И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века Страница 48

В своем месте и по каждому обстоятельству отдельно я указывал вам на то, кто были сообщники игуменьи. Вы уже знаете, что по сделке Сушкина, по двум векселям, отданным подрядчикам, по вымогательству сознания векселей — опекун Макаров есть прямой сообщник игуменьи. Без него игуменья не могла многого сделать, вот почему он и был выбран в опекуны. В прямую вину Макарову должен быть поставлен и вексель Яненко. Красных и Махалин виновны тем, что писали тексты на векселях Медынцевой, зная, что она по ним ничего не должна. Трахтенберг и Махалин виновны в прямом содействии игуменье в мошенническом получении денег из опекунского управления по расписке на брильянты, а последний и по счету портнихи Игнатовой.

Нас могут спросить теперь, как совместить этот ряд преступных деяний, совершенных игуменьей, с теми высокими нравственными чертами ее характера, которые старались выставить в течение всего судебного следствия? Вы слышали содержание ее формулярного списка; консистория в своем заключении вместо разбора обстоятельств дела указывает главных образок на те награды, которыми удостоена была игуменья Митрофания во время ее служебной деятельности. Этот формулярный список, действительно, составлен очень полно. В него внесены даже такие обстоятельства, которые ничего общего со служебной деятельностью не имеют: получение за выставку по отделу шелководства золотой медали и выбор игуменьи Митрофании почетным членом общества. В этом же списке перечислены и ее личные пожертвования. С формальной стороны ее аттестуют как особу с прекрасными нравственными качествами и «к послушанию способную». Путем свидетельских показаний желали указать вам на устройство ею монастыря, т. е. ее собственного дома, да притом еще и на монастырские деньги, на пожертвование всего ее состояния на дела благотворения. Какие же это пожертвования? Из формулярного списка мы знаем только о двух: игуменья пожертвовала что-то на переселение крестьян с монастырской земли и на развитие шелководства. Других нет, а список уже, конечно, по тону, в котором он написан, не преминул бы упомянуть о том. Если состояние все отдано бедным, зачем же игуменья составляла свое духовное завещание, и оно касается не маленького капитала? Откуда же это состояние взялось? Может быть, укажут на отчет Петербургской общины? Но вы уже знаете, как сдавалась община и что значит указание игуменьи на ее пожертвование. Неужели игуменью не поблагодарили бы, если бы пожертвование в 12 тысяч было бы ею сделано?

Нет, господа присяжные заседатели, этот прием употреблен только для того, чтобы возбудить в вас сострадание к подсудимой. Но он вынуждает нас остановиться на чертах характера игуменьи для того, чтобы доказать вам, что игуменья представляется таким лицом, которое могло совершить те преступления, о которых идет речь. Я не приведу ни одной черты, не сделаю ни одного вывода, который не был бы основан на факте, вполне доказанном.

Первая черта ее характера рисуется ее письмами и документами, ею самой составленными. Все они переполнены указаниями на ее высокое положение, на ее громадные связи; на каждом шагу говорится о ее высоких нравственных качествах, о тех христианских свойствах ее души, которые побуждают ее творить добро. Самовосхваление, самообожание доведено в них до крайних пределов. Самообожание это доводит игуменью до того, что она считает себя вне закона, вне всякой ответственности и высокомерно заявляет о том суду. Как подчиняется закону, правилам церкви и своему начальству это лицо, способное к послушанию? Закон воспрещает монахиням производить какую бы то ни было торговлю, кроме рукоделия, а она торгует векселями, лесом, сукном, мясом, оружием — одним словом, сознательно не подчиняется закону. Консистория вручает ей денежные книги — она их переправляя, подчищает и вносит в них ложные сведения. Перед своим непосредственным начальством она систематически лжет и ставит свое начальство в самое неловкое положение. Закон и церковь обязывают ее печься о нравственном состоянии своих сестер, быть примером монахиням, ей подчиненным, а она приучает своих послушниц к вексельным оборотам, учит их выставлять на подложных документах их бланки, приводит своих монахинь на суд и учит их лжесвидетельству, учит пренебрегать присягою, установленною законом и произносимою перед Св. Крестом и Евангелием. Вот как эта женщина способна к послушанию!..

Игуменья Митрофания — женщина, посвятившая себя служению Богу и церкви. Как же обращается она с предметами священными в своих письмах? Вот чему она поучает: св. Анастасия и Ангел-Хранитель, говорит она, научат ее подать в консисторию рапорт задним числом. Бог невидимо помогает им добывать ложные свидетельства; вы слышали, какой материал был употреблен для написания с Сущевской части подложного духовного завещания. И это монахиня! Что делает игуменья Митрофания как частный человек? Она кичится на суде тем, что пишет анонимные письма с целью унизить одного человека в глазах другого — таково ее показание по делу Лебедева. Она держит около себя женщину, погибшую от злоупотребления спиртными напитками, и из корыстных целей восстановляет около этой женщины ту обстановку, среди которой она погибла, поощряет эту обстановку и покровительствует дурным склонностям Медынцевой. Рядом с этим она клевещет, кидает грязью в мужа этой женщины, который всеми законными мерами желает спасти от окончательной гибели свою жену и свое семейное достояние. Она не пускает сына к матери до тех пор, пока не вымогает от него денежных документов. Она, игуменья православного монастыря, покровительствует в лице главного коновода гнусной ереси Солодовникова самую ересь; она желает противодействовать всем мерам правосудия, направленным против Солодовникова, и рядом с этим, пользуясь испугом Солодовникова, обирает его и содействует к получению Серебряным документов. Вы знаете, что векселя переданы Серебряному при содействии игуменьи. Кто из них получил деньги, привезенные Махалиным, это осталось тайной игуменьи и Серебряного. Дополнительную же за размен бумаг сумму получила игуменья. В бумагах, ею написанных, в показаниях, данных на суде, нет пощады никому, кто осмелился стать преградой на ее преступном пути. Она клевещет, старается заклеймить каждого позором и. возвеличить только себя. Простаков обокрал своего хозяина; Медынцев истязал и спаивал свою жену, члены Петербургской общины — люди корыстолюбивые. В ее рапорте митрополиту нет пощады тому лицу, которого уважает вся Москва, которое занимает один из высоких постов, нашему генерал-губернатору. Все чины полиции и лица купечества, производившие дознание,— люди нечестные; судебные следователи и прокурорский надзор ее истязают, вымогают показания, а судебная палата тому покровительствует, эксперты подкуплены и даже здесь весь суд над ней глумится. Какая постоянная заведомая ложь! Какое стремление оклеветать всех, кто не за нее! Трогательным тоном хотела заявить игуменья Митрофания на суде о ее презрении к высшим слоям нашего общества. Русское дворянство, говорила она, только обещает помощь бедным, но ничего никогда не дает. Она, по ее словам, предпочитает хижину «мужичка» и дом купца. Там, в этих хижинах, любила она пить чай с огородниками. Какая клевета на высшее в государстве сословие. Всякое сословие, гг. присяжные заседатели, почтенно, достойно уважения. Это сознает и чувствует каждый. Но сколько неправды, лицемерия в заявлении игуменьи? Посмотрите, как любит она мужичков и купцов, что она для них делает. Кичась и хвастаясь своими связями именно в высших слоях общества, она первым своим долгом при вступлении в сан игуменьи считает переселить, перенести столь любимые ею хижины мужичков с монастырской земли на другую. Среди вас, гг. присяжные заседатели, есть крестьяне; они знают, что такое для крестьянина переселение; они знают, что такое переселение крестьянина ничем вознаградить нельзя. Игуменья любит мужичков, с чувством: говорит она о том поте и крови, которые проливали они на постройках общины и тем добывали себе насущный кусок хлеба. Что же делают они теперь? Теряют свое время, теряют свой труд, проливают свой пот в коридорах суда, отыскивая путем суда заработанный ими насущный кусок хлеба. Они не получили расчета от игуменьи, она снабдила их заведомо подложными документами. Что сделала она для купцов; чем отблагодарила она их — своих благодетелей? Едва прикоснется рука игуменьи Митрофании к делам этих купцов, и торговля их, кредит, благосостояние — все подорвано: у Богданова опись и продажа имущества: его спасла снисходительность присяжного поверенного Соловьева. Ермолов — банкрот; Медынцева — обобрана; Солодовниковы — борются против подложных документов; Лебедев — подвергается той же участи и должен слушать клевету, расточаемую ему щедрою рукою; Махалин, Красных — на скамье обвиняемых.