Валерий Карышев - История русской мафии. 1995-2003 гг. Большая крыша Страница 5

С такими мрачными и ужасными мыслями я подъехал к следственному изолятору Матросская Тишина. Я уже представлял заранее, как громадный детина, коротко стриженный, со зловещим лицом, весь в татуировках, схватит меня, приставит заточку или нож к горлу и возьмет меня в заложники. Только эта картина и стояла перед моими глазами. Я даже остановился у какого-то киоска и купил баллончик со слезоточивым газом и положил его в карман. Конечно, я не в первый раз видел людей, обвиняемых в убийстве, даже в какой-то мере привык к ним и рассматривал их как обычных людей, поскольку адвокат не дает моральной оценки своего клиента. Он видит человека как объект юридического дела, в котором ему нужно решить определенную юридическую задачу. А здесь меня охватили совершенно противоположные чувства. Я видел определенную угрозу, которая может быть направлена против меня. С таким чувством страха я вошел в здание следственного изолятора № 1, известного как изолятор Матросская Тишина.

Я поднялся на второй этаж, предъявил свое удостоверение и взял для заполнения карточку вызова клиента. В тот день я решил вызвать двух клиентов, причем двух новых. Первый был Рафик А., который также принадлежал к какой-то бандитской группировке и обвинялся в убийстве другого бандита в кафе. Я заполнил карточку на Рафика А. и на Александра Солоника и протянул эти карточки женщине, сидящей в картотеке. Она молча взяла мои карточки, достала из картотеки листок и стала сверять все данные в моей карточке с данными, записанными в картотеке. Когда она все это сделала, она взяла красный карандаш и ткнула им в листок вызова, где был записан Александр Солоник. Я прекрасно знал, что значит перечеркивание красным карандашом – что человек является особо опасным и склонен к побегу. Кроме того, она взяла ручку и написала: «Обязательно наручники!»

Чувство страха у меня еще больше усилилось.

– Поднимайтесь на 4-й этаж в 70-й кабинет, – сказала работница изолятора.

Я поднялся на четвертый этаж в указанный мне кабинет и стал ждать своего клиента.

Неожиданно дверь следственного кабинета открылась и вошел конвоир, держащий в руках листок. Я узнал свой почерк. Обратившись ко мне, он спросил:

– Солоника на допрос вы вызывали?

Я поправил конвоира:

– Не на допрос, а на беседу. Я адвокат. (Допросы проводят следователи, адвокаты – беседы.)

– Ну да, на беседу, – поправился конвоир, взглянув еще раз на листок.

– Я.

Дверь открылась, и в кабинет вошел человек в спортивном костюме и в наручниках.

Конвоиры дали возможность Солонику сесть на стул и тут же ловким движением пристегнули наручник к металлической ножке стула. Я пробовал протестовать, сказал:

– Снимите хотя бы наручники!

Конвоиры ответили:

– Не положено! – и вышли из кабинета.

Я взглянул на своего нового клиента. Александру Солонику было тридцать два – тридцать три года, невысокого роста – не больше 165 сантиметров, крепкого телосложения, с русыми волосами и голубыми глазами. Он смотрел на меня и улыбался. Молчание продолжалось несколько минут. Я немножко успокоился: хоть не громила, не зверское лицо, улыбается – уже хорошо! Я вытащил из кармана взятый накануне у Наташи брелок в качестве условного знака и пароля и положил его на стол. Хотел было сказать, что я от Наташи, но он, опередив меня, кивнул головой и сказал:

– Я ждал вас завтра. – И тут же, взяв свободной рукой брелок, улыбнулся и спросил: – Ну, как она там? Небось гоняет на машине с большой скоростью?

Для меня было странным, почему он знал, что я приду завтра, почему сразу узнал, что я являюсь его адвокатом.

Он продолжал улыбаться, осматривал кабинет, где мы должны были с ним беседовать. Я представился, назвал свою фамилию и имя, сказал, что я адвокат. Он выслушал это улыбаясь и неожиданно спросил:

– Как там, на воле-то? Как погода?

И тут я увидел, как он, оглянувшись, как бы осматривая кабинет, вытащил из кармана спортивных брюк шпильку и ловким движением расстегнул свой наручник. Я оторопел. Он встал, разминая ноги, и направился в мою сторону, к окну. Мне показалось, что сейчас он сделает резкое движение, схватит меня за горло и возьмет в заложники. У меня даже руки онемели. Я положил левую руку в карман пиджака, где у меня лежал баллончик с газом. Но Александр дошел до окна, посмотрел на улицу, в тюремный двор, взглянул наверх, увидел, что стоит ясная погода, прошелся немного по кабинету и вновь сел за стол.

Я продолжал молчать. Александр спросил:

– Вы в курсе, что вам необходимо ходить ко мне каждый день?

– Да, – ответил я, – меня об этом предупреждали. Но, честно говоря, я не вижу такой необходимости.

– Необходимость есть, – сказал Александр. – Дело в том, что моей жизни угрожает опасность и я вынужден был разработать систему собственной безопасности. Так вот, ваши ежедневные визиты ко мне являются элементом этой безопасности. По крайней мере, будете знать, жив ли я, здоров, не случилось ли со мной чего.

Нельзя было сказать, что Александр преувеличивал. Опасность для его жизни была вполне реальной – это безусловно. Я понимал, что частые посещения адвоката могут повлиять на тех, кто задумал в отношении него какую-либо провокацию.

– К тому же, – сказал Солоник, – тут рядом сидит Сергей Мавроди, так к нему адвокат каждый день ходит и сидит с ним с утра до вечера.

Предугадывая дальнейшие слова, я сразу сказал, что у меня нет возможности сидеть в кабинете с ним целый день, так как у меня есть и другие клиенты. Тогда Александр сказал:

– Давайте вы от них освободитесь. Вам будут больше платить.

Я сказал, что не могу, дело не в деньгах. Я не могу бросить людей – ведь решается их судьба.

– Это верно, – сказал Александр. – Хорошо, пусть вы пока будете ко мне ходить каждый день на какой-то промежуток времени. И еще. Если вы увидите Наташу, передайте ей, пожалуйста, что я написал заявление о предоставлении мне в камеру телевизора. Путь она купит нормальный, японский телевизор с небольшим экраном и обязательно с пультом. Остальное я ей все написал.

У меня сразу мелькнула мысль: «Значит, он имеет с ней какую-то связь!»

Я спросил у него:

– А кто с тобой в камере сидит?

– Я сижу в одиночной камере. Вообще-то она рассчитана на четверых, там четыре шконки, но сижу я один. Одному сидеть неплохо, – добавил он, улыбаясь, – поэтому я составил список, что мне нужно принести: кофеварку, телевизор, холодильник. Пусть все приготовит и через прием передач все передаст.

Я спросил:

– Может быть, принести что-нибудь из еды?

– Нет, ничего не нужно. Я здесь нормально питаюсь.

– В каком смысле нормально? Тюремной пищей, что ли?

– Нет. Тюремной пищи я не трогаю вообще. Мне пищу доставляют другим путем, достаточно хорошую, с этим проблем нет, только холодильник нужен.

– Не волнуйся, я все передам, – сказал я.

– Тогда, пожалуй, все. До завтра.

– До завтра. Завтра мы опять с тобой встретимся.

– В какое примерно время вас ждать?

– Здесь очень трудно проходить. Я должен разработать определенную систему, поскольку большая очередь из адвокатов и следователей.

На этом мы расстались. Я вызвал конвоиров, расписался в листке, и Александра увели.

Через несколько минут я покинул следственный изолятор Матросская Тишина. Выйдя за порог, я с облегчением вздохнул. Главная опасность, или страх неизвестности, миновала. Конечно, по-прежнему определенная опасность существует, и я это понимал.

Я прошел несколько шагов до своей машины, сел, завел мотор и отъехал. Я повернул было в переулок, но тут меня догнал темно-зеленый джип «Чероки». Окошко открылось, и я увидел сидевшую за рулем Наташу. Она делала мне знаки, чтобы я остановился.

Я остановил машину. Наташа также заглушила мотор, вышла и обратилась ко мне:

– Ну как, вы его видели?

– Конечно, видел. Все нормально, – постарался приободрить ее я. Коротко рассказал ей о своих впечатлениях.

– Как он вам?

– Да все нормально. Он просил передать вам про телевизор…

– Я знаю, знаю. Он список прислал.

У меня опять возник вопрос: «Откуда между ними существует связь?»

– Когда вы собираетесь к нему снова? – спросила Наташа.

– Завтра.

– В какое время?

– Я еще не знаю. Это очень трудно рассчитать. Ведь у нас в каждом изоляторе открывается доступ для следователей и адвокатов в девять утра. Но на самом деле люди приезжают в шесть-семь часов утра, заранее записываясь в очередь, поскольку в каждом изоляторе ограниченное количество кабинетов, а желающих гораздо больше. Поэтому и получается – кто раньше приехал, у того и больше гарантий на посещение. Мне нужно разработать какую-то систему, чтобы попадать к нему каждый день как можно раньше – в первой или во второй группе, чтобы меньше тратить времени, потому что можно простоять в этой очереди полдня.

Вскоре система прохода в следственный изолятор в первой группе была мной разработана. Я не могу раскрывать свои тайны, как я делал это, но практически каждый день я приходил к Александру. В девять утра я уже был в кабинете и вызывал Солоника для очередной беседы. После первой встречи последовала вторая, третья, четвертая… Посещал я его практически каждый день, кроме выходных.