественными юристами, будет приводиться далее).

Уголовно-процессуальный Кодекс Российской Федерации 2001 г. (далее везде – УПК) в ст. 5 четко определил содержание уголовного преследования (оно будет воспроизведено чуть ниже), что естественным образом инициировало необходимость активного и разнопланового исследования этого института в юридической литературе с учетом необходимости его совершенствования в современных процессуальных реалиях.

Проанализируем лишь два представления о сущности уголовного преследования, сформулированных в уголовно-процессуальной литературе последних лет, предварив их изложение напоминанием нескольких законодательных положений.

1. Уголовное преследование – процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления (ст. 5 п.55 УПК).

2. Сторона обвинения – прокурор, а также следователь, руководитель следственного органа, дознаватель, начальник подразделения дознания, начальник органа дознания, орган дознания, частный обвинитель, потерпевший, его законный представитель и представитель, гражданский истец и его представитель (ст. 5 п. 47 УПК).

3. Обязанность осуществления уголовного преследования:

– уголовное преследование от имени государства по уголовным делам публичного и частно-публичного обвинения осуществляют прокурор, а также следователь и дознаватель;

– в каждом случае обнаружения признаков преступления прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель принимают предусмотренные настоящим Кодексом меры по установлению события преступления, изобличению лица или лиц, виновных в совершении преступления (ст. 21 УПК).

Краткое, но необходимое в связи с этими законодательными положениями, отступление.

В современной уголовно-процессуальной литературе высказываются мнения о том, что «ни один участник предварительного производства, включая и причисленных УПК к стороне обвинения, не может иметь осуществление уголовного преследования в качестве своей роли в решении задач данного производства»[6].

Лишь такой подход, считают придерживающие этой позиции ученые (а она и ранее обосновывалась В. Г. Даевым, В. Я. Чекановым и некоторыми другими авторами), «является гарантией всесторонности, полноты и объективности предварительного расследования – обязательного для несостязательного расследования требования, поскольку уголовное преследование как деятельность односторонняя несовместима с всесторонним расследованием»[7].

Несомненно, такая точка зрения в научных дискуссиях имеет право на существование.

Нам же она представляется, по крайней мере, весьма сомнительной как не учитывающая ни издавна сложившуюся парадигму отечественного уголовного процесса, ни социально-психологические основы досудебного производства по уголовным делам – самой направленности этой деятельности (о чем более подробно будет говориться в настоящей работе далее).

Развернутые характеристики содержания института уголовного преследования в современной юридической литературе даны 3. Ф. Ковригой, А. Б. Соловьевым и некоторыми другими процессуалистами, понимающими его, как уже замечалось, весьма различно.

В частности, А. Б. Соловьев пришел к выводу, что на досудебных стадиях судопроизводства уголовное преследование состоит в деятельности специально уполномоченных на то законом должностных лиц в пределах их компетенции, направленной на обеспечение неотвратимости наказания за совершенное преступление. Реализуется эта деятельность, полагает автор, при расследовании преступлений путем возбуждения уголовного дела против конкретного лица, его задержания, применения меры пресечения до и после предъявления обвинения, привлечения к уголовной ответственности, проведения следственных действий, ограничивающих конституционные права подозреваемых, обвиняемых, составления обвинительного заключения и передачи уголовного дела в суд для осуществления правосудия[8].

Не менее категорично такая позиция обосновывается и другими специалистами в области уголовного судопроизводства.

Так, по категорическому утверждению В. М. Корнукова, «уголовное преследование может осуществляться только в отношении в отношении определенного лица… При возбуждении уголовного дела против конкретного лица начало уголовного преследования совпадает с началом производства по уголовному делу»[9].

«В юридической литературе, – поддерживая эту концепцию, уточняют авторы одного из многочисленных учебников по уголовному процессу, – принято определять начало уголовного преследования следующими моментами: 1) возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица; 2) задержание подозреваемого в совершении преступления; 3) применение меры пресечения до предъявления обвинения; 4) привлечение в качестве обвиняемого»[10].

И. И. Григоренко в результате осуществленного ею диссертационного кандидатского исследования вынесла на защиту положение о необходимости «считать уголовное преследование начавшимся лишь после того, как у прокурора, следователя или дознавателя появятся достаточные доказательства, подтверждающие факт совершения преступления конкретным лицом, и когда они воплотятся в конкретное процессуальное решение»[11].

Но есть и диаметрально противоположная позиция в дискуссии о сущности уголовного преследования – и она нам представляется гносеологически и процессуально более корректной, чем предыдущие.

По мнению 3. Ф. Ковриги, под уголовным преследованием следует понимать деятельность, осуществляемую органом дознания, дознавателем, следователем, прокурором, направленную на обеспечение неотвратимости наказания за совершенное преступление. Эта деятельность «состоит из действий по обнаружению преступлений, возбуждению уголовного дела, собиранию обвинительных доказательств в отношении конкретного лица, формулирования и предъявления обвинения, применения любого вида процессуального принуждения, составления обвинительного заключения и, наконец, поддержания обвинения в судебных инстанциях»[12].

Этой же точки зрения придерживается ряд других ученых. Так, О. Н. Коршунова пишет, что уголовное преследование «есть познавательная деятельность, осуществляемая в рамках, определяемых уголовно-процессуальным законодательством, в целях принятия законного и обоснованного решения по делу, право на которую возникает с момента совершения преступления, а обязанность – с момента получении информации о нем, лицами, уполномоченными на то законом, сущность которой составляют отыскание, собирание и использование информации о преступлении и иных имеющих значение для дела обстоятельствах»[13].