Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал четвёртый Страница 2

Мы перезванивались, читая друг друга. Его замечания по поводу моих статей в «Литературке», как правило, были дельны и по существу. Я поздравил его с одной, на мой взгляд, блестящей статьёй в «Новом мире», которая заканчивалась феноменальным разбором послания Пушкина ребёнку, сыну князя Вяземского. Он был обрадован, сказав, что иные пушкинисты не приняли его анализа, считая, что и не анализ это вовсе, а голая эмоция. Я успокоил его, сославшись на высказывание Тынянова о том, что пушкинисты Пушкина давно уже не читают, они читают друг друга!

А в горбачёвское время Сима вдруг исчез. Потом выяснилось, что его старый товарищ по «Комсомольской правде» Александр Пумпянский, любивший и Соловейчика и работавшую в «Комсомолке» его жену Нину Алахвердову, возглавил журнал «Новое время», зачислил Симу в штат и отправил почти в кругосветное путешествие. Деньги у журнала тогда были немалые, тираж солидный, и многие стали покупать и даже выписывать «Новое время» не только из-за ярких перестроечных статей, но из-за очерков Соловейчика, которые более-менее регулярно печатались: «Я учусь в английской школе», «Я учусь в американской школе», в мексиканской, в австралийской, в японской, в кенийской – в каких только странах и на каких континентах ни побывал Симон Соловейчик, и сколько разных систем образования он ни описал!

В это время я уже стал заместителем редактора отдела литературы в «Литгазете». Партийность больше не имела ровно никакого значения, и я возглавил отдел русской критики, но впереди отдалённо замаячила возможность иметь собственное дело.

Против подобной перспективы я не устоял. Купил в Госкомпечати красивую лицензию, которая засвидетельствовала, что я становлюсь владельцем журнала «Юный словесник». Я мечтал об издании занимательного литературоведения. И вот – вроде близок к осуществлению своей мечты. Аббревиатура журнала «ЮС» обозначала ещё и букву древнерусского алфавита, точнее – две буквы, и я решил, что юс большой будет сопровождать материалы для старших школьников, а юс малый – для младших. Стал обзванивать знакомых, заказывать им материалы для журнала, все соглашались писать.

Но хорошо, что сгоряча я не ушёл из газеты. Потому что от лицензии на журнал до его выпуска нужно было, как выяснилось, пройти через многие препятствия, заплатив при этом немалые деньги. Хотя и тысяча, которую стоила лицензия, была тогда очень приличной суммой. Ткнувшись в одну юридическую контору, где мне предложили по всем правилам написать устав, в другую, бравшуюся составить бизнес-план, суммировав всё, что мне придётся заплатить одним только юристам, я понял, что у меня не хватит средств ни для оплаты типографских услуг, ни даже для того, чтобы купить бумагу хотя бы на пятитысячный тираж. Коммерсант из меня получался никудышный.

И тогда я задумался о спонсоре. В его поисках я дал интервью о придуманном мною издании нашему отделу информации и журналу «Детская литература». Обширная почта и многочисленные звонки показывали, что моя идея многим пришлась по вкусу. Если такой журнал будет выходить, – говорили или писали многие, – они с удовольствием его выпишут.

Спонсоры не отзывались. Зато отозвался Симон Соловейчик:

– Что это за журнал ты хочешь выпускать?

Я объяснил.

– Дело в том, – сказал мне Симон Львович, – что я начинаю издавать газету «Первое сентября» с множеством предметных приложений. Там будет и «Литература». Ты созвонись с заведующей всеми приложениями Татьяной Ивановной Матвеевой, и думаю, что она всё, что ты уже собрал для своего журнала, у тебя возьмёт.

– А как же мой «Юный словесник»? – спросил я.

– Ну, пусть пока он называется приложением «Литература», а дальше – видно будет!

Татьяна Ивановна приняла меня очень любезно, сказала, что может с сегодняшнего дня оформить на ставку консультанта приложения, но что главного, даже двух главных редакторов «Литературы» она уже взяла.

Я согласился. Тем более что время было смутное, и ставка консультанта была даже больше ставки заведующего отдела «Литературной газеты».

Но когда вышел первый, а потом второй пробный номер приложения, я обомлел. Никакой занимательности. Какой-то натужный юмор, типа: «Однажды Ивану Андреевичу Крылову выпал кусочек сыра». Мною принесённый материал затерялся в непонятно кому адресованному капустнике. Оба главных редактора – молодые ребята радовались: «Мы привезли пачку газет в Крупу, их мгновенно разобрали и так ржали, читая!» (Крупа – это областной пединститут имени Крупской. Теперь он университет.) Я отправился к Матвеевой. «Пока я – главный редактор всех приложений, – сказала мне она, – никакого литературоведения в «Литературе» не будет. Я этого не допущу». Очевидно, она предполагала и дальше издавать приложения в виде юмористических капустников.

Я решил уходить.

Но только я это про себя решил, как позвонила секретарь Соловейчика и позвала меня к нему.

– Мне нужен главный редактор «Литературы», – озабоченно сказал Сима.

– У тебя же есть целых два!

– Почитай, – и он протянул мне «Учительскую газету».

Большой коллектив редакторов приложений во главе с Татьяной Ивановной Матвеевой обвинял Симона Львовича Соловейчика в некомпетентности и в неумении уживаться с людьми.

– Мы с тобой часто совпадали, – вспомнил Сима несколько эпизодов, в том числе и тот, как мы в один день с ним получили писательские билеты, – давай совпадать дальше. Но, старик, сроки чудовищно сжатые. Сможешь за неделю не только подобрать команду, но выпустить номер?

– Смогу, – сказал я. – У Матвеевой лежит готовый номер по Горькому, который я собрал.

– А из «Литературки» можешь не уходить, – сказал Соловейчик. – Работай у меня по договору. Впрочем, действуй, как тебе будет удобней.

У него я проработал до самой его смерти – 18 октября 1996 года. И потом ещё девять лет.

Мне очень нравится его книга «Учение с увлечением». Нравится, начиная с самого названия: без увлечения учение превращается в мучение. Поэтому я ценил работы своего старшего товарища, понявшего такую простую и такую почему-то недоступную чиновникам от образования истину.

Есть такое понятие: душеполезное чтение. Вот к нему и относятся работы Симона Львовича, любившего детей, знавшего детскую психологию, умевшего передать другим педагогам свою страсть: учить с увлечением!

2 ОКТЯБРЯ

С творчеством Сергея Сергеевича Заяицкого (родился 2 октября 1893 года) меня познакомил Сергей Дмитренко, работавший моим заместителем в газете «Литература», которую я тогда возглавлял. Дмитренко вообще очень начитанный человек. Я благодарен ему за приобщение к этому талантливому писателю.

Близкий приятель Булгакова, Заяицкий тоже показывал абсурд окружавшей его советской жизни. Тоже прекрасно владел языком, юмором, умением описывать фарсовые ситуации. И при этом нисколько не походил на Булгакова. Работал в другом – небулгаковском – жанре трагикомедии.

Своему «Жизнеописанию Степана Александровича Лососинова» (1928) он ставит подзаголовок «трагикомическое сочинение». Эпитетом «трагикомический» обозначены некоторые его рассказы. Но даже если бы и не было этих авторских подсказок в определении любимого жанра Заяицкого, мы бы не ошиблись: привычные понятия в его творчестве часто отказываются быть привычными, становясь необычными.

Подобный художественный приём он демонстрировал ещё в ранних своих стихах:

Что задумался? – ВиноВ кубке искрится и блещет,Посмотри лишь, как оноНа огне огнём трепещет.Ты задумался о ней,О, патриций благородный?Об огне её очей,Речи лёгкой и свободной?Не грусти – любовь пройдёт,И в вине огня довольно,И вино не хуже жжёт,Только сладко, а не больно!

Здесь Заяицкому 17 лет. Для юноши такое осмысление любви странно. Тем более фактическая её дезавуация: убеждённость в том, что «любовь пройдёт», призыв пренебречь ею ради того, что тоже «жжёт, только сладко, а не больно!».

Разумеется, говоря о трагикомедии, я не имею в виду детские вещи Заяицкого, которого некогда известный критик Я. Рыкачёв точно назвал «Ричардсоном русской литературы для подрастающего поколения». И в самом деле – «Морской волчонок», «Африканский гость», «Вместо матери», «Найденная», «Внук золотого короля», «Шестьдесят братьев», «Псы господни», «Великий перевал», «Рассказы старого матроса», – это, с одной стороны, приключенческие реалистические книги, но с другой – их добродетельный герой действительно родственен классицистическому Грандисону – главному персонажу Ричардсона.