Научи меня всему (СИ) - "Cold February" Страница 44

Сиф в шоке открывает и закрывает рот. Она все это знает. Все это знает. Но услышав в лицо, внутренне делается окончательно раскрошенной в пыль. Его слова ранят. Ранят не хуже любимых кинжалов. Пожалуй, даже в разы сильнее.

— Зачем ты явился? — холодно вопрошает Тор.

Локи хмыкает, отмечая в брате новые черты: безразличие и сухость. Интересно. Все-таки власть идет ему на пользу…

— Наконец-то кто-то решил начать задавать правильные вопросы, — ерничает он и с наигранной благодарностью склоняет голову. — Спасибо, Ваше Величество.

— У тебя еще хватает нахальства на свои шутки?

— Я полностью серьезен, брат, — изумрудные глаза суживаются, принимая прямое зрительное взаимодействие с одним голубым. — Я хочу, чтобы ты знал: я не в восторге от того, что женщина, запавшая мне в душу, оказалась твоей дочерью. Этого, — намекает он на ее происхождение, — я не выбирал.

— Зачем ты явился, Локи? — все так же холодно повторяет Тор.

Локи рвано усмехается. Сразу к сути, значит?.. Ну что ж…

— Я пришел не как твой брат. И не как царь Йотунхейма. Я пришел как ас. И я прошу руки твоей дочери.

То, как ошарашенно округляются глаза Сиф, уже заранее говорит ему, что она будет против. Ожидаемо. А вот Тор… его взгляд неясен. В нем, бесспорно, отменная доля потрясения, гнева, боли, обиды. Но есть там и что-то еще. Что-то, что было там всегда, но немного в другом ключе. Локи внезапно вздергивает внутри от осознания. Понимание. Он читает в одном единственном глазе брата столь присущее тому понимание. В тернистой душе закрадывается кроха надежды. Локи вздымает голову вверх и говорит:

— Твое слово, царь Асгарда.

Тор хмурится и до боли сжимает челюсти. На секунду скашивает взгляд на доселе держащих молчание старейшин. Невольно проходится по замеревшей в ожидании супруге. Тор говорит:

— Нет.

***

Прошла неделя с того момента, как все в жизни Сигюн повалилось в бездну отчаяния. Повалилось тем, чего она так трепетно ждала, — инициацией. Это какая-то злая ирония…

Сигюн устало выдыхает, даже не пытаясь встать с кровати. Хотя уже давно бы пора это сделать. Она медленно и лилейно проводит пальцем по древку черного лука, спрятанного под одеялом. Натягивает и отпускает тетиву, слушая дребезжащий звук. Никто не навещал ее с самого момента заточения. Ни отец, ни мать. Про Локи и речь не ведется. Сигюн видит только надзирательниц в виде валькирий, что сменяют друг друга, как сторожевые дворняги, у дверей в передней и камеристок, приходящих одеть, раздеть, накормить. Больше формальность и обязанность, чем визиты. Ни у одной из них Сигюн не осмелилась бы спросить, как прошла встреча Локи с ее отцом и матерью. А главное: чем та закончилась.

Чувство сумасшедшего беспокойства просто съедает изнутри. Неопределенность не дает нормально дышать. А неведение — спать.

Все дни сейчас — просто зацикленные повторы в пучине терзаний и стенания сердца. Глубоко внутри обстоятельства поселяют рой пчел, с упорным рвением запасающих в нервных клетках патоку из негатива.

Двери спальни ожидаемо растворятся в отведенное время — пунктуальность, вымуштрованная веками. Все вновь идет по кругу. Как скучно… Все эти водные процедуры, лесть и увещевания, попытки разговорить ее. Естественно, тщетные. Чья она ученица в конце концов? Сигюн видит невооруженным глазом, как каждая из камеристок время от времени обменивается с другими взглядами и какими-то ехидными улыбками. Она неожиданно жестом останавливает девушку, принявшуюся укладывать рыжие кудри в прическу. Сигюн все это опостылело.

— Хватит. — Она все равно никуда не выйдет из этих четырех стен. Зачем вообще наряжаться?! — Оставьте меня.

Дверь спальни хлопает, и Сигюн опускает на руки голову, зарываясь пальцами в волосы.

— Что, тошно?

Знакомый голос с извечно веселыми нотками заставляет подскочить. Она почти что не верит своим глазам, на эмоциях подлетая и стискивая в объятиях подругу.

— Брунгильда! Ты не представляешь, как я рада тебя видеть!

— Да представляю… — та невесело усмехается. — У тебя тут почти что тюрьма.

Сигюн с неожиданным напором вцепляется ей в предплечья. Заглядывает в карие глаза с мольбой и надеждой.

— О-о-о… не смотри так на меня! — предупреждающе поднимает палец вверх Брунгильда.

— Пожалуйста! Я же знаю, что он был во дворце. Просто скажи мне, что с ним все в порядке!

Валькирия раздосадованно воздымает лицо к потолку с тихим стоном. «Рада ее видеть», значит?.. Хотя желание влюбленной девчушки понятно. И почему нужно вечно оказываться между двух огней? Сиф послала ее как миротворца проверить все ли хорошо с дочерью, которую сама же и заперла. В чем тут смысл? Почему бы просто не прийти самой и наконец-то уже не помириться?! Брунгильда отстраняется и усаживается на ближайшее кресло. Достает флягу и делает глубокий глоток. Она нехотя говорит:

— В порядке твоя рогатая любовь. Приходил с наглой рожей, просил твоей руки. Наши царь с царицей ему, естественно, отказали. Потом Лакей получил от Тора пинок под мягкое место в свои льды. Конец рассказа.

— Льды?.. — непонимающе переспрашивает Сигюн, мысленно все еще отходя от того, что Локи заочно сделал ей предложение.

— А, да… еще из последних новостей: Локи, сын Лафея, официально взошел на трон Йотунхейма. Сама немного в шоке, если честно… Я даже не знала, что он йотун, — она с шутливо расширенными глазами и вздернутыми бровями пригубляет забористую настойку. — Именно из-за этого ему и не снесли голову в первые же минуты, кстати.

— Ясно… — медленно проговаривает Сигюн, переваривая информацию. Благодарно кивает и отводит взор в сторону. — Спасибо.

— Да не за что… — Брунгильда секунду колеблется. Стискивает челюсть и вертит головой, прикрывая глаза и себя проклиная. Глухо рычит и спрашивает с наигранной непринужденностью: — Мне просто интересно… Ты бы согласилась? Предложение, — уточняет она, ловя непонимающий взгляд.

— Я люблю его, — с невеселым смешком молвит Сигюн. — Сама-то как думаешь?

Она коротко вскрикивает, когда ей в голову прилетает тяжелая черная ткань, запутывая в своих пологах новоприобретенную жертву. Сигюн откидывает материю с лица и сводит брови. Недоуменно интересуется, вертя неопознанную вещь в руках:

— Что это?

— Мантия, — безразлично пожимает плечами Брунгильда. — Ты собираешься бежать к своему трикстеру или нет?

Вначале Сигюн кажется, что она ослышалась. Но мантия как подтверждение все еще покоится в руках. Она застывает в неверии. Тупо прожигает подругу взглядом.

— Но… почему?..

— Потому что с самого начала видела все с независимой позиции.

Брунгильда хмыкает и обводит взглядом маленькую бедную затерроризированную девочку. Девочку, в которой бушует огонек для чего-то большего, чем просто сидения в клетке из своей комнаты. Тот огонек, который бы валькирия с удовольствием разожгла, вступи маленькая царевна в Валькириор. Но шутница-судьба решает иначе.

— Послушай… я прожила намного больше, чем Тор или Лакей. Или Сиф. Мне никогда особо не было интересно, какая и чего я богиня. Я всегда была просто одним из воинов Одина. Но я точно знаю, что божественное предназначение выносится норнами не просто так. И от него никуда не деться. Это то, что изменить нельзя, как нельзя изменить тот факт, что ты влюблена. Возможно, не в того в кого надо, — она, кривясь, покачивает головой, — но факт остается фактом. Я не знаю Лакея так хорошо, как твой отец с матерью, но точно смогу сказать, что за последние годы он довольно изменился. В лучшую сторону. Наверно… — как-то неопределенно хмурится Брунгильда и делает жадный глоток. — Хотя после визита к Фрейе мне таки хотелось прибить его.

— Постой… что?! — Сигюн вытягивает лицо в полном изумлении, наталкиваясь на хитрый прищур.

— Ой, брось. Ты же сама мне обо всем рассказала. Я что, по-твоему, идиотка? О ком ты мне разбалтываешь, было ясно с самого начала.

— Что п-правда?..

— Ага, — она поигрывает бровями и весело фыркает. Оленье выражение лица девчушки бесценно.