Зигмунд Фрейд - Оговорки Страница 2

Глубоко укоренившаяся вера в психическую свободу и выбор совершенно ненаучна и должна уступить место утверждениям детерминизма, который управляет психической жизнью.

Голос интеллекта тих, но он не устает повторять – и слушатели находятся.

Вообще-то человек должен иметь время для размышлений о жизни.

Так как человек не располагает неистощимым запасом психической энергии, он должен разрешать свои задачи при помощи целесообразного распределения либидо.

Не реальное действие, а образ чувствований решает для нас вопрос, можем ли мы в ком-нибудь обнаружить гомосексуальность.

Люди сильны, пока защищают великую идею; они становятся бессильными, когда идут против нее.

Простой человек знает только одну истину, в простейшем смысле слова. Что такое более высокая или высшая истина, он не может себе представить. Истина кажется ему так же мало способной к градации, как и смерть, и он не может совершить скачок от прекрасного к истинному.

Гомосексуальность, несомненно, не преимущество, но в ней нет и ничего постыдного, это не порок и не унижение; нельзя считать ее и болезнью; мы считаем ее разновидностью сексуальной функции, вызванной известной приостановкой сексуального развития. Многие лица древних и новых времен, достойные высокого уважения, были гомосексуалами, среди них – ряд величайших людей. Преследование гомосексуальности как преступления – большая несправедливость и к тому же жестокость.

Человеку свойственно считать неправильным то, что ему не нравится, и тогда легко находятся аргументы для возражений.

То, что другим представляется как беспорядок, для меня – исторически сложившийся порядок.

Господь Бог выполнил несоразмерную работу и сделал ее небрежно, поскольку подавляющее большинство человеческих существ получило лишь его скромную часть, едва достаточную для того, чтобы стоило об этом говорить.

Депрессия – это замороженный страх.

В душе человека существует что-то, о чем он знает, не зная, что он о нем знает.

С уверенностью я знаю только то, что ценностные суждения неизбежно направляются желаниями людей, их стремлением к счастью, попытками подкрепить свои иллюзии аргументами.

Для каждого из нас мир исчезает с его собственной смертью.

Душевные перемены не происходят слишком быстро, разве что в революциях (психозах).

Детство, лишенное чувства стыда, кажется нам впоследствии своего рода раем, а ведь этот самый рай не что иное, как массовая фантазия о детстве человека.

Единственная цель жизни – это сам процесс существования, то есть вечная борьба за выживание.

Почти каждая продолжительная интимная эмоциональная связь между двумя людьми, как то: брачные отношения, дружба, отношения между родителями и детьми – содержит осадок отвергающих враждебных чувств, которые не доходят до сознания лишь вследствие вытеснения.

Его величество дитя должен исполнить неисполненные желания родителей, стать вместо отца великим человеком, героем, дочь должна получить в мужья принца в качестве позднего вознаграждения матери.

Единственный человек, с которым вы должны сравнивать себя, – это вы в прошлом. И единственный человек, лучше которого вы должны быть, – это вы сейчас.

Если бы младенец мог объясняться, он, наверное, объявил бы акт сосания материнской груди самым важным в жизни. Сосание материнской груди становится исходным пунктом всей сексуальной жизни, недостижимым прообразом всякого сексуального удовлетворения в будущем, к которому в тяжелые времена часто возвращается фантазия.

Когда кто-нибудь из моих домашних жалуется, что прикусил себе язык, прищемил палец и т. д., то вместо того, чтобы проявить ожидаемое участие, я спрашиваю: зачем ты это сделал?

Если мы признаем как не допускающий исключений факт, что все живое умирает, возвращается в неорганическое, по причинам внутренним, то мы можем лишь сказать, что цель всякой жизни есть смерть, и, заходя еще дальше, что неживое существовало прежде живого… Наши инстинкты, эти сторожа жизни, первоначально были спутниками смерти.

Желаемое – это надежная и во всех значимых отношениях законченная картина забытых лет жизни пациента. Наша фантазия всегда работает по старым образцам.

Если ты простил человеку все, значит, с ним покончено.

Если хотите суметь вынести жизнь, готовьтесь к смерти.

Каждый раз, когда мы совершаем обмолвку или описку, мы имеем право заключить о наличии помехи в виде душевных процессов, лежащих вне нашего намерения.

Если один ничего не мог бы найти в другом, что следовало бы исправить, то вдвоем им было бы ужасно скучно.

Жестоко попираемое реальностью бессмертие «я» сохраняется, найдя свое прибежище в собственном ребенке.

Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира.

Я способен перенести много забот, выдержать все трудности, если не буду одинок.

Если человек начинает интересоваться смыслом жизни или ее ценностью, это значит, что он болен.

Любовь сама по себе, с ее тоской и страданиями, ухудшает самочувствие, но быть любимым, находить взаимность в любви, обладать любимым объектом – все это, в свою очередь, улучшает самочувствие.

Желание, исполнение которого представляет собой сон, проистекает из детской жизни, а потому человек, к своему удивлению, обнаруживает в сновидении ребенка, продолжающего жить своими импульсами.

Культурный человек возможность счастья променял на гарантированную безопасность.

В бессознательном каждый убежден в своем бессмертии.

Это ошибочное действие – вынуть ключ вместо того, чтобы позвонить, – означало известную похвалу тому дому, где это случилось. Оно было равносильно мысли «здесь я чувствую себя как дома», ибо происходило лишь там, где я полюбил больного.

Люди обладают двумя распространенными свойствами, ответственными за то, что институты культуры могут поддерживаться лишь известной мерой насилия, а именно люди, во-первых, не имеют спонтанной любви к труду, и, во-вторых, доводы разума бессильны против их страстей.

Выясняется, наконец, и тот примечательный факт, что, как правило, люди с большой наивностью переживают свое настоящее и не способны оценить его содержание; им сначала надо отойти на какое-то расстояние – иными словами, настоящее должно сделаться прошлым, если хочешь вывести из него отправные точки для определения будущего.

Жестокость и половое влечение связаны между собой самым тесным образом, но для объяснения этой связи не пошли дальше подчеркивания агрессивного момента либидо.

Жить для «эго» означает то же самое, что быть любимым супер-«эго», и смерть от самоубийства символизирует или отыгрывает своего рода отказ супер-«эго» от «эго». Эта ситуация напоминает разлуку ребенка с оберегающей матерью.

Зависть разрушительна.

Пока человеку приходится неплохо, совесть у него мягкая и спускает «я» довольно многое; когда же его постигло несчастье, человек углубляется в себя, признает свою греховность, усиливает требования совести, налагает на себя воздержание и наказывает покаянием. Так вели себя и продолжают вести целые народы.

Служение женщине, как и военная служба, требует, чтобы ничто, относящееся к ним, не было забываемо.

Задумайтесь над тревожным контрастом между сияющим умом здорового ребенка и слабоумием среднего уровня взрослого.

Никогда мы не оказываемся столь беззащитными перед лицом страдания, чем когда любим; никогда не бываем столь безнадежно несчастными, как при потере любимого существа или его любви.

Идеальная, вечная, очищенная от ненависти любовь существует только между зависимым и наркотиком.

Я часто обижался на то, что природа, видимо, была не очень благосклонна ко мне, наградив обликом гения. Часто она случайно и щедро раздаривает людям печать гения. С тех пор, давно, знаю, что я – не гений, и сам не понимаю, почему так хочется стать им.

К сожалению, я должен признаться, что принадлежу к числу тех недостойных, в чьем присутствии духи прекращают свою деятельность и сверхчувственное улетучивается, так что я никогда не имел случая пережить лично что-нибудь могущее дать мне повод к вере в чудеса.