Юрий Пуздрач - История российского конституционализма IX–XX веков Страница 5

В 1305 г. в Нижнем Новгороде произошло событие, немыслимое с точки зрения старины. После того как в Костроме и Нижнем Новгороде народ, собравшийся на вече, по традициям вечевой старины судил бояр за произвол и побил их, нижегородский князь вернулся с татарами и перебил «вечников». Таким образом, с татарами приходит новое понятие о власти, которая господствует без всякого соглашения с народом.[52]

Везде, кроме Новгорода и Пскова, умолк вечевой колокол – символ высшего народного законодательства, часто мятежный, но «любимый потомству славянороссов».[53] Слово «вече» потеряло прежде священное значение – собрание свободной земли; оно стало синонимом заговора, бунта, а слово «вечник» значило теперь то же, что и бунтовщик. Законного способа сопротивляться деятельности князя и боярства не стало. Позже даже Великий Новгород был вынужден поддаться силе[54] – историческая потребность в вечевом укладе, способном хоть в какой-то степени обуздать носителей власти, исчезла. Так рождалось единодержавие.

Наконец, с ликвидацией вечевого порядка ушло и чувство индивидуальной значимости, осознание человеком личного достоинства и свободы. Раболепство перед высшими, унижение низших стали нормой жизни общества и, к сожалению, качествами русского человека. Н. М. Карамзин писал, что одним из следствий татаро-монгольского ига явилось нравственное уничтожение людей: «Забыв гордость народную, мы научились низким хитростям рабства, заменяющим силу в слабых; обманывая татар, более обманывали друг друга; откупались деньгами от насилия варваров, стали корыстолюбивее и бесчувственнее к обидам, к стыду, подверженные наглостям иноплеменных тиранов».[55]

Надо сказать, что такая характеристика стала уместной даже для свободных и некогда независимых людей. В борьбе с татарами выживали не те, кто открыто, с оружием в руках выступал против захватчиков, а позже против сборщиков дани, а те, кто хитрил, приспосабливался, проявлял безжалостность и беспринципность к собственному народу.

Сразу после завоевания Руси монголы фактически устранили традиционные формы управления территорией. На юго-западной Руси (Украине) монголы полностью убрали княжескую администрацию, заменив ее своим прямым управлением.[56] В Восточной Руси, а также в Галицкой, Волынской, Смоленской и Чернигово-Северской землях, монголы установили собственное правление наряду с княжеской администрацией. Даже в тех русских землях где князья остались у власти в качестве вассалов хана, монголы оставляли за собой право лично контролировать определенные местности и группы населения.

При этом административные возможности князей-вассалов были ограничены, так как ханы назначали собственных чиновников, которые, предварительно проведя перепись населения, самостоятельно осуществляли вербовку воинов и сбор налогов.[57] То, что монголы практически изменили бытовавшие ранее на Руси основные принципы управления, косвенно подтверждает и тот факт, что иго «тяготело особенно только в продолжение первых 25 лет… уже в 1266 г. летописец извещает о его ослаблении… уже в конце XIII в исчезают баскаки и князья сами распоряжаются относительно выхода» (дани).[58]

Таким образом, сначала ослабив иго, а затем и передоверив князьям сбор дани и уйдя из Руси, монголы были уверены, что введенные ими порядки изменили организацию власти и управления настолько, что возврата к старому нет и их владычеству ничто не угрожает. Завоеватели рассматривали русскую землю как свою собственность, свой улус.[59] Иными словами, русские князья восприняли монгольские методы управления и законодательство[60]как наиболее соответствующие их настоящим и будущим интересам.

Постепенно число экономически независимых и свободных людей сокращалось, для тех же, кто считался вольным, ограничивалась свобода передвижения.[61] Даже бояре не обладали больше былой независимостью от князя, который всегда имел возможность лишить любого из них вотчины, свободы и даже жизни.[62]Поземельное владение находилось в области княжения и зависело только от князя; лишь он определял, кому дать землю во владение и пользование, предоставить льготы, какие и на кого возложить дани и поборы. Поскольку бояре и слуги, как правило, были землевладельцами и увеличение числа собственных владений, получение льгот и выгод для своего хозяйства и торговой деятельности находились в полной зависимости от оценки качества их службы, усердия, личной лояльности и преданности.

На тех землях, которые не составляли вотчин и не были розданы во владение, князь держал черных, или тяглых,[63] волостных людей – потомков тех, кто составлял раньше свободные сельские общины.

Именно тяглые несли основные тяготы уплаты дани, кроме которой имели еще массу обязательных работ, повинностей и поборов.

Несколько иное положение было у другой части крестьян – так называемых сирот, которые могли в определенное время уходить от одного владельца к другому. Сирота был, конечно, свободнее тяглого человека, но лучшим доказательством печального состояния сирот служит то, что они повсеместно закладывались в неволю, шли в законное рабство и свободой своей не дорожили. Впрочем, лучше им жилось, когда они селились не на тяглых землях, а на княжеских – в селах, не входивших в разряд тяглых волостей.

Кроме того, князья, особенно московские, расширяли свое княжество путем приобретения вотчин других собственников. Такие имения, в отличие от тяглых, именуемых волостями, назывались селами и слободами; именно они послужили началом появления имений, впоследствии называвшихся подклетными, дворцовыми, а в более позднее время – удельными. Приобретая имения, князья созывали на эти земли сирот, предоставляя им довольно существенные временные льготы, отчего население этих княжеских поселений жило несколько лучше, отличаясь от других не крестьянским бытом, а количеством поборов и более умеренными формами управления.

Городское же население в своих правах не поднималось выше крестьян, так как городов как объединений иных, нежели крестьянское, сословий, обладавших особыми правами, в татарской Руси не существовало.[64] Посады причислялись к тяглым волостям, а человек, занятый ремеслом или торговлей, отличался от крестьянина только тем, что тягло его измерялось не землей, а промыслом.

Итак, говоря о каком-либо влиянии на устройство российского государства, следует иметь в виду, по крайней мере, три важнейших фактора.

Во-первых, Русь – изначально многонациональное государство, объединяющее разнообразные славянские племена, а затем множество племен и народов, которые были либо колонизированы, либо по доброй воле вошли в состав России. Отсюда достаточно естественно происходило слияние культур, традиций и обычаев. Поэтому, если рассуждать о неких чертах русской цивилизации, надо представлять ее как лоскутное одеяло, составленное из немыслимого набора своеобразных оттенков культур различных народов[65], каждый из которых, «по словам нашего старого летописца, отличался „своим нравом и обычаем“».[66]

В рамках этого фактора можно выделить изначально федералистский характер союза славянских племен. Развитие российской государственности шло по пути образования политических сообществ, которые, сохраняя свою самобытность, не теряли между собой связи и единства, выраженного их совокупностью.[67]

Вечевой – относительно демократический образ организации власти. При этом самобытность и оригинальность этой славянской традиции[68] практически ни у кого не вызывает серьезных возражении.[69]

Республиканская форма правления развилась в таких русских городах, как Новгород и Псков. Несмотря на их тесные связи с городами ганзейского союза, новгородский строй не имел подобия с устройством немецких городских общественных порядков.[70]Поскольку Новгород и Псков были более защищены лесами и болотами от татаро-монгольских захватчиков, то на примере их общественного устройства мы имеем представление о политическом строе Киевской, Галицкой, Суздальской и других славянских земель.[71]

Во-вторых, существенным является влияние христианства и византийской традиции государственной организации, которое выражается в следующем.

Церковь, пришедшая из Византии, привнесла с собой основы государства и греческие понятия о законе божественном и светском. Вводя церковные законы, православие развивало в народе юридические понятия и распространяло воззрение о святости права.[72] Появление на Руси в XIII в. Кормчей книги способствовало зарождению идеи законодательного единства и общности права.[73] Кроме того, книга значительно расширила круг понятий и внесла в общественное сознание совершенно новые взгляды, приучила людей сопоставлять факты действительности, свои и чужие действия с юридическими понятиями.[74] Воспринимая Византию как пример государственности, церковь, с одной стороны, требовала покорности от народа, так как власть дана Богом,[75] а с другой – указывала князю на идеал главы государства как правителя, судьи, защитника и охранителя.[76]