Драко наносит ответный удар - Al Azar Страница 4

Выдвинувших обвинение не устраивало «Нет», «Не участвовал» и «Не знаю». Что еще мог ответить мальчик, которому едва исполнилось двенадцать, на вопросы, какой ритуал он использовал, кто его сообщники и тому подобный бред?

Трагикомедия затянулась до вечера, но Драко не замечал голода и усталости. Он помнил, как быстро упекли за решетку родителей, и если отец был виновен, то мать точно попала под раздачу. С таким настроем министра он тоже может туда отправиться и будет, насколько он знал, не единственным несовершеннолетним, там оказавшимся. Так что для оптимизма повода не было.

Наконец действо стало напоминать выражение «Наша песня хороша, начинай сначала». Авроры твердили, что у Малфоев — семейное дело и фамильный талант возрождать темных волшебников, представители Драко упорствовали, жонглируя словами. Ни та, ни другая сторона не использовали никаких фактов. У мракоборцев их просто не было, только чей-то донос да тело Квиррелла. Дамблдор не желал вовлекать в расследование нужную ему фигуру черноволосой пешки с зелеными глазами, про которую думали, что это король, поэтому был уклончив в защите слизеринца.

Наконец Снейп предложил дать мальчику Веритасерум. После непродолжительных препирательств взрослых Малфою дали выпить стакан воды с несколькими каплями зелья, пришедшийся очень кстати. Ожидаемо, его ответы подтвердили его полную невиновность. По возвращении в Хогвартс через камин в кабинете директора, Драко ожидала торжественная встреча у горгульи. От встречающих его затошнило.

Глава 3. Голова, два уха

Из Аврората вернулись в Хогвартс через камин в кабинете директора. Снейп по просьбе последнего задержался, и Малфой пошел в слизеринское общежитие один. У горгульи Драко ожидала торжественная встреча. От встречающих его затошнило.

Облаченные в наволочки и полотенца хогвартские домовики, штук десять-пятнадцать, стояли хаотично перемещающейся кучкой за спиной Великого и не менее, если не более, Ужасного Добби. В ручонках одни держали разную кухонную утварь, другие — жаб. Сам Добби вооружился двумя крышками от кастрюль.

Завидев Драко, домовик рода Малфоев (а домовики, как алкоголики, бывшими не бывают), отпустивший сам себя на свободу, взвизгнул от нетерпения и провозгласил:

— Бывшего плохого хозяина Драко отпустили! Хоть бывший плохой хозяин и отец бывшего плохого хозяина — очень плохие волшебники, Добби и остальные, — домовик показал ручонкой куда-то назад, — пришли встречать и поддержать. Начали!

В честь наследника Малфоя зазвучала приветственная музыка. Как её понимали домашние эльфы, разумеется. Добби принялся неистово колотить крышками друг о друга, другие домовики поддержали его, звеня и стуча утварью, а принесшие жаб приподняли своих певуний, чтобы те всласть поквакали. Зеленые страдалицы были единственными в этом компании, в чьих глазах угадывался интеллект.

От стыда Драко готов был провалиться ниже слизеринских подземелий. Опасливо покосившись в сторону кабинета директора, чтобы удостовериться, не идет ли Северус, Малфой, тараня стаю домовиков, дал ходу. Не хватало еще, чтобы крестный увидел его в такой позорной ситуации.

Свихнувшийся эльф Добби к этому времени уже успел стать новой знаменитостью Хогвартса, не хуже Кровавого Барона или Серой Дамы. Однако, в отличие от вышеупомянутых, его рейтинг благонадежности плавно, но быстро упал до уровня Пивза. И потенциал еще имелся.

Малфою эльф первое время не докучал, если не считать смутное беспокойство, которое испытывал Драко при любом упоминании этой бестии. Для любого чистокровного домовик все так же принадлежал его семье, будь сам Добби трижды чокнутым, взбрендившим, двинутым и тронувшимся. А за промахи эльфов перед другими волшебниками краснели хозяева. Мальчик очень боялся, что о принадлежности этого ходячего бедствия узнают не только его друзья, но и остальные чистокровные ученики.

Началось с того, что принятый на работу самим директором Эльф-Который-Освободился стал появляться сначала время от времени, а потом практически постоянно среди студентов. И делал он это не под невидимостью, а во всей своей аляповатой красе. Добби был добрым домовиком и приходил, чтобы помочь ученикам. Однако результаты его помощи по качеству не сильно уступали его стараниям в Малфой-мэноре, а порой и превосходили — опыт, знаете ли. Как итог, после нескольких жалоб домовику запретили проявлять инициативу и поставили помогать другим хогвартским ушастикам.

Но это были только цветочки. Широкая натура Добби требовала эпических деяний. Даже оставшись у других слуг на подхвате, неугомонный эльф нес в массы студентов доброе и вечное.

Для разминки Добби, попавший в хогвартскую прачечную, покрасил абсолютно все вещи студентов, бывшие там в тот момент, в ярко-красный цвет, столь им любимый. Исключительно чтобы сделать всем хорошо, даже слизеринцам. Заметившие слишком поздно беду другие работники не смогли удалить краску. Пришлось звать профессоров, которые отнеслись к проблеме как к научному изысканию, но не преуспели. Все-таки Добби — не простой домовик.

Добби запретили трогать одежду учеников (Хогвартс в кои-то веки выплатил компенсацию на новую одежду и белье); Добби стал подручным. К сожалению, трудолюбивые домовики нечасто нуждались в его помощи, что оставляло все так же жаждущему деятельности, а возможно, и признания, пролетарию слишком много свободного времени. И он им воспользовался.

Изнывающий от желания проявить себя домовик решил помочь с налаживанием учебного процесса, да не кому-нибудь, а профессору Бинсу. Во время одного из уроков, где старшекурсники грифов и слизней мирно спали на своих ненаписанных конспектах, невидимый Добби притащил и поставил у доски, за спиной у ничего не замечающего учителя, доспехи. Ученики сначала тоже ничего не заметили; те, кто все же бодрствовал, нашли себе занятия поинтереснее, чем пялиться на призрачного любителя гоблинов.

Один доспех, по скромному мнению Добби, мало тянул на масштаб войны, описываемой в тот момент учителем, и домовик принес еще. И еще. А вот следующий доспех упал на уже стоящие. Грохот падения едва не развоплотил душку Катберта, а студенты, заснувшие под рассказы о кровожадности зеленошкурых, по пробуждении с перепугу решили, что на них напали.