Конфуций - Вечная мудрость Страница 15

3

Цисцы послали лускому князю певиц. Цзи Хуань-цзы (временщик) принял их. В течение трех дней не было представлений ко двору. Конфуций удалился.

В 14 г. правления Дин-гуна Конфуций, говорят, был министром уголовных дел (Президентом уголовной палаты) и в течение трех месяцев привел все в такой порядок и благоустройство, что циский князь, опасаясь, что дальнейшая деятельность Конфуция доставит лускому князю первое между удельными князьями место, решился при помощи циских певиц отвлечь князя от правительственной деятельности и выжить Конфуция – что, как мы видим, ему вполне удалось.

4

Чуский сумасшедший Цзе-юй, проходя мимо Конфуция с песнями, сказал: «О феникс, феникс! Как упали твои добродетели! Прошедшего невозможно остановить увенчаниями, а будущее еще поправимо. Оставь, оставь службу! В настоящее время участие в правлении опасно». Конфуций вышел из телеги и хотел поговорить с ним, но тот убежал, и им не удалось поговорить.

Цзи-юй, говорят, был отшельник, притворившийся сумасшедшим. Он встретил Конфуция на пути его в Чу. Сравнивая Конфуция с фениксом, который будто бы появляется в эпоху мира и благоденствия, он как бы издевается над ним за несвоевременное появление и советует ему исправить свою ошибку – удалиться от мира и отказаться от опасной погони за служебной карьерой.

5

Сопровождая Конфуция на пути из Чу в Цай, Цзы-лу отстал и, встретившись со старцем, несшим на палке за плечами навозную корзину, обратился к нему со следующим вопросом: «Не видели ли вы моего Учителя?» Старец сказал: «Ты не трудишься, не в состоянии различить сортов хлеба. Почем я знаю, кто твой учитель?» С этими словами он воткнул палку в землю и стал полоть, Цзы-лу стоял, сложив почтительно руки. Тронутый его почтительностью, старик оставил Цзы-лу ночевать, зарезал курицу, приготовил просо, накормил его и представил своих двух сыновей. На другой день Цзы-лу отправился в путь и сообщил о случившемся Конфуцию. Философ сказал: «Это отшельник» – и послал Цзы-лу опять повидаться с ним. Но когда Цзы-лу пришел к прежнему месту, то увидел, что старец уже ушел. Цзы-лу сказал: «Не служить – значит отрицать долг. Если нельзя упразднить нравственную связь между старшими и младшими, то как же можно упразднить долг между государем и подданным? Желая держать себя чистыми (т. е. укрыться от житейской грязи и смуты), мы нарушаем великие социальные законы. Службою благородный муж исполняет свой долг по отношению к государю. Что Учение не распространяется, это мы знаем».

Старец, или почтенный человек, о котором идет речь, также принадлежал, говорят, к категории отшельников, которые в то смутное и бесправное время, не видя возможности принести пользу своей родине и, быть может, из желания спасти свою жизнь, удалялись от мира и вели уединенную жизнь, заботясь о своем нравственном преуспеянии. Им не нравилась суетливая и, по их мнению, бесполезная деятельность Конфуция и его учеников, направленная к осуществлению на практике в государственном управлении своих идеалов. Потому-то все они и относились к Конфуцию и его последователям с явным пренебрежением. Последние также платили им той же монетой, считая их нарушителями одного из пяти основных принципов социальных отношений, который, по их мнению, они приносят в жертву своему эгоизму. Эти пять принципов суть: любовь в отношениях между родителями и детьми, долг в отношениях между государем и подданным, различение между супругами, порядок между старшими и младшими и искренность (доверие) между друзьями.

6

Главный капельмейстер Чжи отправился в Ци; Гань, распорядитель музыки при завтраке, отправился в Чу; Ляо, распорядитель музыки при обеде, ушел в Цай, и Цюэ, распорядитель музыки при ужине, отправился в Цинь; барабанщик Фан-Шу удалился в Хэ-нэй, к северу от Желтой реки; тамбурист У удалился в Хань-чжун, а младший капельмейстер Ян с [игравшим на каменном гонге] Сянем удалились на взморье.

Известно, что музыка составляла одну из прерогатив владетельных князей. Между тем после преобразования музыки Конфуцием в царстве Лу три знатные фамилии предвосхитили это право; тогда музыканты, не желая служить узурпаторам, разбрелись по разным частям тогдашнего Китая.

Глава XIX. Цзы-чжан

1

Цзы-чжан сказал: «Если ученый при виде опасности жертвует жизнию, при виде корысти думает о справедливости, при жертвоприношении думает о благоговении и при похоронах – как бы проявить свою скорбь, – то этого довольно».

2

Цзы-ся сказал: «О том, кто ежедневно узнаёт, чего он не знал, и ежеминутно вспоминает то, чему научился, можно сказать, что любит учиться».

3

Цзы-ся сказал: «В многоучении и непреклонной воле, неотступном вопрошании и тщательном размышлении есть также и гуманность».

Так как эти четыре качества являются необходимыми агентами в выборе, усвоении и осуществлении добра, то само собой разумеется, что и гуманность как Summa summarum всякого добра заключается в них.

4

Цзы-ся сказал: «Ремесленники, чтобы изучить в совершенстве свое дело, помещаются в казенных мастерских; благородный муж учится, чтобы достигнуть высшего понимания своих принципов».

Если ремесленники, говорят толкователи, помещались бы в других местах, то могли бы обратиться к другим занятиям, обращали бы внимание на другие дела и, конечно, не могли бы достигнуть совершенства в своем ремесле. Если такое исключительное сосредоточение внимания на своем ремесле необходимо для простого ремесленника, то тем более необходимо ученому для достижения наивысшего знания сосредоточить все свое внимание на Учении.

5

Цзы-ю сказал: «Ученики Цзы-ся в подметании пола, в ответах и движениях (манерах) годятся, но ведь это – последнее дело! Что же касается существенного, то этого у них нет (т. е. познаний нравственно-философских). Как же тут быть?» Услыхав это, Цзы-ся сказал: «Эх, Янь-ю ошибается! Разве благородный муж в системе обучения признает что-либо за главное и потому преподает его, равно как не признает чего-либо за второстепенное и потому ленится преподавать его? Подобно растениям он только сортирует своих учеников по степени их развития. В преподавании благородный муж разве может прибегать к обману? Ведь только для святого мужа возможно достижение полного высшего Знания».

Отчаянный лаконизм этого параграфа делает правильный и удобопонятный перевод его без помощи толкований и внимания к каждой букве его совершенно невозможным. На саркастическое замечание Цзы-ю, что знание учеников Цзя-ся ограничивается только подметанием пола, умением отвечать и знанием, как подходить и как отступать, – последний совершенно основательно замечает, что благородный муж в обучении людей не обращает внимания на то, что главное и что второстепенное, а сообразуется со степенью развития своих учеников, подобно тому, как в уходе за растениями сообразуются со степенью их роста и различием пород; что насильственное преподавание высших истин всем, не соразмеряясь со степенью их подготовленности к восприятию их, было бы обманом. Подметание же пола, умение отвечать и обращаться служат средством для обуздания природы, воспитания добра, ограждения от соблазна и укрепления природной чистоты. Ведь только один мудрец, обладающий врожденным знанием, может достигнуть высшего знания без постепенного накопления его.

6

Мэн-ши сделал Ян-фу уголовным чиновником, и тот обратился за советом к Цзэн-цзы, который сказал ему следующее: «Правительство утратило истинный путь, народ давно отшатнулся от него. Если ты констатируешь факт преступления, то пожалей преступника, а не восхищайся своим умом».

Ян-фу был учеником Цзэн-цзы. В толкованиях китайских ученых для нас весьма интересен взгляд их на причины, вызывающие преступления. Когда правительство, говорят ученые, перестает заботиться о пропитании и просвещении народа, то народ отшатывается от него, между ним и правительством теряется связь. При таких условиях преступления совершаются, если не по нужде, то по невежеству. Поэтому к преступникам следует относиться с сожалением, а не с жестокостью. Как, однако, китайская криминальная практика далеко расходится с этими гуманными теоретическими началами! К каким бесчеловечным пыткам и истязаниям прибегают представители китайского правосудия для того, чтобы вынудить у человека признание иногда даже в небывалом преступлении!

7

Шу-сунь У-шу обратившись к вельможам при дворе, сказал: «Цзы-гун даровитее и умнее Чжун-ни». Цзы-фу Цзинь-бо на это сказал: «Возьмем для примера дворцовую стену; моя стена доходит до плеч, и через нее можно видеть, что есть хорошего в комнатах (т. е. стена низкая и комнаты плохие); стена же Философа – в несколько саженей, и если не отыскать надлежащих ворот и не войти в них, то не увидишь красот храмов предков и богатства чинов империи; но отыскавших эти ворота, кажется, немного. Не таково ли должно бы быть и замечание твоего начальника?»