Александр Оришев - Политика нацистской Германии в Иране Страница 26

По данным разведки Азербайджанского пограничного округа, местными властями были вызваны в Ардебиль вожди шахсеванских племен для переговоров об организации вооруженных отрядов для борьбы с Советским Союзом, по окончании которых вожди шахсеван поклялись быть верными правительству. В связи с этим для них были отменены ранее существовавшие ограничения в отношении пользования пастбищами в погранполосе. Шахсеваны, в прошлом занимавшиеся бандитизмом на советской территории, стали браться на учет, при этом они давали подписку о явке по первому требованию властей[359].

На ноты от 19 июля 1941 г. иранское правительство отреагировало двумя меморандумами от 29 июля и 21 августа, в которых попыталось заверить союзников, что тщательно следит за поведением всех иностранных подданных, и что «невозможно себе представить возникновение опасности со стороны ограниченного количества немцев, о которых известно, чем они занимаются». В ноте от 29 июля иранское правительство, признав, в общем, наличие большого количества немцев в своей стране, отказалось выслать их из ее пределов, сославшись на то, что подобное действие нарушит нейтралитет и повредит нормальным дипломатическим отношениям с Германией. Вместе с тем иранское правительство пыталось уверить правительства союзников в том, что все немцы находятся под наблюдением иранских властей, а, следовательно, опасения Великобритании и СССР не имеют оснований.

В ноте от 21 августа иранское правительство отмечало: «Как всегда указывалось при переговорах, шахиншахское правительство на основе политики нейтралитета, которой оно придерживается, и о которой оно заявило с самого начала войны, не может, вопреки существующим правилам и в разрез с договорами принять по отношению к подданным какого-нибудь государства огульно такие меры, которые заставили бы его отойти от линии нейтралитета»[360].

В те дни в иранских газетах было обилие статей о ходе переписи населения, о лекциях, организованных «Обществом ориентации общественного мнения», о выборах в парламент, об очередных стройках, но информации о требованиях союзников не уделялось значительного внимания. Газеты, по-прежнему, писали о силе германского оружия, о том, что немцы готовят на советско– германском фронте очередное наступление. По-видимому, иранские правители не верили в то, что союзники решатся на применение силы, либо не хотели раньше времени будоражить общественное мнение. Даже если и заходила речь о требованиях Великобритании и СССР, то иранская пресса открыто вставала на защиту немцев. В газетах отмечалось, что в Иране имеется ограниченное количество иностранных специалистов, и что каждый из них занимается определенной работой. При этом указывалось, что все иностранцы находятся под строгим наблюдением, и поэтому «исключается какая-нибудь возможность организации групп, имеющих своей целью вести подрывную работу на территории соседних с Ираном государств»[361].

Более того, 31 июля 1941 г. агентство «Парс» распространило следующее заявление: «Агитация и пропаганда, которая начата с некоторых пор некоторыми агентствами по отношению к части иностранцев, проживающих в Иране и усиливающаяся в настоящее время в связи с германо-советской войной, может привести к беспокойству и смятению в общественном мнении…»[362] Таким образом, иранская печать наглядно показала, что правительство Ирана не только не хочет тревожить немцев, но при желании может мобилизовать на их защиту общественное мнение.

Напряженность в отношениях с союзниками добавил сам шах. 15 августа он отдал приказ начать всеобщую мобилизацию[363]. В этот же день «Эттелаат» напечатала передовую под заглавием «Образец патриотизма», начинавшуюся со слов: «Единственное, что украшает человеческую жизнь – это самопожертвование»[364]. Безусловно, это был намек союзникам, что Иран намерен сопротивляться, и в случае агрессии не только иранская армия, но и весь иранский народ окажут иностранным войскам самое ожесточенное сопротивление.

20 августа, на два месяца раньше обычного, состоялся выпуск юнкеров военных школ и училищ, в числе которых находился один из сыновей шаха Али Реза. Обращаясь к выпускникам, Реза-шах, используя все известные ему приемы риторики, призвал их быть готовыми к защите отечества. «Некоторые из вас, вероятно, думают о том, что они лишены в этом году обычного месячного отпуска после учебы, но я полагаю, что когда они потом поймут причины этого, в них заговорит чувство самопожертвования. Я ограничиваюсь только тем, что обращаю ваше внимание на общие задачи и специфическую обстановку теперешнего момента и говорю, что армия и офицерство должны очень внимательно следить за ходом событий и в нужный момент быть готовыми ко всякого рода жертвам», – заявил шах[365].

В эти же самые дни по всему Тегерану были расклеены объявления о наборе в авиационные школы, а военно-санитарное управление поместило в газетах объявление о приеме на службу фельдшеров и медицинских сестер[366]. Естественно, что этот набор мог понадобиться лишь в том случае, если бы Иран вступил в войну.

В этой ситуации германское руководство делало все возможное, чтобы склонить иранское правительство к сопротивлению союзникам. Угроза вторжения войск Советского Союза и Англии в Иран вызвала серьезное беспокойство в германской дипломатической миссии. 19 августа германский посланник Э. Эттель заверял Али Мансура: «Сегодняшние успехи на Украине есть лучшее доказательство предстоящей окончательной победы Германии над Советами. Ежедневно идет тяжелая работа по уничтожению больших воинских формирований. Советскому Союзу осталось не долго существовать, и вместе с его поражением закончится существование вечного противника Ирана. Такова участь и Англии, которая держится только при помощи американских костылей. Стойкость иранского правительства имеет решающее значение для этих стран. Я признаю, что из-за советско-британского давления на Иран положение его становится деликатным, и что большую роль здесь должен сыграть фактор времени. Я убежден, что германское правительство незамедлительно окажет помощь Ирану»[367].

По мнению советского историка Б. П. Балаяна, гитлеровцы предполагали, что в случае активного сопротивления иранских войск режим Реза-шаха продержится до конца сентября 1941 г. К этому времени Гитлер рассчитывал прорваться в Иран через Кавказ, и 21 августа он отдал приказ командующему сухопутными силами генералу Браухичу быстрым продвижением на юг группы армий «Центр» повлиять на позицию Ирана в отношении Англии и России[368].

Действительно, Берлин пытался оказать Реза-шаху хотя бы моральную поддержку. В записке от 22 августа 1941 г. по вопросу о продолжении операций на советско-германском фронте Гитлер указывал: «Из соображений политического характера крайне необходимо как можно быстрее выйти в районы, откуда Россия получает нефть, не только для того, чтобы лишить ее нефти, а прежде всего для того, чтобы дать Ирану надежду на возможность получения в ближайшее время практической помощи от немцев в случае сопротивления угрозам со стороны русских и англичан. В свете вышеупомянутой задачи, которую нам предстоит выполнить на севере этого театра войны, а также в свете задачи, стоящей перед нами на юге, проблема Москвы по своему значению существенно отступает на задний план»[369].

В этот же день Риббентроп поручил Э. Эттелю персонально встретиться с Реза-шахом и передать послание фюрера, в котором, в частности, утверждалось: «Германские войска уже достигли пространств Украины. Правительство рейха заключает, что уже этой осенью будут захвачены другие южные области Советского Союза. Любые возможные попытки англичан открыть второй фронт против нас на Кавказе заранее обречены на провал благодаря превосходству наших войск»[370].

Однако в германской дипломатической миссии на ситуацию смотрели иначе. Э. Эттель более взвешенно оценивал ход событий, понимая, что Ирану надеяться на помощь Германии нереально. Во время одной из бесед он прямо заявил об этом иранскому премьер-министру: «Германские войска все еще далеко. Если бы Иран столкнулся лишь с одним из своих двух традиционных противников, то положение было бы намного легче. К сожалению, Советский Союз все еще существует. Иранское правительство с мрачным предчувствием смотрит на приближающийся тяжелый климатический сезон в СССР, который создаст большие препятствия на пути германских войск»[371].

С каждым днем среди немцев в Иране росли панические настроения. Э. Эттель пытался всеми способами восстановить порядок в немецкой колонии. Б. Шульце-Хольтус писал по этому поводу: «В эти дни Эттель объявил, что всякий немец, покинувший страну, будет рассматриваться как предатель. Это была политика престижа, рассчитанная на то, чтобы показать Персии силу германского спокойствия»[372].