Зигмунд Фрейд - Оговорки Страница 4

Платой за культурный прогресс является убыток счастья вследствие роста чувства вины.

Мы уже давно утверждали, что ядром так называемой совести является «социальный страх».

Люди говорят о денежных вопросах с той же лживостью, что и о сексуальных проблемах. В психоанализе и то и другое необходимо обсуждать с одинаковой откровенностью.

Когда старая дева заводит собачку, а старый холостяк коллекционирует статуэтки, то таким образом первая компенсирует отсутствие супружеской жизни, а второй создает иллюзию многочисленных любовных побед. Все коллекционеры – своего рода Дон Жуаны.

Сначала уступают на словах, а потом мало-помалу и на деле.

Нет ничего дороже, чем болезнь и ее игнорирование.

Любовь и работа – вот краеугольные камни нашей человечности.

Любящий многих – знает женщин, любящий одну – познает любовь.

Маленький ребенок еще не знает глубокой бездны между человеком и животным, и высокомерие, с которым человек относится к животному, развивается у него позже.

Люди более моральны, чем они думают, и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить.

Люди, в общем и целом, переживают свою современность как бы наивно, не отдавая должное ее глубинному содержанию.

Ужасно, когда два любящих сердца не способны найти ни достойной формы, ни времени для ласковых слов. Они как бы берегут нежность на случай неожиданной беды, болезни, когда сама ситуация вынудит их к этому. Не надо скупиться на нежность. Чем более тратишь ее, тем более она обоюдно восполняется. Если о нежности забывают, то незаметно утрачивается душевная связь, и отношения супругов бывают подобны в таком случае ржавому замку. Вроде бы и есть замок, да как его откроешь, если весь заржавел?

Неврозы являются карикатурами на великие социальные продукты искусства, религии и философии. Истерия представляет собой карикатуру на произведение искусства, невроз навязчивости – карикатуру на религию, параноидальный бред – карикатурное искажение философской системы.

Люди в целом неискренни в сексуальных вопросах. Они не демонстрируют открыто свою сексуальность, а прячут ее, надевая на себя плотное пальто, сшитое из материи под названием «ложь», как будто в мире сексуальных отношений стоит плохая погода.

Нельзя обойтись без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и индивидуальные представители масс поощряют друг в друге вседозволенность и распущенность.

Мазохист хочет, чтобы с ним обращались как с маленьким, беспомощным и зависимым, но главное – как со скверным ребенком.

Маленький ребенок аморален, у него нет никаких внутренних торможений против стремления к удовольствию.

Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых они не могут жить.

Мастурбация – одна из основных обителей, «первичная зависимость». Последующие зависимости – от алкоголя, табака, морфия – лишь ее заменители.

Мир фантазии представляет собой «щадящую зону», которая создается при болезненном переходе от принципа удовольствия к принципу реальности.

Люди знают, что обрели контроль над силами природы до такой степени, что с их помощью они без труда могли бы истребить друг друга до последнего человека. Большая часть их беспокойства и несчастья вытекает именно из этого.

Многие загадки любовной жизни взрослых людей обусловлены лишь утрированием моментов инфантильной любви.

Многим из нас было бы тяжело отказаться от веры в то, что в самом человеке пребывает стремление к усовершенствованию, которое привело его на современную высоту духовного развития и этической сублимации и от которого нужно ожидать, что оно будет содействовать его развитию до сверхчеловека. Но я лично не верю в существование такого внутреннего стремления и не вижу никакого смысла щадить эту приятную иллюзию. Прежнее развитие человека кажется мне не требующим другого объяснения, чем развитие животных, и то, что наблюдается у небольшой части людей в качестве постоянного стремления к дальнейшему усовершенствованию, легко становится понятным как последствие того вытеснения влечений, на котором построено самое ценное в человеческой культуре.

Национальный характер – это конденсат истории народа.

Многие ценные для нас культурные завоевания были достигнуты за счет сексуальности, точнее, в результате ограничения сил сексуального влечения.

Муж – почти всегда лишь заменитель любимого мужчины, а не сам этот мужчина.

Мы все в глубине души считаем, что у нас есть основания быть в обиде на судьбу и природу за ущерб, как врожденный, так и нанесенный нам в детстве; все мы требуем компенсаций за оскорбления, нанесенные в наши юные годы нашему самолюбию. Отсюда проистекает претензия на исключение, на право не считаться с теми сомнениями и опасениями, которые останавливают остальных людей.

Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его.

Мы выбираем друг друга не случайно. Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании.

Мы живем в очень странное время и с удивлением отмечаем, что прогресс идет в ногу с варварством.

Убеждения приобретаются не так легко, а если к ним приходят без труда, то они скоро теряют свою значимость и оказываются не способными к сопротивлению.

На психоанализ возлагается непосильная ноша, если от него требуют, чтобы он реализовал в каждом его драгоценный идеал.

Мы не всегда свободны от ошибок, по поводу которых смеемся над другими.

Мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим, и никогда так безнадежно несчастны, как тогда, когда теряем объект любви или его любовь.

Мы стремимся в большей степени к тому, чтобы отвести от себя страдания, нежели к тому, чтобы получить удовольствие.

Нам хочется существовать, мы боимся небытия, и поэтому выдумываем прекрасные сказки, в которых сбываются все наши мечты.

Неизвестная цель, ждущая нас впереди, полет души, рай, бессмертие, Бог, перевоплощение – все это иллюзии, призванные подсластить горечь смерти.

Мышление представляет собой пробное действие с использованием малых количеств энергии, схожее с передвижением маленьких фигур на карте, прежде чем полководец приведет в движение свои многочисленные войска.

Мы находим жизнь слишком трудной для нас; она навлекает слишком много боли, череду разочарований, неосуществимые задачи. Мы не можем обойтись без успокоительных средств.

Намерение насильственно и одним ударом опрокинуть религию, несомненно, абсурдное предприятие. Прежде всего потому, что оно бесперспективно. Верующий не позволит отнять у себя свою веру ни доводами разума, ни запретами.

Наряду с житейской необходимостью любовь – великая воспитательница; любовь близких побуждает несложившегося человека обращать внимание на законы необходимости с тем, чтобы избежать наказаний, связанных с нарушением этих законов.

Наука не иллюзия. Иллюзией была бы вера, будто мы еще откуда-то можем получить то, что она не способна нам дать.

Достоевского можно определить следующим образом: особенно сильная бисексуальная предрасположенность и способность с особой силой защищаться от зависимости от чрезвычайно сурового отца.

Невроз не отрицает реальности, он только не хочет ничего знать о ней; психоз же отрицает ее и пытается заменить ее. Нормальным или «здоровым», мы называем такое отношение, которое объединяет определенные черты обеих реакций, которое также мало отрицает реальность как невроз, но которое также стремится изменить ее как психоз.

Наука не является откровением, ей с самого начала не присущ характер чего-то определенного, неизменного, безошибочного, чего так страстно желает человеческое мышление.

Ничего не бывает случайного, все имеет первопричину.

Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и глупость.

Любой остроте требуются свои собственные слушатели, а смех над одной и той же остротой – признак далекоидущего психического сходства.